Часто жадно ловил он руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов около постели его и сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных речей; чье-то влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью потрясалось все его существо; чьи-то горючие
слезы жгли его воспаленные щеки, и вдруг чей-то поцелуй, долгий, нежный, впивался в его губы; тогда жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все бытие, весь мир останавливался, умирал на целые века кругом него, и долгая, тысячелетняя ночь простиралась над всем…
Неточные совпадения
Тогда — закричала я истошным голосом, на всех людей, на господа бога и ангелов хранителей, — кричу, а меня кусают, внутренности
жгут — щекотят,
слезы мои пьют…
слезы пьют.
Руки мне
жгло и рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал от страха и боли, а чтобы не видно было
слез, закрыл глаза, но
слезы приподнимали веки и текли по вискам, попадая в уши.
Я слушал эту брань, как музыку, сердце больно
жгли горячие
слезы обиды и благодарности Наталье, я задыхался в усилиях сдержать их.
Согнувшись над ручьем, запертым в деревянную колоду, под стареньким, щелявым навесом, который не защищал от снега и ветра, бабы полоскали белье; лица их налиты кровью, нащипаны морозом; мороз
жжет мокрые пальцы, они не гнутся, из глаз текут
слезы, а женщины неуемно гуторят, передавая друг другу разные истории, относясь ко всем и ко всему с какой-то особенной храбростью.
Это золото
жгло ее, давило, а Гордей Евстратыч ползал около кровати и плакал золотыми
слезами.
Он с жадностью и с отвращением пил коньяк, стараясь забыться. Но странно, — вино не оказывало на него никакого действия. Наоборот, ему становилось еще тоскливее, и
слезы еще больше
жгли глаза.
Твоя
слеза на труп безгласный
Живой росой не упадет:
Она лишь взор туманит ясный,
Ланиты девственные
жжет!
Наконец она разразилась градом
слез; горячие капли
жгли похолодевшую руку Ордынова.
Услышал я, что кровью и
слезамиИсходит Русь, что брат встает на брата,
Что Бог забыт, что гаснет пламень веры,
Оставлен храм, кощунством оскверненный,
Что села
жгут и грабят города,
Покинуты дымящиеся домы...
Но он, как услыхал это, так обхватил мою ногу руками и замер: а
слезы или лицо это у него такое горячее, что даже сквозь сапог мою ногу
жжет.
И он узнал Маврушу. Но — творец! —
Как изменилось нежное созданье!
Казалось, тело изваял резец,
А бог вдохнул не душу, но страданье.
Она стоит, вздыхает, наконец
Подходит и холодными руками
Хватает руку Саши, и устами
Прижалась к ней, и
слезы потекли
Всё больше, больше, и, казалось,
жглиЕе лицо… Но кто не зрел картины
Раскаянья преступной Магдалины?
Бывало, этой думой удручен,
Я прежде много плакал и
слезамиЯ
жег бумагу. Детский глупый сон
Прошел давно, как туча над степями;
Но пылкий дух мой не был освежен,
В нем родилися бури, как в пустыне,
Но скоро улеглись они, и ныне
Осталось сердцу, вместо
слез, бурь тех,
Один лишь отзыв — звучный, горький смех…
Там, где весной белел поток игривый,
Лежат кремни — и блещут, но не живы!
С сосущим чувством: обману-ул! — стою, упершись лбом в первый низкий квадрат окна,
жгу себе глаза удерживаемыми
слезами, и опустив, наконец, глаза, чтобы отпустить, наконец,
слезы… — на ватном дне окна, между двумя рамами, в зеленоватом стекле, как в спирту! — целая россыпь крохотных серых скачущих, страшно-веселых, вербных, с рожками-с-ножками, все окно превративших в вербную чертикову бутыль.
Отчаяние, тоска охватили меня… Я чувствовала ужас, холодный ужас перед неизбежным! Точно что-то упало внутри меня. А
слез не было. Они
жгли глаза, не выливаясь наружу…
Песня
жгла жаждою страсти и ласк. И песня эта, и шедшие из тьмы шорохи, и разогретая хмелем кровь — все томило душу, и хотелось сладко плакать. Но тяжело лежала в душе мутная тоска и не давала подняться светлым
слезам.
О нем позабыли!..
Слезы жалости
жгли мне глаза, когда я сбежала вниз, громко крича перепуганной Барбале, чтобы отнесли обед маленькому князю. Когда я вернулась в сопровождении Андро, несшего тарелки с жарким и супом, Юлико казался взволнованным.
К вечеру Анютка кое-как добежала до жилья, глядит — чья-то изба. А то была изба лесничего, за Сухоруковым, в казенном лесу — купцы тогда арендовали, уголь
жгли. Постучалась. Выходит к ней баба, жена лесника. Анютка сейчас, первое дело, в
слезы и объяснила ей всё, как есть, всё начистоту, и даже про деньги объяснила. Лесничиха разжалобилась.
Графиня Конкордия Васильевна имела настолько силы, чтобы удержаться в присутствии дочери от
слез, которые
жгли ей глаза.
Август месяц. Сделал я себе добрую вставку: собирал, собирал по грошу да по алтыну и, дабы не истратились по мелочи, разменял на серенькие и хватил шилом патоки: оказались все три фальшивые. Ахти горе мне великое! Плакал, да
жег; но потом сам немало над своими
слезами смеялся — что за малодушие.