Неточные совпадения
Косые лучи солнца были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый сапог, полный
воды, был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями
скатывался пот; во рту была горечь,
в носу запах пороха и ржавчины,
в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя было дотронуться, так они разгорелись; сердце стучало быстро и коротко; руки тряслись от волнения, и усталые ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и стрелял.
Это было смешно и непонятно: наверху,
в доме, жили бородатые крашеные персияне, а
в подвале старый желтый калмык продавал овчины. По лестнице можно съехать верхом на перилах или, когда упадешь,
скатиться кувырком, — это я знал хорошо. И при чем тут
вода? Всё неверно и забавно спутано.
Как скоро рыба послышала, что
вода пошла на убыль, она начала
скатываться вниз, оставаясь иногда только
в самых глубоких местах и, разумеется, попадая
в расставленные снасти.
В водополье
вода везде одинакова: везде мутна и холодна, и рыба, обыкновенно обитающая
в теплой сравнительно
воде, поднимается вверх до самых холодных ключей; но при возвращении назад, если случайно что-нибудь захватит ее
в таких местах, где
вода для нее еще холодна, или, наоборот,
скатится она слишком низко, так что
вода для нее окажется уже тепла, — рыба или поднимется выше, или опустится ниже, только непременно отыщет сродную ей температуру.
Но как скоро дрогнет
вода, то есть пойдет на убыль, рыба поворачивает назад и с таким же стремлением
скатывается вниз, с каким до сих пор шла вверх, для чего немедленно бросается она из мелких мест
в глубокие, из разливов —
в материк.
Кое-где чернели корни кустов, освобожденные от сугробов; теплые лучи солнца, пронизывая насквозь темную чащу сучьев, озаряли
в их глубине свежие, глянцевитые прутики, как бы покрытые красным лаком; затверделый снег подтачивался
водою, хрустел, изламывался и
скатывался в пропасть: одним словом, все ясно уже говорило, что дуло с весны и зима миновала.
В каждом звуке:
в шорохе соломы, приподымаемой порывами ветра,
в шуме
воды, которая,
скатываясь с кровель, падала
в ближайшие лужи, поминутно слышались ему погоня и крики, звавшие на помощь.
К этому примешивался плеск волн, которые разбивались о плоты и берег, забегали
в кусты, быстро
скатывались назад, подтачивая древесные корни, увлекая за собой глыбы земли, дерну и целые ветлы;
в заливах и углублениях, защищенных от ветра,
вода, вспененная прибоем или наволоком, обломками камыша, прутьев, древесной коры, присоединяла ропот к яростному плесканью волн.
Это была громадная скала, стоявшая к верховьям реки покатым ребром, образуя наклонную плоскость, по которой
вода взбегала пенящимся валом на несколько сажен и с ужасным ревом
скатывалась обратно
в реку, превращаясь
в белую пену.
По сухому почти месту, где текла теперь целая река из-под вешняка, были заранее вколочены толстые невысокие колья; к этим кольям, входя по пояс
в воду, привязывали или надевали на них петлями морды и хвостуши; рыба, которая
скатывалась вниз, увлекаемая стремлением
воды, а еще более рыба, поднимавшаяся вверх по реке до самого вешняка, сбиваемая назад силою падающих волн, — попадала
в морды и хвостуши.
Рыба, которая шла сначала вверх, доходя до крутого падения
воды, отбивалась стремлением ее назад, а равно и та, которая
скатывалась из пруда вниз по течению (что всегда бывает по большей части ночью), попадала
в хвостуши, которые хотя не сплошным рядом, но почти перегораживали весь поток.
Но здесь было так же мрачно, как
в поле: темнота ночи сливала все предметы
в одну неопределенную, черную массу; слышно только было, как шипела
вода,
скатываясь с соломенных кровель на мокрую землю.
У Стивы — «чрезвычайная снисходительность к людям, основанная на сознании своих недостатков». Он «совершенно ровно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были». «Море добродушного веселья всегда волновалось
в душе Степана Аркадьевича». Неприятности и недоразумения
скатываются с его души, не проникая вглубь, как
вода с куска сливочного масла. «Все люди, все человеки, как и мы грешные: из чего злиться и ссориться?» — думает он.
Километрах
в семи от реки Гинугу на самом берегу моря стоит коническая сопка, своим внешним видом напоминающая сахарную голову. С правой стороны ее есть небольшой красивый водопад, а слева — широкая полоса прибоя, заваленная каменными глыбами. Некоторые из них
скатились в море, образовав нечто вроде маленькой бухточки, защищенной от волнения. Мы воспользовались ею и высадились на берег. Вандага велел вытащить лодки подальше от
воды на гальку. Здесь мы стали устраивать бивак.