Неточные совпадения
— Для людей? — спросил Белинский и побледнел. — Для людей? — повторил он и бросил свое место. — Где ваши люди? Я им скажу, что они обмануты; всякий открытый порок лучше и человечественнее этого презрения к
слабому и необразованному, этого лицемерия, поддерживающего невежество. И вы думаете, что вы свободные люди? На одну вас доску со всеми
царями, попами и плантаторами. Прощайте, я не ем постного для поучения, у меня нет людей!
Се
слабая картина всех пагубных следствий пышного
царей действия. Не блаженны ли мы, если возмогли укрыться от возмущения благонамерений наших? Не блаженны ли, если и заразе примера положили преграду? Надежны в благосердии нашем, надежны не в разврате со вне, надежны во умеренности наших желаний, возблагоденствуем снова и будем примером позднейшему потомству, како власть со свободою сочетать должно на взаимную пользу.
То по кремлевским стенам гуляли молодцы Стеньки Разина, то в огне стонали какие-то
слабые голоса, гудел царь-колокол, стреляла царь-пушка, где-то пели по-французски «Марсельезу».
Тут Ее проницательный взор открыл
слабые стороны человеческого сердца, опасности
Царей и хитрые способы, употребляемые лукавством для их обольщения: открытие важное для науки царствовать!
Беги, сокройся от очей,
Цитеры
слабая царица!
Где ты, где ты, гроза
царей,
Свободы гордая певица? —
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
— Я все, мне кажется, вижу. Робкие,
слабые намеки на что-то… Помнится, Достоевский говорит о вечном русском «скитальце» — интеллигенте и его драме. Недавно казалось, что вопрос, наконец, решен, скиталец перестает быть скитальцем, с низов навстречу ему поднимается огромная стихия. Но разве это так? Конечно, сравнительно с прежним есть разница, но разница очень небольшая: мы по-прежнему остаемся
царями в области идеалов и бесприютными скитальцами в жизни.
Россия сложилась в необъятное и темное мужицкое царство, возглавленное
царем, с незначительным развитием классов, с немногочисленным и сравнительно
слабым высшим культурным слоем, с гипертрофией охранительного государственного аппарата.
Выходец из Германии, даже изгнанник, как уверяет Карамзин, он явился в Москву и, как «иностранный ученый», легко снискал доступ к
царю, любившему и ласкавшему «заморских гостей», и вскоре сделался не только его постоянным доктором и астрологом, но прямо необходимым человеком, играя, как и прочие, но еще более искусно, на
слабой струне больной царской души: постоянно развивая в нем страх и подозрения, наушничая и клевеща на бояр и народ, дружа с опричниками, видевшими в этом «случайном басурмане» необходимого сообщника и опасного врага.
Вскочивший Николай Павлович быстро поддержал ее и бережно довел до стула, стоявшего в глубине церкви. В последней
царил таинственный полумрак, усугубляемый там и сям мерцающими неугасимыми лампадами, полуосвещающими строгие лица святых угодников, в готические решетчатые окна лил
слабый сероватый свет пасмурного дня, на дворе, видимо, бушевал сильный ветер, и его порывы относили крупные дождевые капли, которые по временам мелкою дробью рассыпались по стеклам, нарушая царившую в храме благоговейную тишину.
Афанасий Вяземский угождал
царю при всяком его настроении, изучив
слабые струны его души, и теперь, несмотря на то, что, отлично играя в шахматы, знал всегда все замыслы своего противника, умышленно делал неправильные ходы и проигрывал партию за партией.
Царь пришел почти в веселое расположение духа.
Сделал он это-де с целью устранения от престола наследника, думая войти в еще большую силу при вступлении на престол младшего сына
царя — Федора,
слабого здоровьем и не способного к государственному правлению.
Несмотря на такое ненормальное положение главы государства, несмотря на такую беспримерную в истории изолированность
царя от «земли»,
царь этот еще не
слабел в делах войн и внешней политики и еще продолжал являться с блеском и величием в отношении к другим державам.