Неточные совпадения
Я громко удивился тому, что Васин, имея этот дневник столько времени перед глазами (ему дали прочитать его), не
снял копии, тем более что было не более
листа кругом и заметки все короткие, — «хотя бы последнюю-то страничку!» Васин с улыбкою заметил мне, что он и так помнит, притом заметки без всякой системы, о всем, что на ум взбредет.
Раз, — ну вот, право, как будто теперь случилось, — солнце стало уже садиться; дед ходил по баштану и
снимал с кавунов
листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце.
Мать, щегольски разодетая, по данному ей от меня знаку, выбегала из гостиной, надевала на себя высокий белый фартук,
снимала бережно ножичком чудное пирожное с железного
листа, каждую фигурку окропляла малиновым сиропом, красиво накладывала на большое блюдо и возвращалась к своим гостям.
— Кому? Забыли, что ли, вы? У ктиторова места
лист в прежнее время был наклеен. Теперь его
сняли, а я все помню, кому в нем за что молебен петь положено.
На полу беседки под навесом лежало что-то прикрытое рогожей. И еще что-то, тоже прикрытое, лежало на
листе синей сахарной бумаги, на скамейке, на которой в летние дни садилась публика, ожидавшая поезда. Однажды я видел здесь Урмановых. Они сидели рядом. Оба были веселы и красивы. Он,
сняв шляпу, проводил рукой по своим непокорным волосам, она что-то оживленно говорила ему.
Персиков оторвался от телефона, и Панкрат стрельнул в сторону, давая дорогу приват-доценту. Тот вбежал в кабинет, вопреки своему джентльменскому обычаю, не
снимая серой шляпы, сидящей на затылке, и с газетным
листом в руках.
Дома, не
сняв даже с себя верхнего платья, вопреки привычке своей быть у себя по-домашнему, не взяв даже предварительно трубки, уселся он немедленно на диване, придвинул чернильницу, взял перо, достал
лист почтовой бумаги и принялся строчить дрожащею от внутреннего волнения рукой следующее послание...
Она стала как будто уединяться, и осенью, когда уже с деревьев сыпались
листья, не позволяла
снять качель и своего гамака, в котором она всегда любила лежать и качаться, как индианка.
Меня
сняли с коня, бледного, чуть дышавшего. Я весь дрожал, как былинка под ветром, так же как и Танкред, который стоял, упираясь всем телом назад, неподвижно, как будто врывшись копытами в землю, тяжело выпуская пламенное дыхание из красных, дымящихся ноздрей, весь дрожа, как
лист, мелкой дрожью и словно остолбенев от оскорбления и злости за ненаказанную дерзость ребенка. Кругом меня раздавались крики смятения, удивления, испуга.
Хризалид денных бабочек я старался развесить [Потому что они сами всегда устроивают себя в висячем положении.] на стенках или приклеить к верхней крышке ящика, который нарочно открывался сбоку; но это было очень трудно сделать, потому что клейкая материя, похожая на шелк-сырец, которою червячки приклеивают свой зад к исподу травяных и древесных
листьев, а в дуплах и щелях — к дереву, уже высохла, и хотя я
снимал хризалид очень бережно, отделяя ножичком приклейку, но, будучи намочена, она уже теряла клейкость, не приставала и не держалась даже и на стенках ящичка, не только на верхней крышке.