Неточные совпадения
Она нашла Николая Дмитриевича, опять сошлась с ним в Москве и с ним поехала в губернский
город, где он получил место на
службе.
Чичиков продал тут же ветхий дворишко с ничтожной землицей за тысячу рублей, а семью людей перевел в
город, располагаясь основаться в нем и заняться
службой.
Во владельце стала заметнее обнаруживаться скупость, сверкнувшая в жестких волосах его седина, верная подруга ее, помогла ей еще более развиться; учитель-француз был отпущен, потому что сыну пришла пора на
службу; мадам была прогнана, потому что оказалась не безгрешною в похищении Александры Степановны; сын, будучи отправлен в губернский
город, с тем чтобы узнать в палате, по мнению отца,
службу существенную, определился вместо того в полк и написал к отцу уже по своем определении, прося денег на обмундировку; весьма естественно, что он получил на это то, что называется в простонародии шиш.
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на
службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот
город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
Самгин стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно.
Город становился ярче, пышнее; колокольня Ивана Великого поднималась в небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В воздухе плавал мягкий гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя к вечерней
службе. Клим вынул часы, посмотрел на них.
— Это — дневная моя нора, а там — спальня, — указала Марина рукой на незаметную, узенькую дверь рядом со шкафом. — Купеческие мои дела веду в магазине, а здесь живу барыней. Интеллигентно. — Она лениво усмехнулась и продолжала ровным голосом: — И общественную
службу там же, в
городе, выполняю, а здесь у меня люди бывают только в Новый год, да на Пасху, ну и на именины мои, конечно.
— Какой еще жизни и деятельности хочет Андрей? — говорил Обломов, тараща глаза после обеда, чтоб не заснуть. — Разве это не жизнь? Разве любовь не
служба? Попробовал бы он! Каждый день — верст по десяти пешком! Вчера ночевал в
городе, в дрянном трактире, одетый, только сапоги снял, и Захара не было — все по милости ее поручений!
Тушин не уехал к себе после свадьбы. Он остался у приятеля в
городе. На другой же день он явился к Татьяне Марковне с архитектором. И всякий день они рассматривали планы, потом осматривали оба дома, сад, все
службы, совещались, чертили, высчитывали, соображая радикальные переделки на будущую весну.
Он принадлежал Петербургу и свету, и его трудно было бы представить себе где-нибудь в другом
городе, кроме Петербурга, и в другой сфере, кроме света, то есть известного высшего слоя петербургского населения, хотя у него есть и
служба, и свои дела, но его чаще всего встречаешь в большей части гостиных, утром — с визитами, на обедах, на вечерах: на последних всегда за картами.
«К тому же если ты женишься на ней, — продолжал кусочек, — то ее родня заставит тебя бросить земскую
службу и жить в
городе».
Был он в
городе нашем на
службе уже давно, место занимал видное, человек был уважаемый всеми, богатый, славился благотворительностью, пожертвовал значительный капитал на богадельню и на сиротский дом и много, кроме того, делал благодеяний тайно, без огласки, что все потом по смерти его и обнаружилось.
Вступил в
службу в губернском
городе; но в больших комнатах казенного заведения у меня голова разбаливалась, глаза тоже плохо действовали; другие кстати подошли причины… я вышел в отставку.
Г-н Беневоленский некогда состоял на
службе в ближайшем уездном
городе и прилежно посещал Татьяну Борисовну; потом переехал в Петербург, вступил в министерство, достиг довольно важного места и в одну из частых своих поездок по казенной надобности вспомнил о своей старинной знакомой и завернул к ней с намерением отдохнуть дня два от забот служебных «на лоне сельской тишины».
— Сын у меня около тамошних мест в пограничном
городе службу начал, — говорит Любягин, — так он сказывал, что пречудной эти китайцы народ. Мужчины у них волосы в косы заплетают, длинные-предлинные, точно девки у нас.
На другом углу Певческого переулка, тогда выходившего на огромный, пересеченный оврагами, заросший пустырь, постоянный притон бродяг, прозванный «вольным местом», как крепость, обнесенная забором, стоял большой дом со
службами генерал-майора Николая Петровича Хитрова, владельца пустопорожнего «вольного места» вплоть до нынешних Яузского и Покровского бульваров, тогда еще носивших одно название: «бульвар Белого
города».
Казней в нашем
городе, если не ошибаюсь, были три. Казнили так называемых жандармов — вешателей и примкнувших к восстанию офицеров русской
службы.
Был уже двенадцатый час. Князь знал, что у Епанчиных в
городе он может застать теперь одного только генерала, по
службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра, князь решился идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
Доктор, впрочем, бывал у Гловацких гораздо реже, чем Зарницын и Вязмитинов:
служба не давала ему покоя и не позволяла засиживаться в
городе; к тому же, он часто бывал в таком мрачном расположении духа, что бегал от всякого сообщества. Недобрые люди рассказывали, что он в такие полосы пил мертвую и лежал ниц на продавленном диване в своем кабинете.
Не дождавшись еще отставки, отец и мать совершенно собрались к переезду в Багрово. Вытребовали оттуда лошадей и отправили вперед большой обоз с разными вещами. Распростились со всеми в
городе и, видя, что отставка все еще не приходит, решились ее не дожидаться. Губернатор дал отцу отпуск, в продолжение которого должно было выйти увольнение от
службы; дяди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из
города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к
службе. В селении, отстоящем от
города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
— Это все Митька, наш совестный судья, натворил: долез сначала до министров, тем нажаловался; потом этот молодой генерал, Абреев, что ли, к которому вы давали ему письмо, свез его к какой-то важной барыне на раут. «Вот, говорит, вы тому, другому, третьему расскажите о вашем деле…» Он всем и объяснил — и пошел трезвон по
городу!.. Министр видит, что весь Петербург кричит, — нельзя ж подобного господина терпеть на
службе, — и сделал доклад, что по дошедшим неблагоприятным отзывам уволить его…
Потом Пашенька рассказывает, какой у них в
городе дом славный, как их все любят и какие у Максима Александрыча доходы по
службе прекрасные.
В нем было чересчур много потребности жить, чтоб запереться, и он слишком любил «свое место», чтобы бежать из него в уездный или губернский
город на
службу.
Тем не менее, чтобы окончательно быть удостоверенным, что «зла» не будет, он, по отъезде сына в Петербург на
службу, съездил в губернский
город и там изложил свои сомнения губернатору и архиерею.
Прошло уж лет пятнадцать с тех пор, как мы не видались, и я совершенно нечаянно, находясь по
службе в Песчанолесье, узнал, что Лузгин живет верстах в двадцати от
города в своей собственной усадьбе.
По вечерам открылись занятия, собиралось до пяти-шести учеников. Ценою непрошеных кульков, напоминавших о подкупе, Анна Петровна совсем лишилась свободного времени. Ни почитать, ни готовиться к занятиям следующего дня — некогда. К довершению ученики оказались тупы, требовали усиленного труда. Зато доносов на нее не было, и Дрозд, имевший частые сношения с
городом, каждый месяц исправно привозил ей из управы жалованье. Сам староста, по окончании церковной
службы, поздравлял ее с праздником и хвалил.
Но юноша, вскоре после приезда, уже начал скучать, и так как он был единственный сын, то отец и мать, натурально, встревожились. Ни на что он не жаловался, но на
службе старанья не проявил, жил особняком и не искал знакомств."Не ко двору он в родном
городе, не любит своих родителей!" — тужили старики. Пытали они рисовать перед ним соблазнительные перспективы — и всё задаром.
Соскучившись развлекаться изучением
города, он почти каждый день обедал у Годневых и оставался обыкновенно там до поздней ночи, как в единственном уголку, где радушно его приняли и где все-таки он видел человечески развитых людей; а может быть, к тому стала привлекать его и другая, более существенная причина; но во всяком случае, проводя таким образом вечера, молодой человек отдал приличное внимание и
службе; каждое утро он проводил в училище, где, как выражался математик Лебедев, успел уж показать когти: первым его распоряжением было — уволить Терку, и на место его был нанят молодцеватый вахмистр.
И зачем я пошел в военную
службу, — вместе с тем думал он — и еще перешел в пехоту, чтобы участвовать в кампании; не лучше ли было мне оставаться в уланском полку в
городе Т., проводить время с моим другом Наташей….. а теперь вот что!» И он начал считать: раз, два, три, четыре, загадывая, что ежели разорвет в чет, то он будет жив, — в нечет, то будет убит.
— Пришлось прапорщику оставить
службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то в
городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей и всему полку. И пропал человек… самым подлым образом… Стал попрошайкой… замерз где-то на пристани в Петербурге.
Но я просил бы оказать мне другого рода благодеяние; по званию моему я разночинец и желал бы зачислиться в какое-нибудь присутственное место для получения чина, что я могу сделать таким образом: в настоящее время я уже выдержал экзамен на учителя уездного училища и потому имею право поступить на государственную
службу, и мне в нашем
городе обещали зачислить меня в земский суд, если только будет письмо об том от Петра Григорьича.
— Известно, сударь, старец набожный: говеть едет в губернский
город, —
служба там, сказывал он, идет по церквам лучше супротив здешнего.
— Нет, я вам доложу, — отозвался Перекусихин 1-й, — у нас, как я на
службе состоял, один отставной фельдъегерь такой проект подал: чтобы весь
город на отряды разделить. Что ни дом, то отряд, со старшим дворником во главе. А, кроме того, еще летучие отряды… вроде как воспособление!
Да кстати, напиши грамоту и Строгоновым, что жалую-де их за добрую
службу и радение: Семену Большую и Малую Соль на Волге, а Никите и Максиму торговать во всех тамошних
городах и острожках беспошлинно.
Кроткий весенний день таял в бледном небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая земля дышала сыростью, обещая густые травы и много цветов. Бил бондарь, скучно звонили к вечерней великопостной
службе в маленький, неубедительный, но крикливый колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а от холмов за
городом поднимался лёгкий голубой парок.
«Оному Пугачеву, за побег его за границу в Польшу и за утайку по выходе его оттуда в Россию о своем названии, а тем больше за говорение возмутительных и вредных слов, касающихся до побега всех яицких казаков в Турецкую область, учинить наказание плетьми и послать так, как бродягу и привыкшего к праздной и предерзкой жизни, в
город Пелым, где употреблять его в казенную работу. 6 мая 1773». («Записки о жизни и
службе А. И. Бибикова».)
— Действительно, есть маленькая неприятность… ты угадала, Олеся… Видишь ли, моя
служба здесь окончена, и меня начальство вызывает в
город.
Этому способствовали вернувшиеся из
города со
службы дачные «отцы».
Особенно это почувствовалось в то время, когда отец с матерью уехали года на два в
город Никольск на новую
службу по судебному ведомству, а я переселился в семью Разнатовских.
Деньги эти и приданое были прожиты, имение продано, и Панауров переселился с семьей в
город и поступил на
службу в губернское правление.
Он рассказывал жене о происшествиях в
городе, о протоколах, составленных им, о том, что сказал ему полицеймейстер или другой начальник… Говорили о возможности повышения по
службе, обсуждали вопрос, понадобится ли вместе с повышением переменить квартиру.
Последние, из старых крепостников, называли его якобинцем, а чиновники, имевшие от правительства по
службе секретные циркуляры, знали, что дворянину Николаю Петровичу Вышеславцеву, высланному из Парижа за участие в Коммуне в 1871 году, воспрещается министром внутренних дел проживание в столицах и губернских
городах по всей Российской империи.
Подпоручик Иванов вышел в отставку и с Кавказа, где квартировал его полк, приехал в один из
городов средней России. Еще будучи юнкером, он получал от своей единственной родственницы, старушки тетки, жившей в этом
городе, небольшие суммы денег и теперь, бросив
службу «по служебным недоразумениям», приехал к тетке, чтобы пока, до новой должности, пережить трудное время. Дорогой Иванов скромно мечтал о какой-нибудь должности на железной дороге или в конторе, о чистенькой комнатке, о женитьбе.
Одначе и из нашего брата ныне путных мало: как отслужил
службу, так и шабаш, домой землю орать не заманишь, все в
город на вольные хлеба норовит!
Кроме того, как в это время Доримедонт Васильич часто должен был ездить в
город, где хлопотал о пенсии за свою
службу и раны, ему нужен был кучер, то мужики выбрали для услуг из своей среды мужика Зинку.
Оголтелый, отживающий, больной, я сидел в своем углу, мысленно разрешая вопрос: может ли существовать положение более анафемское, нежели положение российского дворянина, который на
службе не состоит, ни княжеским, ни маркизским титулом не обладает, не заставляет баб водить хороводы и, в довершение всего, не имеет достаточно денег, чтобы переселиться в
город и там жить припеваючи на глазах у вышнего начальства.
Зато я со всем рвением предался изучению фронтовой
службы, для чего ежедневно проходил от борисовской квартиры через весь
город… в 6 часов утра в конюшню второго взвода на пешее учение к вахмистру Лисицкому.
В
городе я, как в степи, — один. До монастыря тридцать три версты было, я сейчас же махнул туда, а на другой день уже за
службой стоял.
После семи лет
службы в одном
городе Ивана Ильича перевели на место прокурора в другую губернию. Они переехали, денег было мало, и жене не понравилось то место, куда они переехали. Жалованье было хоть и больше прежнего, но жизнь была дороже; кроме того, умерло двое детей, и потому семейная жизнь стала еще неприятнее для Ивана Ильича.
После двух лет
службы в новом
городе Иван Ильич встретился с своей будущей женой. Прасковья Федоровна Михель была самая привлекательная, умная, блестящая девушка того кружка, в котором вращался Иван Ильич. В числе других забав и отдохновений от трудов следователя Иван Ильич установил игривые, легкие отношения с Прасковьей Федоровной.