Неточные совпадения
Было ему лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за
скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника,
отца Ионы, прожившего до ста пяти лет и о подвигах которого даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
В келье еще раньше их дожидались выхода старца два
скитские иеромонаха, один —
отец библиотекарь, а другой —
отец Паисий, человек больной, хотя и не старый, но очень, как говорили про него, ученый.
Михей Зотыч, наоборот, нисколько не удивился возвращению Галактиона.
Скитский старец попрежнему сидел в углу, и Галактион обрадовался, что он здесь, как живой посредник между ним и
отцом.
— Ты послушай-ка, вот я расскажу тебе про него, про нашего ке́рженского угодника, про
скитского молитвенника преподобного и богоносного
отца нашего Софонтия…
Посылай неоскудно
скитским отцам-матерям осетрину да севрюжину — несомненно получит тятенька во всех плутовствах милосердное прощение.
Оттого «перехожий» честнóй
отец после трапезы не пошел с матерями о
скитских делах соборовать, выпросился у Дементия на сенницу и там завалился спать-почивать после дела похмельного.
На небольшой полянке, середи частого елового леса, стоял высокий деревянный крест с прибитым в середине медным распятьем. Здесь, по преданью, стояла келья
отца Варлаама, здесь он сожег себя со ученики своими. Придя на место и положив перед крестом обычный семипоклонный нача́л, богомольцы стали по чину, и мать Аркадия, заметив, что
отец Иосиф намеревается начать канон, поспешила «замолитвовать». Не хотела и тут ему уступить, хоть по
скитским обычаям первенство следовало Иосифу, как старцу.
Все
скитские жители с умиленьем вспоминали, какое при «боярыне Степановне» в Улангере житие было тихое да стройное, да такое пространное, небоязное, что за раз у нее по двенадцати попов с Иргиза живало и полиция пальцем не смела их тронуть [В Улангерском скиту, Семеновского уезда, лет тридцать тому назад жил раскольничий инок
отец Иов, у которого в том же Семеновском уезде, а также в Чухломском, были имения с крепостными крестьянами.
Немало просьб, немало слез понадобилось, чтоб вымолить у
отца согласие на житье
скитское. И слышать не хотел, чтобы дочь его надела иночество.
Совсем одичала Марья Гавриловна, столько лет никого не видя, окроме
скитских стариц, приезжавших в Москву за сборами. Других женщин никого не позволялось ей принимать.
Отец с матерью померли, братнина семья далеко, а Масляников строго-настрого запретил жене с братом переписываться.
По
отце Дуня не соскучилась, к Дарье Сергевне давно охладела, Груню забыла, забыла и
скитских приятельниц.
На скамьях три невестки Евпраксии Михайловны, да с полдюжины
скитских матерей и канонниц, а у притолоки бродячий старец
отец Варлаам — здоровенный, долговязый парень лет тридцати пяти, искрасна-рыжий, с прыгающими глазками и редкой бородкой длинным клинышком.