Неточные совпадения
— А кто сплошал, и надо бы
Того тащить к помещику,
Да все испортит он!
Мужик богатый… Питерщик…
Вишь, принесла нелегкая
Домой его на грех!
Порядки наши чудные
Ему пока в диковину,
Так
смех и
разобрал!
А мы теперь расхлебывай! —
«Ну… вы его не трогайте,
А лучше киньте жеребий.
Заплатим мы: вот пять рублей...
Здесь Ноздрев захохотал тем звонким
смехом, каким заливается только свежий, здоровый человек, у которого все до последнего выказываются белые, как сахар, зубы, дрожат и прыгают щеки, и сосед за двумя дверями, в третьей комнате, вскидывается со сна, вытаращив очи и произнося: «Эк его
разобрало!»
Пел он вполголоса, и трудно было ‹
разобрать› слова бойкой плясовой песенки, мешала балалайка, шарканье ног, сдерживаемый
смех.
Я смотрю на него, что он такое говорит. Я попался: он не англичанин, я в гостях у американцев, а хвалю англичан. Сидевший напротив меня барон Крюднер закашлялся своим
смехом. Но кто ж их
разберет: говорят, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят друг друга!
Старик рассыпался мелким смешком и весело потер руки; этот
смех и особенно пристальный взгляд дядюшки показались Половодову немного подозрительными. О какой рыбке он говорит, — черт его
разберет. А дядюшка продолжал улыбаться и несколько раз доставал из кармана золотую табакерку; табак он нюхал очень аккуратно, как старички екатерининских времен.
Первое adagio прошло довольно благополучно, хотя Паншин неоднократно ошибался. Свое и заученное он играл очень мило, но
разбирал плохо. Зато вторая часть сонаты — довольно быстрое allegro — совсем не пошла: на двадцатом такте Паншин, отставший такта на два, не выдержал и со
смехом отодвинул свой стул.
У Джеммы был особенно милый, непрестанный, тихий
смех с маленькими презабавными взвизгиваньями… Санина так и
разбирало от этого
смеха — расцеловал бы он ее за эти взвизгиванья!
Сидевший в щели черный Таракан даже поперхнулся от
смеха: «Вот так мировой судья… Ха-ха! Ах, старый плут, что только и придумает!..» Но Молочко и Кашка были рады, что их ссору наконец
разберут. Они сами даже не умели рассказать, в чем дело и из-за чего они спорили.
Меня
разбирает смех, когда я об этом думаю.
Барышни знай себе хохотали — откуда у них
смех брался, — меня иногда досада
разбирала, на них глядя, а Пасынков только улыбался и головой покачивал.
Смех меня на него
разбирает ужасный: «Где ты, — думаю, — такой смешной взялся?»
А она чувствовала себя нехорошо… Ее раздражали многолюдство,
смех, вопросы, шутник, ошеломленные и сбившиеся с ног лакеи, дети, вертевшиеся около стола; ее раздражало, что Вата похожа на Нату, Коля на Митю и что не
разберешь, кто из них пил уже чай, а кто еще нет. Она чувствовала, что ее напряженная приветливая улыбка переходит в злое выражение, и ей каждую минуту казалось, что она сейчас заплачет.
Увы, минувших лет безумный сон
Со
смехом повторить не смеет лира!
Живой водой печали окроплен,
Как труп давно застывшего вампира,
Грозя перстом, поднялся молча он,
И мысль к нему прикована… Ужели
В моей груди изгладить не успели
Столь много лет и столько мук иных —
Волшебный стан и пару глаз больших?
(Хоть, признаюсь вам,
разбирая строго,
Получше их видал я после много...
Где-то за церковью запели великолепную печальную песню. Нельзя было
разобрать слов и слышались одни только голоса: два тенора и бас. Оттого, что все прислушались, во дворе стало тихо-тихо… Два голоса вдруг оборвали песню раскатистым
смехом, а третий, тенор, продолжал петь и взял такую высокую ноту, что все невольно посмотрели вверх, как будто голос в высоте своей достигал самого неба. Варвара вышла из дому и, заслонив глаза рукою, как от солнца, поглядела на церковь.
Поднял тут батальонный голову: ишь как в сенях ветер скворчит. Скрозь портьерку ему невдомек, что не в ветре тут суть, а энто Алешка, гнус, морду себе башлыком затыкает…
Смех его
разбирает — вот-вот по всем суставам взорвется…
Так и
разбирает меня
смех, однако креплюсь.
Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто
разбирая узоры и едва удерживаясь от
смеха.
Просыпается на заре: что за шум такой? Видит, натужился старичок, покраснел рябой кот, возит кресло по хрустальному паркету, отодраться не в силах. А королева понять ничего не может, с постельки головку румяную свесила, то на старичка, то на солдата смотрит, —
смех ее
разбирает.