Неточные совпадения
Тут уж сомнения нет, что
робость и полнейший недостаток
собственной инициативы постоянно считался у нас главнейшим и лучшим признаком человека практического, — даже и теперь считается.
Она засмеялась, но смех ее внезапно оборвался — и она осталась неподвижной, как будто ее
собственные слова ее самое поразили, а в глазах ее, в обычное время столь веселых и смелых, мелькнуло что-то похожее на
робость, похожее даже на грусть.
Но вот и зала. Прекрасные проводницы с новым реверансом исчезают. Юнкера теперь представлены
собственной распорядительности, и, надо сказать, некоторыми из них внезапно овладевает
робость.
На приемке скоро ему прискучают
робость больных и их бестолковость, близость благолепного Сергея Сергеича, портреты на стенах и свои
собственные вопросы, которые он задает неизменно уже более двадцати лет. И он уходит, приняв пять-шесть больных. Остальных без него принимает фельдшер.
Слово их было произносимо со властию, с сознанием
собственного достоинства, и молодое поколение с трогательною
робостью прислушивалось к мудрым речам их, едва осмеливаясь делать почтительные вопросы и уже вовсе не смея обнаруживать никаких сомнений.
Возле нее всякому становилось как-то лучше, как-то свободнее, как-то теплее, и, однако ж, ее грустные большие глаза, полные огня и силы, смотрели робко и беспокойно, будто под ежеминутным страхом чего-то враждебного и грозного, и эта странная
робость таким унынием покрывала подчас ее тихие, кроткие черты, напоминавшие светлые лица итальянских мадонн, что, смотря на нее, самому становилось скоро так же грустно, как за
собственную, как за родную печаль.
В своем крайнем развитии оно переходит опять в излишнюю угодливость,
робость, боязнь
собственного мнения, — и это мы нередко видим в наших крестьянах, которых вообще все обстоятельства жизни так и ведут к пресловутому смиренномудрию славянофилов.
Чего-чего тут не было! — и стыд-то, и ложная наглость, и досада с внезапной краской в лице, и гнев, и
робость за неудачу, и просьба о прощении, что смел утруждать, и сознание
собственного достоинства, и полнейшее сознание
собственного ничтожества, — все это как молнии проходило по лицу его.