Неточные совпадения
Наконец, помогая друг другу, мы торопливо взобрались на гору из последнего обрыва. Солнце начинало
склоняться к закату. Косые лучи мягко золотили зеленую мураву старого кладбища, играли на покосившихся крестах, переливались в уцелевших
окнах часовни. Было тихо, веяло спокойствием и глубоким миром брошенного кладбища. Здесь уже мы не видели ни черепов, ни голеней, ни гробов. Зеленая свежая трава ровным, слегка склонявшимся
к городу пологом любовно скрывала в своих объятиях ужас и безобразие смерти.
Она говорила, рыдая и взвизгивая, окруженная толпой своих приживалок и мосек, что скорее будет есть сухой хлеб и, уж разумеется, «запивать его своими слезами», что скорее пойдет с палочкой выпрашивать себе подаяние под
окнами, чем
склонится на просьбу «непокорного» переехать
к нему в Степанчиково, и что нога ее никогда-никогда не будет в доме его!
Четверть седьмого! Как долго еще приходилось ждать! Он снова зашагал взад и вперед. Солнце
склонялось к закату, небо зарделось над деревьями, и алый полусвет ложился сквозь узкие
окна в его потемневшую комнату. Вдруг Литвинову почудилось, как будто дверь растворилась за ним тихо и быстро, и так же быстро затворилась снова… Он обернулся; у двери, закутанная в черную мантилью, стояла женщина…
На
окнах были новые белые кисейные занавески с пышными оборками наверху и с такими же буфами у подвязей; посередине
окна, ближе
к ясеневой кроватке Мани, на длинной медной проволоке висела металлическая клетка, в которой порхала подаренная бабушкой желтенькая канарейка; весь угол комнаты, в котором стояла кровать, был драпирован новым голубым французским ситцем, и над этою драпировкою, в самом угле,
склоняясь на Манино изголовье, висело большое черное распятие с вырезанною из слоновой кости белою фигурою Христа.
Сначала взор ее прелестный
Бродил по синим небесам,
Потом
склонился к поднебесной
И вдруг… какой позор и срам!
Напротив, у
окна трактира,
Сидит мужчина без мундира.
Скорей, штабротмистр! ваш сертук!
И поделом… окошко стук…
И скрылось милое виденье.
Конечно, добрые друзья,
Такая грустная статья
На вас навеяла б смущенье;
Но я отдам улану честь —
Он молвил: «Что ж? начало есть».
Уже среди шумных воинских приготовлений день
склонялся к вечеру — и юная Ксения, сидя под
окном своего девического терема, с любопытством смотрела на движения народные: они казались чуждыми ее спокойному, кроткому сердцу!..
Лариса почти не оборонялась: это ей было и не под силу; делая усилия вырваться, она только плотнее падала в объятия Горданова. Даже уста ее, теперь так решительно желавшие издать какой-нибудь звук, лишь шевелились, невольно отвечая в этом движении поцелуям замыкавших их уст Павла Николаевича. Лара
склонялась все более и более на его сторону, смутно ощущая, что
окно под ней уплывает
к ее ногам; еще одно мгновение, и она в саду. Но в эту минуту залаяла собака и по двору послышались шаги.
С другой стороны на кучу выходило еще одно маленькое
окно. Это принадлежало другому, тоже секретному помещению, в которое входили со второго двора. Тут жили две или три «старицы»,
к которым ходили молиться раскольники иного согласия — «тропарники», то есть певшие тропарь: «Спаси, Господи, люди твоя». Я в тогдашнее время плохо понимал о расколе и не интересовался им, но как теперь соображаю, то это, должно быть, были поморцы, которые издавна уже «
к тропарю
склонялись».
Затем солнце стало
склоняться к западу, пошло вечереть; с частного парохода порывами легкого ветерка доносилось отрывками стройное пение. Митрополит опять сидел у открытого
окна рубки, а Брянчанинов долго-долго глядел молча вдаль и вдруг, как бы забывшись, забредил стихами Пушкина, которых знал наизусть чрезвычайно много…