Неточные совпадения
Клим выпустил обидчика,
Обидчик
сел на бревнышко,
Платком широким клетчатым
Отерся и
сказал:
— Твоя взяла! и диво ли?
«А сам небось молчишь!
Мы не в тебя, старинушка!
Изволь, мы
скажем: видишь ли,
Мы ищем, дядя Влас,
Непоротой губернии,
Непотрошеной волости,
Избыткова
села...
«Не все между мужчинами
Отыскивать счастливого,
Пощупаем-ка баб!» —
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
В
селе Наготине
Сказали, как отрезали:
«У нас такой не водится,
А есть в
селе Клину:
Корова холмогорская,
Не баба! доброумнее
И глаже — бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрену Тимофеевну,
Она же: губернаторша...
Нахохотавшись досыта,
Помещик не без горечи
Сказал: «Наденьте шапочки,
Садитесь, господа...
Прилетела в дом
Сизым голубем…
Поклонился мне
Свекор-батюшка,
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы послушайте.
Что
скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня, —
Кто добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
Выступил тут вперед один из граждан и, желая подслужиться,
сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно,
сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а до обеда все еще много времени остается.
— Ну, ты хоть сюда
сядь, —
сказал он Левину.
— Ах, как он мил, не пугайте его! — неожиданно
сказала Кити, глядя на воробья, который
сел на перила и, перевернув стерженек малины, стал клевать его.
— Со мной? —
сказала она удивленно, вышла из двери и посмотрела на него. — Что же это такое? О чем это? — спросила она
садясь. — Ну, давай переговорим, если так нужно. А лучше бы спать.
— Извольте
садиться, мы сюда потеснимся, —
сказала она ему.
— Поди узнай, что такое, —
сказала она и с спокойною готовностью на всё, сложив руки на коленах,
села на кресло. Лакей принес толстый пакет, надписанный рукою Алексея Александровича.
— Да, это очень дурно, —
сказала Анна и, взяв сына за плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика, посмотрела на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, —
сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки сына,
села за приготовленный с кофеем стол.
— Да после обеда нет заслуги! Ну, так я вам дам кофею, идите умывайтесь и убирайтесь, —
сказала баронесса, опять
садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. — Пьер, дайте кофе, — обратилась она к Петрицкому, которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий, не скрывая своих отношений с ним. — Я прибавлю.
— Да, они хотели к тебе ехать. Ну, как тебе понравился Левин? —
сказал он,
садясь подле нее.
— О нет, —
сказала Кити и
села к столу.
— Слушаю-с, — ответил Василий и взялся за голову лошади. — А уж
сев, Константин Дмитрич, —
сказал он заискивая, — первый сорт. Только ходить страсть! По пудовику на лапте волочишь.
— Ты гулял хорошо? —
сказал Алексей Александрович,
садясь на свое кресло, придвигая к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа заметил это.
— Я? не буду плакать… Я плачу от радости. Я так давно не видела тебя. Я не буду, не буду, —
сказала она, глотая слезы и отворачиваясь. — Ну, тебе одеваться теперь пора, — оправившись, прибавила она, помолчав и, не выпуская его руки,
села у его кровати на стул, на котором было приготовлено платье.
— Нет, постойте, —
сказала она, схватывая его за рукав. — Постойте,
садитесь.
— Так за Березовым Долом рассевают клевер? Поеду посмотрю, —
сказал он,
садясь на маленького буланого Колпика, подведенного кучером.
— Что? подкрепляешься на работу? —
сказал пухлый офицер,
садясь подле него.
— Пожалуйста, пожалуйста, не будем говорить об этом, —
сказал он,
садясь и вместе с тем чувствуя, что в сердце его поднимается и шевелится казавшаяся ему похороненною надежда.
«Как же я останусь один без нее?» с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, —
сказал он,
садясь к столу. — Я давно хотел спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные глаза.
— Ну, ну, как мы прежде сидели, —
сказала Анна Аркадьевна,
садясь на свое место.
— Хорошо доехали? —
сказал сын,
садясь подле нее и невольно прислушиваясь к женскому голосу из-за двери. Он знал, что это был голос той дамы, которая встретилась ему при входе.
— Ну вот, теперь мы
сядем спокойно, —
сказала графиня Лидия Ивановна, с взволнованною улыбкой поспешно пролезая между столом и диваном, — и поговорим за нашим чаем.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене
садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и
скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна»,
сказала она себе и, не снимая шляпы,
села на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными глазами на бронзовые часы, стоявшие на столе между окон, она стала думать.
— Это можно, —
сказал Рябинин,
садясь и самым мучительным для себя образом облокачиваясь на спинку кресла. — Уступить надо, князь. Грех будет. A деньги готовы окончательно, до одной копейки. За деньгами остановки не бывает.
— Однако надо написать Алексею, — и Бетси
села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, —
сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
— Нет, лучше поедем, —
сказал Степан Аркадьич, подходя к долгуше. Он
сел, обвернул себе ноги тигровым пледом и закурил сигару. — Как это ты не куришь! Сигара — это такое не то что удовольствие, а венец и признак удовольствия. Вот это жизнь! Как хорошо! Вот бы как я желал жить!
— Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, —
сказала она,
садясь подле него к своему кофею. — Ничего нет ужаснее этих chambres garnies. [меблированных комнат.] Нет выражения лица в них, нет души. Эти часы, гардины, главное, обои — кошмар. Я думаю о Воздвиженском, как об обетованной земле. Ты не отсылаешь еще лошадей?
«Нет, надо опомниться!»
сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он
сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
— О, да, я не хотела вам мешать, — нежно глядя на него,
сказала Лидия Ивановна, —
садитесь с нами.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и доктора
сказали, что есть надежда. В этот день Алексей Александрович вышел в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь,
сел против него.
— Оставь меня в покое, ради Бога! — воскликнул со слезами в голосе Михайлов и, заткнув уши, ушел в свою рабочую комнату за перегородкой и запер за собою дверь. «Бестолковая!»
сказал он себе,
сел за стол и, раскрыв папку, тотчас о особенным жаром принялся за начатый рисунок.
— Ах, оставьте, оставьте меня! —
сказала она и, вернувшись в спальню,
села опять на то же место, где она говорила с мужем, сжав исхудавшие руки с кольцами, спускавшимися с костлявых пальцев, и принялась перебирать в воспоминании весь бывший разговор.
―
Сядьте! мне нужно говорить с вами, ―
сказал он, положив портфель под мышку и так напряженно прижав его локтем, что плечо его поднялось.
— Блаженны миротворцы, они спасутся, —
сказала Бетси, вспоминая что-то подобное, слышанное ею от кого-то. — Ну, так
садитесь, расскажите, что такое?
— Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, —
сказала Дарья Александровна,
садясь подле нее. — Мне хочется поговорить с тобой.
И,
сказав эти слова, она взглянула на сестру и, увидев, что Долли молчит, грустно опустив голову, Кити, вместо того чтобы выйти из комнаты, как намеревалась,
села у двери и, закрыв лицо платком, опустила голову.
Подождать! — обратился он к высунувшемуся в дверь помощнику, но всё-таки встал,
сказал несколько слов и
сел опять.
Она молча
села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом
сказать ей это. Но ему очень трудно было не
сказать более, а
сказать только это. Он открыл рот, чтобы
сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно
сказал совершенно другое.
Заседание уже началось. У стола, покрытого сукном, за который
сели Катавасов и Метров, сидело шесть человек, и один из них, близко пригибаясь к рукописи, читал что-то. Левин
сел на один из пустых стульев, стоявших вокруг стола, и шопотом спросил у сидевшего тут студента, что читают. Студент, недовольно оглядев Левина,
сказал...
— Да, очень весело было, папа, —
сказал Сережа,
садясь боком на стуле и качая его, что было запрещено. — Я видел Наденьку (Наденька была воспитывавшаяся у Лидии Ивановны ее племянница). Она мне
сказала, что вам дали звезду новую. Вы рады, папа?
— Это не родильный дом, но больница, и назначается для всех болезней, кроме заразительных, —
сказал он. — А вот это взгляните… — и он подкатил к Дарье Александровне вновь выписанное кресло для выздоравливающих. — Вы посмотрите. — Он
сел в кресло и стал двигать его. — Он не может ходить, слаб еще или болезнь ног, но ему нужен воздух, и он ездит, катается…
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил на голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять
сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и
сказал...
— У нас теперь идет железная дорога, —
сказал он, отвечая на его вопрос. — Это видите ли как: двое
садятся на лавку. Это пассажиры. А один становится стоя на лавку же. И все запрягаются. Можно и руками, можно и поясами, и пускаются чрез все залы. Двери уже вперед отворяются. Ну, и тут кондуктором очень трудно быть!
«Впрочем, это дело кончено, нечего думать об этом»,
сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о предстоящем отъезде и деле ревизии, он вошел в свой нумер и спросил у провожавшего швейцара, где его лакей; швейцар
сказал, что лакей только что вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю,
сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
Со всеми поздоровавшись и
сказав несколько слов, он
сел, ни разу не взглянув на не спускавшего с него глаз Левина.