Неточные совпадения
Локомотив снова свистнул, дернул вагон, потащил его дальше, сквозь
снег, но грохот поезда стал как будто
слабее, глуше, а остроносый — победил: люди молча смотрели на него через спинки диванов, стояли в коридоре, дымя папиросами. Самгин видел, как сетка морщин, расширяясь и сокращаясь, изменяет остроносое лицо, как шевелится на маленькой, круглой голове седоватая, жесткая щетина, двигаются брови. Кожа лица его не краснела, но лоб и виски обильно покрылись потом, человек стирал его шапкой и говорил, говорил.
Ярким зимним днем Самгин медленно шагал по набережной Невы, укладывая в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим
снегом; местами
снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим
слабым голосом...
Неясные, почти неуловимые ухом звуки наполняли сонный воздух; шум от полета ночной птицы, падения
снега с ветки на ветку, шелест колеблемой легким дуновением
слабого ветерка засохшей былинки — все это вместе не могло нарушить тишины, царившей в природе.
Наконец послышался лай собак, замелькали бледные дрожащие огоньки из крестьянских изб;
слабый свет их пробивался в наши окошечки, менее прежнего запушенные
снегом, — и мы догадались, что приехали в Багрово, ибо не было другой деревни на последнем двенадцативерстном переезде.
Вместе с этим
слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую избу старого рыбака, осветил все лица, все углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые лодки, полузанесенные
снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
— Простите, Иван Иваныч, я положу ноги на кресло, — сказал я, чувствуя, что от сильного утомления я не могу быть самим собой; я поглубже сел на диван и протянул ноги на кресло. После
снега и ветра у меня горело лицо и, казалось, всё тело впитывало в себя теплоту и от этого становилось
слабее. — У вас тут хорошо, — продолжал я, — тепло, мягко, уютно… И гусиные перья, — засмеялся я, поглядев на письменный стол, — песочница…
Поддавшись какому-то грустному обаянию, я стоял на крыше, задумчиво следя за
слабыми переливами сполоха. Ночь развернулась во всей своей холодной и унылой красе. На небе мигали звезды, внизу
снега уходили вдаль ровною пеленой, чернела гребнем тайга, синели дальние горы. И от всей этой молчаливой, объятой холодом картины веяло в душу снисходительною грустью, — казалось, какая-то печальная нота трепещет в воздухе: «Далеко, далеко!»
Те же стоны и кряхтенье стариков, не слезающих с остылых печей; тот же дым и вонь, а часто и
снег, пролезающий по углам с наружной стороны изб во внутреннюю; те же
слабые писки голых и еле живых ребят со вспухшими животами и красными от дыма глазами; но зимняя картина в орловской деревне никогда и не была другою…
Слышно
слабое неумолкаемое хрустение копыт u полозьев по
снегу и замирающее, когда мы едем по глубокому
снегу, звяканье колокольчиков.
Часа через два буря стала понемногу стихать. Ветер сделался
слабее, и промежутки затишья между порывами стали более удлиненными. Сквозь дымовое отверстие в крыше виднелось темное небо, покрытое тучами.
Снег еще падал, но уже чувствовалось влияние другой силы, которая должна была взять верх и успокоить разбушевавшуюся стихию, чтобы восстановить должный порядок на земле.
— Плохо, брат! Намедни весь день провалялся… Грудь ломит, озноб, жар… Жена говорит: прими хинины и не раздражайся… А как тут не раздражаться? С утра приказал почистить
снег у крыльца, и хоть бы тебе кто! Ни одна шельма ни с места… Не могу же я сам чистить! Я человек болезненный,
слабый… Во мне скрытый геморрой ходит.
Проехав с четверть часа, Альберт замолк, шляпа с него свалилась в ноги, он сам повалился в угол кареты и захрапел. Колеса равномерно скрипели по морозному
снегу;
слабый свет зари едва проникал сквозь замерзшие окна.
Медленно и грозно потянулся день за днем. Поднимались метели, сухой, сыпучий
снег тучами несся в воздухе. Затихало. Трещали морозы. Падал
снег. Грело солнце, становилось тепло. На позициях все грохотали пушки, и спешно ухали ружейные залпы, короткие, сухие и отрывистые, как будто кто-то колол там дрова. По ночам вдали сверкали огоньки рвущихся снарядов; на темном небе мигали
слабые отсветы орудийных выстрелов, сторожко ползали лучи прожекторов.
Но вот какой-то
слабый треск нарушил невозмутимую тишину — это упала в
снег последняя догоревшая ветка костра и зашипела.