Неточные совпадения
Дорога к развалине вилась по скату узкой лесистой долины; на дне ее бежал ручей и шумно прядал через
камни, как бы торопясь
слиться с великой рекой, спокойно сиявшей за темной гранью круто рассеченных горных гребней.
Звучный голос
сливался с тонкой, задумчивой песней самовара, в комнате красивой лентой вился рассказ о диких людях, которые жили в пещерах и убивали
камнями зверей.
За нею столь же медленно, тесной кучей — точно одно тело — плывут музыканты, — медные трубы жутко вытянуты вперед, просительно подняты к темному небу и рычат, вздыхают; гнусаво, точно невыспавшиеся монахи, поют кларнеты, и, словно старый злой патер, гудит фагот; мстительно жалуется корнет-а-пистон, ему безнадежно вторят валторны, печально молится баритон, и, охая, глухо гудит большой барабан, отбивая такт угрюмого марша, а вместе
с дробной, сухой трелью маленького
сливается шорох сотен ног по
камням.
Когда в быстро наступавших потемках деревья
сливались с горами, лошади
с экипажами и в окнах духана блеснул огонек, она по тропинке, которая вилась между
камнями и колючими кустами, взобралась на гору и села на
камень.
Он быстрыми шагами спустился в овраг, где протекал небольшой гремучий ручей, который, прыгая через
камни и пробираясь между сухими вербами,
с журчанием терялся в густых камышах и безмолвно
сливался с <Сурою>.
Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в
камни, в воду, в облака, а души их всех
слились в одну. Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей
слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на
камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки
сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, — к ним вздымаются
с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут пыльный знойный воздух.
Где светлый ключ, спускаясь вниз,
По серым
камням точит слёзы,
Ползут на чёрный кипарис
Гроздами пурпурные розы.
Сюда когда-то, в жгучий зной,
Под тёмнолиственные лавры,
Бежали львы на водопой
И буро-пегие кентавры;
С козлом бодался здесь сатир;
Вакханки
с криками и смехом
Свершали виноградный пир,
И хор тимпанов, флейт и лир
Сливался шумно
с дальним эхом.
На той скале Дианы храм
Хранила девственная жрица,
А здесь над морем по ночам
Плыла богини колесница…
Морской берег ночью! Темные силуэты скал слабо проектируются на фоне звездного неба. Прибрежные утесы, деревья на них, большие
камни около самой воды — все приняло одну неопределенную темную окраску. Вода черная, как смоль, кажется глубокой бездной. Горизонт исчез — в нескольких шагах от лодки море
сливается с небом. Звезды разом отражаются в воде, колеблются, уходят вглубь и как будто снова всплывают на поверхность. В воздухе вспыхивают едва уловимые зарницы. При такой обстановке все кажется таинственным.
Атласная голубая повязка, блистающая золотыми звездочками,
с закинутыми назад концами, облекала ее головку; спереди и боков из-под нее мелькали жемчужные поднизи,
сливаясь с алмазами длинных серег; верх головы ее был открыт, сзади ниспадал косник
с широким бантом из струистых разноцветных лент; тонкая полотняная сорочка
с пуговкой из драгоценного
камня и пышными сборчатыми рукавами
с бисерными нарукавниками и зеленый бархатный сарафан
с крупными бирюзами в два ряда вместо пуговиц облегали ее пышный стан; бусы в несколько ниток из самоцветных
камней переливались на ее груди игривыми отсветами, а перстни на руках и красные черевички на ногах
с выемками сзади дополняли этот наряд.