Неточные совпадения
Под ним (как начинает капать
Весенний дождь
на злак
полей)
Пастух, плетя свой пестрый лапоть,
Поет про волжских рыбарей;
И горожанка молодая,
В деревне лето провождая,
Когда стремглав верхом она
Несется по
полям одна,
Коня пред ним остановляет,
Ремянный повод натянув,
И, флер от шляпы отвернув,
Глазами беглыми читает
Простую надпись — и
слезаТуманит нежные глаза.
Я стал смотреть кругом:
на волнующиеся
поля спелой ржи,
на темный пар,
на котором кое-где виднелись соха, мужик, лошадь с жеребенком,
на верстовые столбы, заглянул даже
на козлы, чтобы узнать, какой ямщик с нами едет; и еще лицо мое не просохло от
слез, как мысли мои были далеко от матери, с которой я расстался, может быть, навсегда.
В пекарне началось оживление, кудрявый Алеша и остролицый, худенький подросток Фома налаживали в приямке два самовара, выгребали угли из печи, в углу гремели эмалированные кружки, лысый старик резал каравай хлеба равновесными ломтями, вытирали стол, двигали скамейки, по асфальту
пола звучно шлепали босые подошвы, с печки
слезли два человека в розовых рубахах, без поясов, одинаково растрепанные, одновременно и как будто одними и теми же движениями надели сапоги, полушубки и — ушли в дверь
на двор.
Она с тихой радостью успокоила взгляд
на разливе жизни,
на ее широких
полях и зеленых холмах. Не бегала у ней дрожь по плечам, не горел взгляд гордостью: только когда она перенесла этот взгляд с
полей и холмов
на того, кто подал ей руку, она почувствовала, что по щеке у ней медленно тянется
слеза…
После болезни Илья Ильич долго был мрачен, по целым часам повергался в болезненную задумчивость и иногда не отвечал
на вопросы Захара, не замечал, как он ронял чашки
на пол и не сметал со стола пыль, или хозяйка, являясь по праздникам с пирогом, заставала его в
слезах.
У Марфеньки
на глазах были
слезы. Отчего все изменилось? Отчего Верочка перешла из старого дома? Где Тит Никоныч? Отчего бабушка не бранит ее, Марфеньку: не сказала даже ни слова за то, что, вместо недели, она пробыла в гостях две? Не любит больше? Отчего Верочка не ходит по-прежнему одна по
полям и роще? Отчего все такие скучные, не говорят друг с другом, не дразнят ее женихом, как дразнили до отъезда? О чем молчат бабушка и Вера? Что сделалось со всем домом?
— И я добра вам хочу. Вот находят
на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и
слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы у вас руки, вместо вас ходил бы по
полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
После чая Василий Назарыч ходил с Нагибиным осматривать мельницу, которая была в полном ходу, и остался всем очень доволен. Когда он вернулся во флигелек, Веревкин был уже там. Он ползал по
полу на четвереньках, изображая медведя, а Маня визжала и смеялась до
слез. Веселый дядя понравился ей сразу, и она доверчиво шла к нему
на руки.
Она страдала за свое «предательство»
на суде, и Алеша предчувствовал, что совесть тянет ее повиниться, именно перед ним, перед Алешей, со
слезами, со взвизгами, с истерикой, с битьем об
пол.
Да как вспомню вдруг, что ничего-то я ему не сделаю, а он-то надо мной смеется теперь, а может, и совсем забыл и не помнит, так кинусь с постели
на пол, зальюсь бессильною
слезой и трясусь-трясусь до рассвета.
— Верочка, что с тобою? — муж обнимает ее. — Ты вся дрожишь. — Муж целует ее. — У тебя
на щеках
слезы, у тебя холодный пот
на лбу. Ты босая бежала по холодному
полу, моя милая; я целую твои ножки, чтобы согреть их.
Это слово… я со
слезами повторял его накануне, я расточал его
на ветер, я твердил его среди пустых
полей… но я не сказал его ей, я не сказал ей, что я люблю ее…
Ошибка славян состояла в том, что им кажется, что Россия имела когда-то свойственное ей развитие, затемненное разными событиями и, наконец, петербургским периодом. Россия никогда не имела этого развития и не могла иметь. То, что приходит теперь к сознанию у нас, то, что начинает мерцать в мысли, в предчувствии, то, что существовало бессознательно в крестьянской избе и
на поле, то теперь только всходит
на пажитях истории, утучненных кровью,
слезами и потом двадцати поколений.
Меж чернеющих под паром
Плугом поднятых
полейЛентой тянется дорога
Изумруда зеленей…
Все
на ней теперь иное,
Только строй двойной берез,
Что слыхали столько воплей,
Что видали столько
слез,
Тот же самый… //…Но как чудно
В пышном убранстве весны...
Он очень низко кланялся отцу, прикасаясь рукой к
полу, и жаловался
на что-то, причем длинная седая борода тряслась, а по старческому лицу бежали крупные
слезы.
Доктор присутствовал при этой сцене немым свидетелем и только мог удивляться. Он никак не мог понять поведения Харитины. Разрешилась эта сцена неожиданными
слезами. Харитина села прямо
на пол и заплакала. Доктор инстинктивно бросился ее поднимать, как человека, который оступился.
Он сидел
на полу, растопырив ноги, и плевал перед собою, шлепая ладонями по
полу.
На печи стало нестерпимо жарко, я
слез, но, когда поравнялся с дядей, он поймал меня за ногу, дернул, и я упал, ударившись затылком.
Потом он вошел в кухню встрепанный, багровый и усталый, за ним — бабушка, отирая
полою кофты
слезы со щек; он сел
на скамью, опершись руками в нее, согнувшись, вздрагивая и кусая серые губы, она опустилась
на колени пред ним, тихонько, но жарко говоря...
Слезы являлись у него каждый раз
на глазах, когда он слушал, как «в
полi могыла з вiтром говорила», и он сам любил ходить в
поле слушать этот говор.
Лиза сидела
на балконе, положив свою головку
на руку. Глаза ее были полны
слез, но она беспрестанно смаргивала эти
слезы и глядела
на расстилавшееся за рекою колосистое
поле.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и
слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и
на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы
слезы, — посвящена памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле жены: «Ты для меня трудилась
на поле чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, —
на поле труда и пота!»
Игнат смотрел
на них, тихонько шевеля грязными пальцами разутой ноги; мать, скрывая лицо, смоченное
слезами, подошла к нему с тазом воды, села
на пол и протянула руки к его ноге — он быстро сунул ее под лавку, испуганно воскликнув...
Он повторил это слово сдавленным голосом, точно оно вырвалось у него с болью и усилием. Я чувствовал, как дрожала его рука, и, казалось, слышал даже клокотавшее в груди его бешенство. И я все ниже опускал голову, и
слезы одна за другой капали из моих глаз
на пол, но я все повторял едва слышно...
Арчаковский от хохота упал
на пол и со
слезами на глазах катался во все стороны.
Однажды сидит утром исправник дома, чай пьет; по правую руку у него жена,
на полу детки валяются; сидит исправник и блаженствует. Помышляет он о чине асессорском, ловит мысленно таких воров и мошенников, которых пять предместников его да и сам он поймать не могли. Жмет ему губернатор руку со
слезами на глазах за спасение губернии от такой заразы… А у разбойников рожи-то, рожи!..
— Князь!.. — воскликнул старик со
слезами на глазах. — Так я его понимаю: зеленеет теперь
поле рожью, стеблями она, матушка, высокая, колосом тучная, васильки цветут, ветерок ими играет, запах от них разносит, сердце мужичка радуется; но пробежал конь степной, все это стоптал да смял, волок волоком сделал: то и князь в нашем деле, — так я его понимаю.
И всякая тоска земная и всякая
слеза земная — радость нам есть; а как напоишь
слезами своими под собой землю
на пол-аршина в глубину, то тотчас же о всем и возрадуешься.
Пол спальни был покрыт черным ковром с нашитыми
на нем золотыми как бы каплями или
слезами.
Сидя
на полу, я вижу, как серьезные глаза двумя голубыми огоньками двигаются по страницам книжки, иногда их овлажняет
слеза, голос девочки дрожит, торопливо произнося незнакомые слова в непонятных соединениях.
На серьезном лице протопопа выразилось удовольствие: он, очевидно, был рад встрече со «старою сказкой» в такую тяжелую минуту своей жизни и, отворотясь в сторону, к черным
полям, покрытым замерзшею и свернувшеюся озимою зеленью, уронил из глаз тяжелую
слезу —
слезу одинокую и быструю как капля ртути, которая, как сиротка в лесу, спряталась в его седой бороде.
Любка пьяными руками пыталась поднять его с
пола,
слёзы её капали
на шею и затылок ему, и он слышал завывающий голос...
С радостными
слезами бросился он целовать мои руки, причем очки слетели с его носа
на пол.
Юрий замолчал; крупные
слезы градом катились по лицу его. Пораженные неожиданною речью Милославского, все присутствующие онемели от удивления. Несколько минут продолжалось общее молчание; вдруг опрокинутый стол с громом полетел
на пол, и князь Черкасский, перескочив через него, бросился
на шею к Милославскому.
Она встала с кресла и посмотрела
на Литвинова сверху вниз, чуть улыбаясь и щурясь и обнаженною до локтя рукою отводя от лица длинный локон,
на котором блистали две-три капли
слез. Богатая кружевная косынка соскользнула со стола и упала
на пол, под ноги Ирины. Она презрительно наступила
на нее.
Ноги у него были слабые, он упал и, сидя
на полу, тихо, без
слез и без обиды сказал ей...
Когда он захотел спать, то
слез с подоконника и растянулся
на полу, рядом с кроватью, положив под голову пальто.
Она засмеялась и продолжала рассказывать, не дотрагиваясь до своего кофе. Щеки ее разгорелись, это ее смущало немного, и она конфузливо поглядывала
на меня и
на Полю. Из ее дальнейшего рассказа я узнал, что муж ответил ей попреками, угрозами и в конце концов
слезами, и вернее было бы сказать, что не она, а он выдержал баталию.
Сдерживая
слёзы, он стал развязывать пачки и каждый раз, когда книга шлёпалась
на пол, вздрагивал, оглядывался.
Лебедев. Симпатичная, славная… (Вздыхает.) B Шурочкин день рождения, когда она у нас в обморок упала, поглядел я
на ее лицо и тогда еще понял, что уж ей, бедной, недолго жить. Не понимаю, отчего с нею тогда дурно сделалось? Прибегаю, гляжу: она, бледная,
на полу лежит, около нее Николаша
на коленях, тоже бледный, Шурочка вся в
слезах. Я и Шурочка после этого случая неделю как шальные ходили.
Дольше больной говорить не мог, охваченный тяжелым забытьем. Он начал бредить, метался и все поминал свою жену… Арефу даже
слеза прошибла, а помочь нечем. Он оборвал
полу своего дьячковского подрясника, помочил ее в воде и обвязал ею горячую голову больного. Тот
на мгновенье приходил в себя и начинал неистово ругать Гарусова.
— Вы! вы! и вы! — послала ему в напутствие Ида, и с этими словами, с этим взрывом гнева она уронила
на грудь голову, за нею уронила руки, вся пошатнулась набок всей своей стройной фигурой и заплакала целыми реками
слез, ничего не видя, ничего не слыша и не сводя глаза с одной точки посередине
пола.
Но ему говорят, что пора служить… он спрашивает зачем! ему грозно отвечают, что 15-ти лет его отец был сержантом гвардии; что ему уже 16-ть, итак… итак… заложили бричку, посадили с ним дядьку, дали 20 рублей
на дорогу и большое письмо к какому-то правнучетному дядюшке… ударил бич, колокольчик зазвенел… прости воля, и рощи, и
поля, прости счастие, прости Анюта!.. садясь в бричку, Юрий встретил ее глаза неподвижные, полные
слезами; она из-за дверей долго
на него смотрела… он не мог решиться подойти, поцеловать в последний раз ее бледные щечки, он как вихорь промчался мимо нее, вырвал свою руку из холодных рук Анюты, которая мечтала хоть
на минуту остановить его… о! какой зверской холодности она приписала мой поступок, как смело она может теперь презирать меня! — думал он тогда…
Когда Федосей, пройдя через сени, вступил в баню, то остановился пораженный смутным сожалением; его дикое и грубое сердце сжалось при виде таких прелестей и такого страдания:
на полу сидела, или лучше сказать, лежала Ольга, преклонив голову
на нижнюю ступень полкá и поддерживая ее правою рукою; ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны этой мрачной и таинственной поэзии, которую так нестройно, так обильно изливают взоры безумных; можно было тотчас заметить, что с давних пор ни одна алмазная
слеза не прокатилась под этими атласными веками, окруженными легкой коришневатой тенью: все ее
слезы превратились в яд, который неумолимо грыз ее сердце; ржавчина грызет железо, а сердце 18-летней девушки так мягко, так нежно, так чисто, что каждое дыхание досады туманит его как стекло, каждое прикосновение судьбы оставляет
на нем глубокие следы, как бедный пешеход оставляет свой след
на золотистом дне ручья; ручей — это надежда; покуда она светла и жива, то в несколько мгновений следы изглажены; но если однажды надежда испарилась, вода утекла… то кому нужда до этих ничтожных следов, до этих незримых ран, покрытых одеждою приличий.
Чтоб нам, хоть опершись
на внуков, стариками
Прийти
на тучные их нивы подышать
И, позабыв, что их мы
полили слезами,
Промолвить: «Господи! какая благодать...
На столе у кровати стоял большой графин кваса, почти пустой, квас был пролит
на скатерть, пробка графина лежала
на полу. Строгие, светлые глаза матери окружены синеватой тенью, но не опухли от
слёз, как ожидала видеть это Наталья; глаза как будто тоже потемнели, углубились, и взгляд их, всегда несколько надменный, сегодня казался незнакомым, смотрел издали, рассеянно.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не
на улице, ел черствый хлеб и запивал его
слезами своими, спал
на голом
полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Ее темные, ласковые глаза налились
слезами, она смотрела
на меня, крепко прикусив губы, а щеки и уши у нее густо покраснели. Принять десять копеек я благородно отказался, а записку взял и вручил сыну одного из членов судебной палаты, длинному студенту с чахоточным румянцем
на щеках. Он предложил мне полтинник, молча и задумчиво отсчитав деньги мелкой медью, а когда я сказал, что это мне не нужно, — сунул медь в карман своих брюк, но — не попал, и деньги рассыпались по
полу.
Через несколько дней я принес рано утром булки знакомому доценту, холостяку, пьянице, и еще раз увидал Клопского. Он, должно быть, не спал ночь, лицо у него было бурое, глаза красны и опухли, — мне показалось, что он пьян. Толстенький доцент, пьяный до
слез, сидел, в нижнем белье и с гитарой в руках,
на полу среди хаоса сдвинутой мебели, пивных бутылок, сброшенной верхней одежды, — сидел, раскачиваясь, и рычал...
Под натиском этих ужасных представлений, ожесточавшихся от угнетающего сознания своего бессилия защитить дочь или отмстить за нее, петровский ветеран упал
на пол и, лежа лицом
на земле, обливал затоптанные крестьянскими лаптями доски своими обильными
слезами.