Неточные совпадения
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед хора, рыжеватый юноша
в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные песни! Из какой далекой страны
собрались мы? Мы все — русские, и мы
в столице нашей русской страны.
Рыжий был у меня
в Петербурге; сказал, что Бригген живет
в северной
столице и
собирается навестить меня, но я его не видал.
Отношения Грабилина к Белоярцеву как нельзя более напоминали собою отношения подобных Грабилину личностей
в уездных городах к соборному дьякону,
в губернских к регенту архиерейского хора, а
в столицах — к певцам и актерам. Грабилин с благопокорностью переносил от Белоярцева самые оскорбительные насмешки, улыбался прежде, чем тот
собирался что-нибудь сказать, поил его шампанским и катал
в своей коляске.
Прошло два года. Я вел репортерскую работу, редактировал «Журнал спорта» по зимам, чуть ли не каждую пятницу выезжал
в Петербург на «пятницы К.К. Случевского», где
собирались литераторы, издававшие журнал «Словцо», который составлялся тут же на пятницах, и было много интересных, талантливых людей из литературного общества
столицы, и по осеням уезжал
в южнорусские степи на Дон или Кавказ.
Уж и без того Козелков заметил, что предводитель, для приобретения популярности, стал грубить ему более обыкновенного, а тут пошли по городу какие-то шушуканья, стали наезжать из уездов и из
столиц старые и молодые помещики;
в квартире известного либерала, Коли Собачкина, начались таинственные совещания; даже самые, что называется, «сивые» — и те
собирались по вечерам
в клубе и об чем-то беспорядочно толковали…
Стали
собираться понемногу распуганные жители
столицы, и не замедлил приехать Яков Емельянович Шушерин, а с ним и Надежда Федоровна (кажется, они прожили эту грозу
в Рязани), чтоб узнать, не уцелел ли его скромный домик; но, увы! одни обгорелые печи стояли на прежнем месте.
В самое то время, как Москва беззаботно
собиралась в театр, чтоб посмотреть на старого славного артиста, военная гроза, давно скоплявшаяся над Россиею, быстро и прямо понеслась на нее; уже знали прокламацию Наполеона,
в которой он объявлял, что через несколько месяцев обе северные
столицы увидят
в стенах своих победителя света; знали, что победоносная французская армия, вместе с силами целой Европы, идет на нас под предводительством великого, первого полководца своего времени; знали, что неприятель скоро должен переправиться через Неман (он переправился 12 июня) — все это знали и нисколько не беспокоились.
Один только черный принц полудикого народа все еще продолжал отчаянно бороться с дружинами короля. Наконец, после многих битв, черный принц Аго был побежден. Его взяли
в плен, скованного привели
в столицу и бросили
в тюрьму. Дуль-Дуль, разгневанный на черного принца за его долгое сопротивление, решил лишить его жизни. Он велел народу
собраться с первыми лучами солнца на городской площади.
Генерал Копцевич
собирался скоро, — с пылом юноши, летящего на свидание, поспешал он
в столицу и уже терпеливо слушал последние напутствия гетманской дочери, которая была сомнительна насчет «русского направления» и советовала этим не увлекаться, потому что «это пройдет».
Но граф Лев Николаевич уходить, видимо, не
собирался; он, напротив, совершенно оправившись от сцены с князем, рисковавшей принять очень острый характер, если бы не появление Боброва, вмешался
в разговор, который и перешел вскоре на другие общие темы, на разные злобы дня как невской
столицы вообще, так и великосветской части ее
в особенности.
Собрался совет и на нем положили, чтобы архипастырь остался блюсти
столицу,
в которой господствовало необычное смятение: все дела пресеклись, суды, приказы, лавки и караульни опустели. Ударить челом царю и «плакаться» избрано было посольство,
в числе которого поехал
в Александровскую слободу и князь Никита Прозоровский.
Бенигсен открыл совет вопросом: «оставить ли без боя священную и древнюю
столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и
в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно
собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
А как только наступил день обычных и для всех видных лиц
в столице обязательных визитов, Степан Иванович
собрался «объезжать всех именитых людей с визитами».