Неточные совпадения
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти в
один и тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и
перелетели на другую сторону; незаметно, как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но в то самое время, как Вронский чувствовал себя
на воздухе, он вдруг увидал, почти под
ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой
на той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало
на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни
на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался
на одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел
на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он
на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься
летать по паркету.
Здесь был только зоологический Розанов, а был еще где-то другой, бесплотный Розанов, который
летал то около детской кроватки с голубым ситцевым занавесом, то около постели,
на которой спала женщина с расходящимися бровями, дерзостью и эгоизмом
на недурном, но искаженном злостью лице, то бродил по необъятной пустыне, ловя какой-то неясный женский образ, возле которого ему хотелось упасть, зарыдать, выплакать свое горе и, вставши по
одному слову
на ноги, начать наново жизнь сознательную, с бестрепетным концом в пятом акте драмы.
— Не троньте его, — сказал вполголоса
один из конюхов. — Вишь, какой выскочка! Не хуже его пытались усидеть
на Вихре, да
летали же вверх
ногами. Пускай сядет: я вам порукою — не ускачет из села.
Он подвинул левую
ногу, голова его ушла в плечи, и, когда толстяк-придворный последним торопливо исчез в кулисе, Гамлет, с середины сцены,
одним могучим прыжком
перелетел на подножие трона.
В продолжение этого короткого, но жаркого дела Рославлев заметил
одного русского офицера, который, по-видимому, командовал всем отрядом; он
летал и крутился как вихрь впереди своих наездников: лихой горской конь его перепрыгивал через кучи убитых, топтал в
ногах французов и с быстротою молнии переносил его с
одного места
на другое.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он…
одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не
слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает
ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся
на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Шакро сначала не понял, но потом вдруг сорвался с места и, голый, начал танцевать дикий танец, мячиком
перелетая через костёр, кружась
на одном месте, топая
ногами о землю, крича во всю мочь, размахивая руками. Это была уморительная картина.