Неточные совпадения
У Варавки болели ноги, он стал ходить опираясь
на палку. Кривыми ногами шагал по
песку Иван Дронов, нелюдимо
посматривая на взрослых и детей, переругиваясь с горничными и кухарками. Варавка возложил
на него трудную обязанность выслушивать бесконечные капризы и требования дачников. Дронов выслушивал и каждый вечер являлся к Варавке с докладом. Выслушав угрюмое перечисление жалоб и претензий, дачевладелец спрашивал, мясисто усмехаясь в бороду...
В этот жаркий день, когда он, сидя
на песке,
смотрел, как с мельницы возвращаются Туробоев, Макаров и между ними Алина, — в голове его вспыхнула утешительная догадка...
Ушли и они. Хрустел
песок. В комнате Варавки четко и быстро щелкали косточки счет. Красный огонь
на лодке горел далеко, у мельничной плотины. Клим, сидя
на ступени террасы,
смотрел, как в темноте исчезает белая фигура девушки, и убеждал себя...
Стоит вкопанно в
песок по щиколотку, жует соломину, перекусывает ее, выплевывая кусочки, или курит и, задумчиво прищурив глаза,
смотрит на муравьиную работу людей.
Он поглядел
на нее. Глаза у ней высохли. Она задумчиво
смотрела вниз и чертила зонтиком по
песку.
— А-а! — говорит воитель, — вы не
смотрите, а чай пьете? так я же вас заставлю
на меня
смотреть, и вот вам от меня к чаю лимонный сок,
песок и шоколаду кусок!.. — Да с этим — хлоп, хлоп, хлоп! его три раза по лицу и ударил.
Потом бежал
на Волгу, садился
на обрыв или сбегал к реке, ложился
на песок,
смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой в кустах, и глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
— Ну, хозяин,
смотри же, замечай и, чуть что неисправно, не давай потачки бабушке. Вот садик-то, что у окошек, я, видишь, недавно разбила, — говорила она, проходя чрез цветник и направляясь к двору. — Верочка с Марфенькой тут у меня всё
на глазах играют, роются в
песке.
На няньку надеяться нельзя: я и вижу из окошка, что они делают. Вот подрастут, цветов не надо покупать: свои есть.
Шкуна «Восток», с своим, как стрелы, тонким и стройным рангоутом, покачивалась, стоя
на якоре, между крутыми, но зелеными берегами Амура, а мы гуляли по прибрежному
песку, чертили
на нем прутиком фигуры, лениво
посматривали на шкуну и праздно ждали, когда скажут нам трогаться в путь, сделать последний шаг огромного пройденного пути: остается всего каких-нибудь пятьсот верст до Аяна, первого пристанища
на берегах Сибири.
«Тут!» — сказали они. «Что тут?» — «Пешкьюем надо». — «Где же Лена?» — спрашиваю я. Якуты, как и смотритель, указали назад,
на пески и луга. Я
посмотрел на берег: там ровно ничего. Кустов дивно, правда, между ними бродит стадо коров да два-три барана, которых я давно не видал. За Лену их недавно послано несколько для разведения между русскими поселенцами и якутами. Еще
на берегу же стоял пастушеский шалаш из ветвей.
И однако, все шли. Монашек молчал и слушал. Дорогой через
песок он только раз лишь заметил, что отец игумен давно уже ожидают и что более получаса опоздали. Ему не ответили. Миусов с ненавистью
посмотрел на Ивана Федоровича.
Около полудня мы с Дерсу дошли до озера. Грозный вид имело теперь пресное море. Вода в нем кипела, как в котле. После долгого пути по травяным болотам вид свободной водяной стихии доставлял большое удовольствие. Я сел
на песок и стал глядеть в воду. Что-то особенно привлекательное есть в прибое. Можно целыми часами
смотреть, как бьется вода о берег.
«Да, а потом? Будут все
смотреть — голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи… Нет, если бы можно было
на это место посыпать чистого
песку, — здесь и песок-то все грязный… нет, самого белого, самого чистого… вот бы хорошо было. И лицо бы осталось не разбитое, чистое, не пугало бы никого.
«Что же он делал?» — «Так, самое, то есть, пустое: травы наберет,
песок смотрит, как-то в солончаках говорит мне через толмача: полезай в воду, достань, что
на дне; ну, я достал, обыкновенно, что
на дне бывает, а он спрашивает: что, внизу очень холодна вода?
Погляди
на белые ноги мои: они много ходили; не по коврам только, по
песку горячему, по земле сырой, по колючему терновнику они ходили; а
на очи мои,
посмотри на очи: они не глядят от слез…
Кишкин подсел
на свалку и с час наблюдал, как работали старатели. Жаль было
смотреть, как даром время убивали… Какое это золото, когда и пятнадцать долей со ста пудов
песку не падает. Так, бьется народ, потому что деваться некуда, а пить-есть надо. Выждав минутку, Кишкин поманил старого Турку и сделал ему таинственный знак. Старик отвернулся, для видимости покопался и пошабашил.
Я долго
на это
смотрел, потому что все думал: не длится ли мне это видение, но потом вижу, что оно не исчезает, я и встал и подхожу: вижу — дама девочку мою из
песку выкопала, и схватила ее
на руки, и целует, и плачет.
Мальчик без штанов. Завыл, немчура! Ты лучше скажи, отчего у вас такие хлеба родятся? Ехал я давеча в луже по дороге —
смотрю, везде
песок да торфик, а все-таки
на полях страсть какие суслоны наворочены!
— Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе… Да и вообще противно, гадко
смотреть на людей, жить с ними! Все их мысли, слова, дела — все зиждется
на песке. Сегодня бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с ног, делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра — и забыли о вчерашнем и бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают; сегодня горячи, нежны, завтра холодны… нет! как
посмотришь — страшна, противна жизнь! А люди!..
Но она вдруг остановилась, опрокинула чашку вверх дном и, не обращая внимания
на Александра, с любопытством
смотрела, как последние капли сбегали с чашки
на песок.
— А вот давай лучину,
посмотрим, нет ли следов
на песке!
В
песке много кусочков слюды, она тускло блестела в лунном свете, и это напомнило мне, как однажды я, лежа
на плотах
на Оке,
смотрел в воду, — вдруг, почти к самому лицу моему всплыл подлещик, повернулся боком и стал похож
на человечью щеку, потом взглянул
на меня круглым птичьим глазом, нырнул и пошел в глубину, колеблясь, как падающий лист клена.
Владя побежал, и слышно было, как
песок шуршит под его ногами. Вершина осторожно и быстро
посмотрела в бок
на Передонова сквозь непрерывно испускаемый ею дым. Передонов сидел молча, глядел прямо перед собою затуманенным взором и жевал карамельку. Ему было приятно, что те ушли, — а то, пожалуй, опять бы засмеялись. Хотя он и узнал наверное, что смеялись не над ним, но в нем осталась досада, — так после прикосновения жгучей крапивы долго остается и возрастает боль, хотя уже крапива и далече.
Один против многих, старец
смотрел на людей с высоты, а они бились у ног его, точно рыбы, вытащенные сетью
на сухой
песок, открывали рты, взмахивали руками; жалобы их звучали угрюмо, подавленно и робко, крикливо, многословно.
Неподалёку от Кожемякина,
на песке, прикрытый дерюгой, лежал вверх лицом Тиунов, красная впадина
на месте правого глаза
смотрела прямо в небо, левый был плотно и сердито прикрыт бровью, капли пота, как слёзы, обливали напряжённое лицо, он жевал губами, точно и во сне всё говорил.
Серые большие глаза
смотрели с такой милой серьезностью,
на спине трепалась целая волна слегка вившихся русых шелковистых волос, концы красной ленты развевались по воздуху, широкополая соломенная шляпа валялась
на песке…
Рагим лежит грудью
на песке, головой к морю, и вдумчиво
смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову
на ладони. Мохнатая баранья шапка съехала ему
на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб, весь в мелких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем...
Весло, глубоко вбитое в
песок, плохо уступало, однако ж, усилиям Гришки. Нетерпение и досада отражались
на смуглом остром лице мальчика: обняв обеими руками весло и скрежеща зубами, он принялся раскачивать его во все стороны, между тем как Ваня стоял с нерешительным видом в люке и боязливо
посматривал то
на товарища, то
на избу.
— Ты обогни избу да пройди в те передние ворота, — примолвил он, — а я пока здесь обожду. Виду,
смотри, не показывай, что здесь была, коли по случаю с кем-нибудь из робят встренешься… Того и
смотри прочуяли;
на слуху того и
смотри сидят, собаки!.. Ступай! Э-хе-хе, — промолвил старый рыбак, когда скрип калитки возвестил, что жена была уже
на дворе. — Эх! Не все, видно, лещи да окуни, бывает так ину пору, что и
песку с реки отведаешь!.. Жаль Гришку, добре жаль; озорлив был, плутоват, да больно ловок зато!
Тетка вздрогнула и
посмотрела туда, где кричали. Два лица: одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое — пухлое, краснощекое и испуганное — ударили ее по глазам, как раньше ударил яркий свет… Она вспомнила, упала со стула и забилась
на песке, потом вскочила и с радостным визгом бросилась к этим лицам. Раздался оглушительный рев, пронизанный насквозь свистками и пронзительным детским криком...
Весь день Елена Петровна посылала
смотреть на градусник, ужасаясь растущему холоду, а ночью, в свисте ветра, в ударах по стеклу то ли сухих снежинок, то ли поднятого ветром
песку, зашептала раньше обыкновенного, потом стала кричать и с криком молиться.
Минуло два, три года… прошло шесть лет, семь лет… Жизнь уходила, утекала… а я только глядела, как утекала она. Так, бывало, в детстве, устроишь
на берегу ручья из
песку сажалку, и плотину выведешь, и всячески стараешься, чтобы вода не просочилась, не прорвалась… Но вот она прорвалась наконец, и бросишь ты все свои хлопоты, и весело тебе станет
смотреть, как все накопленное тобою убегает до капли…
Он любил цифры, выучился у меня складывать и умножать их, но терпеть не мог деления. Увлеченно умножал многозначные числа, храбро ошибался при этом и, написав длинную линию цифр палкой
на песке,
смотрел на них пораженно, вытаращив детские глаза, восклицая...
Я подошел к кучке. Все, молча и сняв шапки,
смотрели на лежавшие рядом
на песке тела. Иван Платоныч, Стебельков и Венцель тоже были здесь. Иван Платоныч сердито нахмурился, кряхтели отдувался; Стебельков с наивным ужасом вытягивал из-за его плеча тонкую шею; Венцель стоял, глубоко задумавшись.
— Вот видите, — оживлённо говорила она, выпрыгнув из лодки
на песок берега, — коснёшься земли, сразу же и есть что-то… бунтующее душу. Вот я насыпала себе
песку полные ботинки… а одну ногу обмочила в воде… Это неприятно и приятно, значит — хорошо, потому что заставляет чувствовать себя…
Смотрите, как быстро пошла лодка!
Все, не отрываясь, следят за его игрою, только Тиунов неподвижно
смотрит на реку — губы его шевелятся и бородка дрожит, да Стрельцов, пересыпая
песок с руки
на руку, тихонько шепчет...
Летними вечерами заречные собирались под ветлы,
на берег Путаницы, против городского бульвара, и, лежа или сидя
на песке, завистливо
смотрели вверх:
на красном небе четко вырезаны синеватые главы церквей, серая, точно из свинца литая, каланча, с темной фигурой пожарного
на ней, розовая, в лучах заката, башня
на крыше Фогелева дома.
— Вот, тоже,
песок… Что такое —
песок, однако? Из сумрака появляется сутулая фигура Симы,
на плечах у него удилища, и он похож
на какое-то большое насекомое с длинными усами. Он подходит бесшумно и, встав
на колени,
смотрит в лицо Бурмистрова, открыв немного большой рот и выкатывая бездонные глаза. Сочный голос Вавилы тяжело вздыхает...
Прошло две недели, снова наступило воскресенье, и снова Василий Легостев, лежа
на песке около своего шалаша,
смотрел в море, ждал Мальву.
Вдали по желтым, мертвым волнам
песка двигалась маленькая, темная человеческая фигурка; справа от нее сверкало
на солнце веселое, могучее море, а слева, вплоть до горизонта, лежали
пески — однообразные, унылые, пустынные. Яков
посмотрел на одинокого человека и, заморгав глазами, полными обиды и недоумения, крепко потер себе грудь обеими руками…
Она промолчала. Голубые глаза Якова улыбались, блуждая в дали моря. Долго все трое задумчиво
смотрели туда, где гасли последние минуты дня. Пред ними тлели уголья костра. Сзади ночь развертывала по небу свои тени. Желтый
песок темнел, чайки исчезли, — всё вокруг становилось тихим, мечтательно-ласковым… И даже неугомонные волны, взбегая
на песок косы, звучали не так весело и шумно, как днем.
Яков прислонился к лодке и зорко
смотрел на него, потирая рукой ушибленную голову. Один рукав его рубахи был оторван и висел
на нитке, ворот тоже был разорван, белая потная грудь лоснилась
на солнце, точно смазанная жиром. Он чувствовал теперь презрение к отцу; он считал его сильнее, и, глядя, как отец, растрепанный и жалкий, сидит
на песке и грозит ему кулаками, он улыбался снисходительной, обидной улыбкой сильного слабому.
Я сижу
на песке, точно пьяный, жутко мне, тёмная тоска в душе. Над водой поднимается предутренний, кисейный парок, он кажется мне зелёным. Сзади меня гнутся ветви кустарника, из них вылезает мой тёзка, отряхиваясь и поправляя шапку. Удивлённо
смотрю на него и молчу.
Губернатор сердито поморщился, и помощник пристава, козырнув, вновь пропал за его спиной. Ему еще хотелось, чтобы губернатор обратил внимание
на дорожку между трупов, которая была тщательно прометена и слегка присыпана
песком, но губернатор не заметил, хотя внимательно
смотрел вниз.
Если в ведро с водой набросать камней, пробок, соломы, дерева сухого и сырого, насыпать
песку, глины, соли, налить туда же масла, водки, и все это взболтать и смешать и потом
посмотреть, что будет делаться, то увидишь, что камни, глина,
песок пойдут
на дно, сухое дерево, солома, пробки, масло всплывут кверху, соль и водка распустятся, так что их не будет видно.
Заболел раз татарин, пришли к Жилину: «Поди, полечи». Жилин ничего не знает, как лечить. Пошел,
посмотрел, думает: «Авось поздоровеет сам». Ушел в сарай, взял воды,
песку, помешал. При татарах нашептал
на воду, дал выпить. Выздоровел
на его счастье татарин. Стал Жилин немножко понимать по-ихнему. И которые татары привыкли к нему, — когда нужно, кличут: «Иван, Иван!» — а которые все, как
на зверя, косятся.
Отдохнувшие лошади бойко бежали по дороге. Светло-желтый
песок весело шуршал под колесами. Водка испарилась из головы Лизара, он снова примолк. Я со странным чувством, как
на что-то чужое тут и непонятное,
смотрел на него… Мы спустились в лощину.
Там она села
на скамейку и
смотрела на землю, чертя зонтиком
на песке.
Покрутились в одном городе, завернули в другой. Пиявит генерал королевича,
смотреть тошно. То
на площадь водит для наблюдения, как казенного вора березовой лапшой кормят, то кирпичи
на постройке колупает: снаружи красота, а в середке
песок трухлявый, — «у нас не в пример чище».
На парад из толпы глазели. Эка невидаль! Равнение держат, а
смотреть скучно. Девушки тут некоторые
на королевича в вольном платье засматриваться стали, — генерал его плечом заслонил. В полевую книжку и записать нечего.