Неточные совпадения
Он видел, что Лидия
смотрит не
на колокол, а
на площадь,
на людей, она прикусила губу и сердито хмурится. В глазах Алины — детское любопытство. Туробоеву — скучно, он стоит, наклонив голову, тихонько сдувая
пепел папиросы с рукава, а у Макарова лицо глупое, каким оно всегда бывает, когда Макаров задумывается. Лютов вытягивает шею вбок, шея у него длинная, жилистая, кожа ее шероховата, как шагрень. Он склонил голову к плечу, чтоб направить непослушные глаза
на одну точку.
Самгин
смотрел на нее с удовольствием и аппетитом, улыбаясь так добродушно, как только мог. Она — в бархатном платье цвета
пепла, кругленькая, мягкая. Ее рыжие, гладко причесанные волосы блестели, точно красноватое, червонное золото; нарумяненные морозом щеки, маленькие розовые уши, яркие, подкрашенные глаза и ловкие, легкие движения — все это делало ее задорной девчонкой, которая очень нравится сама себе, искренно рада встрече с мужчиной.
Нет, она не собиралась замолчать. Тогда Самгин, закурив,
посмотрел вокруг, — где пепельница? И положил спичку
на ладонь себе так, чтоб Лидия видела это. Но и
на это она не обратила внимания, продолжая рассказывать о монархизме. Самгин демонстративно стряхнул
пепел папиросы
на ковер и почти сердито спросил...
«
Смотрит бог
на детей своих и спрашивает себя: где же я? Нет в людях духа моего, потерян я и забыт, заветы мои — медь звенящая, и слова моя без души и без огня, только
пепел один,
пепел, падающий
на камни и снег в поле пустынном».
Лука. Погоди-ка, пусти… Погляжу я
на Анну… чего-то она хрипела больно… (Идет к постели Анны, открывает полог,
смотрит, трогает рукой.
Пепел задумчиво и растерянно следит за ним.) Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы твоей Анны с миром прими…
Пепел(
смотрит на него, как бы не понимая). Иди… зови… в больницу надо… ну, я рассчитаюсь с ними!
Пепел(тихо). Умерла?.. (Не подходя, вытягивается и
смотрит на кровать.)
Пепел(отходит от Наташи). Пусти… прочь! (
Смотрит на старика. Василисе.) Ну? рада? (Трогает труп ногой.) Околел… старый пес! По-твоему вышло… А… не прихлопнуть ли и тебя? (Бросается
на нее; Сатин и Кривой Зоб быстро хватают его. Василиса скрывается в проулке.)
Пепел.
Смотрю я
на тебя, — зря ты скрипишь.
Пепел. Полюбишь — не бойся! Я тебя приучу к себе… ты только согласись! Больше года я
смотрел на тебя… вижу, ты девица строгая… хорошая… надежный человек… Очень полюбил тебя!..
Старик вынул сигару изо рта,
посмотрел на ее коней и, вздохнув, стряхнул
пепел.
Задумчиво, с тем выражением, которое бывает у припоминающих далекое, она
смотрит на Сашу, но Саша молчит и читает газету. Обе руки его
на газете, и в одной руке папироса, которую он медленными и редкими движениями подносит ко рту, как настоящий взрослый человек, который курит. Но плохо еще умеет он курить:
пепла не стряхивает и газету и скатерть около руки засыпал… или задумался и не замечает?
Он держал папиросу, обыкновенную папиросу, между обыкновенных живых пальцев и бледный, с удивлением, даже как будто с ужасом
смотрел на нее. И все уставились глазами
на тоненькую трубочку, из конца которой крутящейся голубой ленточкой бежал дымок, относимый в сторону дыханием, и темнел, набираясь,
пепел. Потухла.
Но не грустно было
смотреть на возникающую из
пепла Москву.
Нил. А ты… уж я не знаю — как тебя назвать? Я знаю, — и это вообще ни для кого не тайна, — ты влюблен, тебя — любят. Ну, вот хотя бы по этому поводу — неужели тебе не хочется петь, плясать? Неужели и это не дает тебе радости? (Поля гордо
смотрит на всех из-за самовара. Татьяна беспокойно ворочается, стараясь видеть лицо Нила. Тетерев, улыбаясь, выколачивает
пепел из трубки.)
Мы забрались в «дыру» и легли, высунув из нее головы
на воздух. Молчали. Коновалов как лег, так и остался неподвижен, точно окаменел. Хохол неустанно возился и всё стучал зубами. Я долго
смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился меньше, покрывался
пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я
смотрел и думал...
Варя удивлённо
посмотрела на него и молчит. Егор держит перед лицом папироску и, осторожно сдувая с неё
пепел, говорит...
— Вы как
смотрите? Была хорошая, чистая, светлая жизнь, и ей только не давали развиться давившие ее мерзавцы. Мерзавцев убрали, — и вот все пошло бы хорошо и гладко, да вмешались
на беду эти подлые большевики и все вам напортили. Милая моя, ведь это же взрыв был, — взрыв огромных подземных сил, где вся грязь полетела вверх,
пепел перегорелый, вонь, смрад, — но и огонь очищающий, и лава полилась расплавленная. Подумай, какие человеческие силы могли бы это удержать?
Тогда же видно было другое зарево от Лысой горы, и смельчаки, отважившиеся
на другой день
посмотреть вблизи, уверяли, что
на горе уже не было огромного костра осиновых дров, а
на месте его лежала только груда
пеплу, и зловонный, серный дым стлался по окружности.
— Не
посмотрел бы я ни
на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег ваш город и закалил бы в нем праведный гнев мой смертью непокорных, а после залил бы
пепел их кровью, но не хочу знаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый молодец. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!
— Не
посмотрел бы я ни
на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег ваш город и закалил бы в нем праведный гнев мой смертью непокорных, а после залил бы
пепел их кровью, но я не хочу ознаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый юноша. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!