Неточные совпадения
Наступает, за знойным днем, душно-сладкая, долгая ночь с мерцаньем в небесах, с огненным потоком под ногами, с трепетом неги в воздухе. Боже мой! Даром пропадают здесь эти ночи: ни серенад, ни вздохов, ни шепота любви, ни пенья соловьев! Только фрегат напряженно движется и изредка простонет да хлопнет обессиленный парус или под кормой плеснет
волна — и опять все торжественно и прекрасно-тихо!
Шепот ветра в моих ушах, тихое журчанье воды за кормою меня раздражали, и свежее дыханье
волны не охлаждало меня; соловей запел на берегу и заразил меня
сладким ядом своих звуков.
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком, —
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И
сладким пеньем
волнЕе приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его
волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, —
сладкий, дрожащий холод бежит по его телу и делает кожу жесткой и приподымает и шевелит волосы на голове.
Царь все ближе к Александрову.
Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые
волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой песок, льется из его глаз.
«Но вот, — печально думал Саша, — она чужая; милая, но чужая. Пришла и ушла, и уже обо мне, поди, и не думает. Только оставила
сладкое благоухание сиренью да розою и ощущение от двух нежных поцелуев, — и неясное волнение в душе, рождающее
сладкую мечту, как
волна Афродиту».
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего
волны. Все кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум
сладким ожиданием какого-то откровения.
А по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече, прыгая с камня на камень, точно ком упругих мускулов совсем без костей, — бежал к морю, улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек лицом, а встречу, в свежем воздухе утра, заглушая
сладкое дыхание проснувшихся цветов, плыл острый аромат, тихий говор
волн, — они цеплялись о камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, —
волны…
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают
волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся —
волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди
волн, — спит
сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые
волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
Вот поваленное дерево с высохшими иглами, вот черное пятно от костра. Припомнился пикник со всеми его подробностями, огонь, пение абхазцев,
сладкие мечты об архиерействе и крестном ходе… Черная речка от дождя стала чернее и шире. Дьякон осторожно прошел по жидкому мостику, до которого уже дохватывали грязные
волны своими гривами, и взобрался по лесенке в сушильню.
Слышатся в них и глухой, перекатный шум родных лесов, и тихий всплеск родных
волн, и веселые звуки весенних хороводов, и последний замирающий лепет родителя, дающего детям предсмертное благословение, и
сладкий шепот впервые любимой девушки, и нежный голос матери, когда, бывало, погруженная в думу о судьбе своего младенца, заведет она тихую, унылую песенку над безмятежной его колыбелью…
Вся отхлынувшая было радость снова жгуче-сладкой
волной затопила сердечко Дуни.
Что-то широкой
волной прилило к горлу, сдавило его, наполняя глаза теплыми и
сладкими слезами умиления.
И сверкало солнце. И мягко качались за окнами малахитово-зеленые
волны. На Катю музыка всегда действовала странно: охватывало
сладкое, безвольное безумие, и душа опьяненно качалась на колдовских
волнах, без сил и без желания бороться с ними.
Голос мой крепнет понемногу, волнение и страх заменяются
сладкою, захватывающею
волною. Какой-то быстрый вихрь подхватывает и уносит меня, заставляет забыть про все окружающее…
Он погрузился в одну мысль о Мариорице. Вся душа его, весь он — как будто разогретая влажная стихия, в которой Мариорица купает свои прелести. Как эта стихия, он обхватил ее горячей мечтой, сбегает струею по ее округленным плечам, плещет жаркою пеною по лебединой шее, подкатывается
волною под грудь, замирающую
сладким восторгом; он липнет летучею брызгою к горячим устам ее, и черные кудри целует, и впивается в них, и весь, напитанный ее существом, ластится около нее тонким, благовонным паром.