Неточные совпадения
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед хора, рыжеватый юноша в пенсне
на остром
носу. — Долой безграмотные песни! Из какой далекой страны
собрались мы? Мы все — русские, и мы в столице нашей русской страны.
Под ветлой стоял Туробоев, внушая что-то уряднику, держа белый палец у его
носа. По площади спешно шагал к ветле священник с крестом в руках, крест сиял, таял, освещая темное, сухое лицо. Вокруг ветлы
собрались плотным кругом бабы, урядник начал расталкивать их, когда подошел поп, — Самгин увидал под ветлой парня в розовой рубахе и Макарова
на коленях перед ним.
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили
нос, что Марфенька
собирается ехать гостить за Волгу, к матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет
на следующей неделе, что бабушка останется одна и пропадет с тоски, если он не принесет этой жертвы… и бабушке, и ей…
Пытливо оглядывая толпу склонившихся пред ним людей, глаза его темнели, суживались, лицо
на минуту становилось строгим и сухим. Потом вокруг тонкого
носа и у налимьего рта
собирались морщинки, складываясь в успокоительную, мягкую улыбку, холодный блеск глаз таял, из-под седых усов истекал бодрый, ясный, командующий голос...
Еще синел уходящий день
на острых скулах и широком, прямом
носу, а вокруг глаз под козырьком уже
собиралась ночь в красных отсветах пламени, чернела в бороде и под усами.
Он пошёл быстро, обдумывая
на ходу, что надо сказать сыну, придумал что-то очень строгое и достаточно ласковое, но, тихо отворив дверь в комнату Ильи, всё забыл. Сын стоял
на коленях,
на стуле, упираясь локтями о подоконник, он смотрел в багрово-дымное небо; сумрак наполнял маленькую комнату бурой пылью;
на стене, в большой клетке, возился дрозд:
собираясь спать, чистил свой жёлтый
нос.
Впрочем, иногда даже и гнездарь, несколько упрямый, не вдруг привыкает сейчас лететь
на свист и голос охотника, а сначала начнет оглядываться направо и налево, как будто прислушиваясь, потом начнет кивать головой, вытягивать шею и приседать, что почти всегда делает птица, когда
сбирается с чего-нибудь слететь; вот, кажется, сию секунду полетит, совсем уж перевесился вперед… и вдруг опять принимает спокойное положение и даже начинает
носом перебирать и чистить свои правильные перышки.
Кузьма Васильевич увидал перед самым лицом своим крючковатый
нос, густые усы и пронзительные глаза незнакомца с обшлагом о трех пуговках… и хотя глаза находились
на месте усов, и усы
на месте глаз, и самый
нос являлся опрокинутым, однако Кузьма Васильевич не удивился нисколько, а, напротив, нашел, что так оно и следовало; он
собрался даже сказать этому
носу: «Здорово, брат Григорий», но отменил свое намерение и предпочел… предпочел немедленно отправиться с Колибри в Царьград для предстоящего бракосочетания, так как она была турчанка, а государь его пожаловал в действительные турки.
На клиросе стоит дьячок Отлукавин и держит между вытянутыми жирными пальцами огрызенное гусиное перо. Маленький лоб его
собрался в морщины,
на носу играют пятна всех цветов, начиная от розового и кончая темно-синим. Перед ним
на рыжем переплете Цветной триоди лежат две бумажки.
На одной из них написано «о здравии»,
на другой — «за упокой», и под обоими заглавиями по ряду имен… Около клироса стоит маленькая старушонка с озабоченным лицом и с котомкой
на спине. Она задумалась.
Больной, припав усталой головой к глянцевитому ковшу и макая редкие отвисшие усы в темной воде, слабо и жадно пил. Спутанная борода его была нечиста, впалые, тусклые глаза с трудом поднялись
на лицо парня. Отстав от воды, он хотел поднять руку, чтобы отереть мокрые губы, но не мог и отерся о рукав армяка. Молча и тяжело дыша
носом, он смотрел прямо в глаза парню,
сбираясь с силами.
На торжестве открытия в особой зале, где
собралась многотысячная толпа, император в парадной генеральской форме произнес аллокуцию (краткую речь). Тогда я мог хорошо слышать его голос и даже отметить произношение. Он говорил довольно быстро, немного в
нос, и его акцент совсем не похож был
на произношение коренного француза, и еще менее парижанина, а скорее смахивал
на выговор швейцарца, бельгийца и даже немца, с детства говорившего по-французски.
Долго мужики
собирались, зевали и почесывались. Наконец, с помятыми, сонными лицами, клюя
на ходу
носами, побрели с косами в мокрый лес. Подоили коров. Я запряг свою телегу и с бидонами вечернего и утреннего удоя) поехал домой.
Я почувствовал — она здесь. Подползла откуда-то — унылая, тусклая, — обвилась, сунула
нос в мою душу и нюхает. Она не
собиралась сейчас взять меня, только приползла взглянуть
на будущую добычу. И все внутри затрепетало в понятой вдруг обреченности своей
на уничтожение.
Сговорились
собраться через два дня втроем у Ведерникова. Но вдруг накануне Лиза Бровкина заболела тяжелой ангиной. А откладывать нельзя, — конференция
на носу. Нужно было обернуться вдвоем. Лелька смутилась, испугалась и обрадовалась, как девочка-подросток, что ей одной придется идти к Ведерникову. Весь вечер она опять пробродила по лесу. Глубоко дышала, волновалась, жадно любовалась под мутным месяцем мелко запушенными снегом соснами, — как будто напудренные мелом усы и ресницы рабочего мелового цеха.
Проговорив это, Шлиппенбах прислонился затылком к высокому задку стула, воткнул стоймя огромную перчатку в широкие раструбы своего сапога, как бы делал ее вместо себя соглядатаем и судьею беседы, сщурил глаза, будто
собирался дремать, взглянул караульным полуглазом
на Фюренгофа и Красного
носа, захохотал вдруг, подозвал к себе рукою Адольфа и шепнул ему
на ухо...
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился за
нос и должен был остановиться, чтобы
собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся
на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье. Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядывал
на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там
на полу,
на соломе и шинелях.
Даже мыши и те сгинули. Капельмейстер, чистоплюй, во все углы
носом потыкал, — приказал в мышиные щели толченого стекла насыпать. Тварь божия ему, вишь, помешала. Ну и ушли все скопом в лабаз соседний, не по стеклу ж танцевать. Лапки свои — не казенные. Совсем домовому обидно стало, как своей последней компании он решился. Ишь хлуп гусиный, —
на малое время до лагерного сбора с командой втиснулся, а распорядки заводит, будто он тут и помирать
собрался.