— А это уж не от нас, а от божьего соизволения. Чудо было… Это когда царь Грозный казнил город Бобыльск. Сначала-то приехал милостивым, а потом и начал. Из Бобыльского монастыря велел
снять колокол, привязал бобыльского игумна бородой к колоколу и припечатал ее своей царской печатью, а потом колокол с припечатанным игумном и велел бросить в Камчужную.
Неточные совпадения
Урядник подошел к большому
колоколу, похлопал его ладонью, как хлопают лошадь,
снял фуражку, другой ладонью прикрыл глаза и тоже стал смотреть вверх.
Из города донесся по воде гул и медное дрожание большого охотницкого
колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими
сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный òзям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка.
Она скромно рассказывала о Париже, о своих путешествиях, о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя в неуместной веселости; выпросила позволение привести Аду;
снявши перчатки, показывала своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с новыми английскими духами: Victoria’s Essence, [Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее в подарок; всплакнула при воспоминании о том, какое чувство она испытала, когда в первый раз услыхала русские
колокола: «Так глубоко поразили они меня в самое сердце», — промолвила она.
Но вот снова понеслись из всех церквей звуки
колоколов; духовная процессия с крестами и хоругвямя медленно спускается с горы к реке; народ благоговейно
снимает шапки и творит молитву… Через полчаса берег делается по-прежнему пустынным, и только зоркий глаз может различить вдали флотилию, уносящую пеструю толпу богомольцев.
Когда въехал он в крепость, начали звонить в
колокола; народ
снял шапки, и когда самозванец стал сходить с лошади, при помощи двух из его казаков, подхвативших его под руки, тогда все пали ниц.
Лишь тут
снял шлем с усталой головы я,
И в отдаленье ясно услыхал,
Как
колокол звонил к «Ave Maria».
Ефрем
снял шапку и зазвонил в
колокол. Тотчас же от колодца, который стоял у самого края села, отделились два мужика. Они подошли и приложились к образу. Начались обычные расспросы: куда едешь? откуда?
— Кажись, ноне не воскресный день? Разве празднество какое, что так звучно гудят
колокола в Москве? — сказал Захарий,
снимая шапку.