Неточные совпадения
А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и
страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для
собственного счастия, потому, что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя и истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою…
«Молодые люди до этого не охотники», — твердил он ей (нечего говорить, каков был в тот день обед: Тимофеич
собственною персоной скакал на утренней заре за какою-то особенною черкасскою говядиной; староста ездил в другую сторону за налимами, ершами и раками; за одни грибы бабы получили сорок две копейки медью); но глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные на Базарова, выражали не одну преданность и нежность: в них виднелась и грусть, смешанная с любопытством и
страхом, виднелся какой-то смиренный укор.
Я с судорожным нетерпением мечтал о целой новой программе жизни; я мечтал постепенно, методическим усилием, разрушить в душе ее этот постоянный ее
страх предо мной, растолковать ей ее
собственную цену и все, чем она даже выше меня.
Он предстал пред допрашивающими без малейшего
страха, напротив, с видом строгого и сурового негодования против обвиняемого и тем несомненно придал себе вид чрезвычайной правдивости и
собственного достоинства.
Но Эссен, недовольный ни
собственной чистой совестью, ни
страхом несчастного крестьянина и желая, вероятно, искоренить in Russland [в России (нем.).] взятки, наказать порок и поставить целебный пример, — написал в полицию, написал губернатору, написал в рекрутское присутствие о злодейском покушении старосты.
У меня никогда не было особенного
страха перед
собственной смертью, и я мало о ней думал.
От него я узнал, что все гости и родные на другой же день моей болезни разъехались; одна только добрейшая моя крестная мать, Аксинья Степановна, видя в мучительной тревоге и
страхе моих родителей, осталась в Багрове, чтоб при случае в чем-нибудь помочь им, тогда как ее
собственные дети, оставшиеся дома, были не очень здоровы.
В такие минуты, когда мысль не обсуживает вперед каждого определения воли, а единственными пружинами жизни остаются плотские инстинкты, я понимаю, что ребенок, по неопытности, особенно склонный к такому состоянию, без малейшего колебания и
страха, с улыбкой любопытства, раскладывает и раздувает огонь под
собственным домом, в котором спят его братья, отец, мать, которых он нежно любит.
По выходе же из церкви Софрону Матвеичу поклонится разве редкий аматёр добродетелей (да и то, может быть, в том расчете, что у него все-таки кубышка водится), а Хрисашке всепоклонятся, да не просто поклонятся, а со
страхом и трепетом; ибо в руках у Хрисашки хлеб всех,всей этой чающей и не могущей наесться досыта братии, а в руках у Софрона Матвеича — только
собственная его кубышка.
Я знаю, что в коридоры никто
собственною охотой не заходит; я знаю, что есть коридоры обязательные, которые самою судьбою устроиваются в виду известных вопросов; но положение человека, поставленного в необходимость блуждать и колебаться между
страхом гибели и надеждой на чудесное падение стен, от этого отнюдь не делается более ясным.
Любопытно было взглянуть на этого дикаря, вандала-гунна-готфа, к которому еще Байрон взывал: arise ye, Goths! [восстаньте готы!] и которого давно уже не без
страха поджидает буржуа, и даже совсем было дождался в лице Парижской коммуны, если б маленький Тьер, споспешествуемый Мак-Магоном и удалым капитаном Гарсеном 60, не поспешил на помощь и не утопил готфа в его
собственной крови.
Петр Степанович несомненно был виноват пред ними: всё бы могло обойтись гораздо согласнее и легче,если б он позаботился хоть на капельку скрасить действительность. Вместо того чтобы представить факт в приличном свете, чем-нибудь римско-гражданским или вроде того, он только выставил грубый
страх и угрозу
собственной шкуре, что было уже просто невежливо. Конечно, во всем борьба за существование, и другого принципа нет, это всем известно, но ведь все-таки…
Прочитав эти довольно темные изречения, Егор Егорыч затрепетал, так как изречения совпадали с его
собственным необъяснимым
страхом, и забормотал про себя: «Что же это такое, болтовня обезумевшей старухи или пророчество и должный удар в мою совесть?
— Бессомненно, что если люди не найдут путей соединения в строгие ряды, то и человек должен беспомощно пропасть в
страхе пред
собственным своим умалением души…
«А как это ты, сударыня, — начал старик знакомым и страшным ей голосом, — брата и невестку крысами стравила?» — «Виновата, батюшка, — смиренно отвечала Александра Степановна, у которой подогнулись колена и
страх подавил ее
собственный бешеный нрав, — нарочно положила их в гостиной, да не догадалась полога повесить.
Когда я остался один с Александрой Васильевной, первое чувство, которое неожиданно охватило меня, был
страх,
страх за
собственное ничтожество, осмелившееся служить опорой совершенству.
— Нет выше блага, как свобода! — говорила она, заставляя себя сказать что-нибудь серьезное и значительное. — Ведь какая, подумаешь, нелепость! Мы не даем никакой цены своему
собственному мнению, даже если оно умно, но дрожим перед мнением разных глупцов. Я боялась чужого мнения до последней минуты, но, как только послушалась самоё себя и решила жить по-своему, глаза у меня открылись, я победила свой глупый
страх и теперь счастлива и всем желаю такого счастья.
Трудно описать то ощущение, какое переживаешь каждый раз в боевых местах: это не
страх, а какое-то животное чувство придавленности. Думаешь только о
собственном спасении и забываешь о других. Разбитая барка промелькнула мимо нас, как тень. Я едва рассмотрел бледное, как полотно, женское лицо и снимавшего лапти бурлака.
Заяц-хвастун подпрыгнул кверху, точно мячик, и со
страху упал прямо на широкий волчий лоб, кубарем прокатился по волчьей спине, перевернулся еще раз в воздухе и потом задал такого стрекача, что, кажется, готов был выскочить из
собственной кожи.
Марфа Андревна впервые в жизни ходила со
страхом по своему
собственному дому, — впервые боялась она, чтобы ее кто-нибудь случайно не увидал и не подслушал.
Никто не отвечал. Никита Федорыч остановился и стал прислушиваться… Волнение его мало-помалу утихло, когда он убедился, что кругом его никого не было. Он осторожно вышел из сеней, еще осторожнее обогнул флигель и не без особенного смущения, похожего отчасти на
страх, поглядел через забор. Но каково же было его изумление, когда он увидел
собственное чадо.
А меня, чтобы я не подвергался усиленному воздействию поэтического элемента, отвезли в «благородный пансион», где я и начал усвоивать себе общеобразовательные науки, в полной безмятежности, вплоть до приближения рождественских праздников, когда мне настало время ехать домой опять непременно мимо Селиванова двора и видеть в нем
собственными глазами большие
страхи.
Страх, в котором держала скотница свою питомицу, часто даже исчезал в ребенке от избытка горя. Так случалось почти всякий раз, когда Домна, смягчившись после взрыва необузданной ярости, начинала ласкать и нежить
собственных детей своих. Громко раздавались тогда за печуркою рыдания и всхлипывания одинокой, заброшенной девочки…
Возле нее всякому становилось как-то лучше, как-то свободнее, как-то теплее, и, однако ж, ее грустные большие глаза, полные огня и силы, смотрели робко и беспокойно, будто под ежеминутным
страхом чего-то враждебного и грозного, и эта странная робость таким унынием покрывала подчас ее тихие, кроткие черты, напоминавшие светлые лица итальянских мадонн, что, смотря на нее, самому становилось скоро так же грустно, как за
собственную, как за родную печаль.
Быть может, все мои возмущения против того, что все считают великим делом, исходят из
страха за
собственную кожу?
Черт — Бог!» — по ледяной клавиатуре
собственного спинного хребта и
страха.
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более как для проформы, вроде того, как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут люди намереваются одной
собственной особой, одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы то ни было
страха, выходят прямо перед ним, лицом к лицу, два какие-то человека, да еще со своими поднесениями!
Волнение от всей этой внезапности; радость при нежданных и весьма значительных для него деньгах;
страх пред странным тоном письма и особенно пред заключительной и весьма-таки полновесною угрозой; заманчивость этой загадочно-таинственной неизвестности, за которою скрывается какая-то неведомая, но, должно быть, грозная и могучая сила, (так по крайней мере думал Шишкин) и наконец это лестно-приятное щекотание по тем самым стрункам самолюбия, которые пробуждают в молодом человеке самодовольно-гордое сознание
собственного достоинства и значительности, что вот, мол, стало быть, и я что-нибудь да значу, если меня ищут «такие люди».
Володя почувствовал глубочайшую истину в этих словах доброго и необыкновенного симпатичного матроса и понял, как фальшивы и ложны его
собственные понятия о стыде
страха перед опасностью.
Девочка помимо
собственной воли проронила эту фразу и теперь, краснея до ушей, не знала, куда девать глаза от стыда и
страха.
Но мы,
собственные его дети, чувствовали к нему некоторый почтительный
страх; как мне и теперь кажется, он был слишком серьезен и ригористичен, детской души не понимал, самые естественные ее проявления вызывали в нем недоумение.
Подавленность,
страх и униженность человека преодолеваются творческой активностью духа, в ней человек освобождается от поглощенности собой и от тяжести
собственной тьмы.
Эгоистический
страх собственной гибели, доводящий человека до отказа от чести, должен уступить место
страху собственной низости, уродства и неблагородства.
И что ж? сколько мамка ни берегла ее от худого глаза, умывая водой, на которую пускала четверговую соль и уголья; как ни охраняли рои сенных девушек; что ни говорили ей в остережение отец, домашние и
собственный разум, покоренный общим предрассудкам, — но поганый немчин, латынщик, чернокнижник, лишь с крыльца своего, и Анастасия находила средства отдалить от себя мамку, девичью стражу, предрассудки,
страх, стыдливость — и тут как тут у волокового окна своей светлицы.
Человек создан Творцом гениальным (не непременно гением) и гениальность должен раскрыть в себе творческой активностью, победить все лично-эгоистическое и лично-самолюбивое, всякий
страх собственной гибели, всякую оглядку на других.
Этот покой дается лишь чистой, освященной церковью взаимной любовью, прямой и открытой, без трепета тайны, без
страха огласки и людского суда — это тот покой, который так образно, так кратко и вместе так красноречиво выражен апостольскими правилами: «Жены, повинуйтесь мужьям своим», и «Мужья, любите своих жен, как
собственное тело, так как никто не возненавидит свое тело, но питает и греет его».
Весть о покупке дома Ивановым, а также переезд его с женою в таинственный дом, составили целое событие в жизни Сивцева Вражка. Как всегда бывает, первый смельчак разрушает годами, созданную таинственность, и люди начинают понимать, что все
страхи, окружающие тот или другой предмет, созданы их
собственным воображением.
По одну сторону зерцала поставили Мариулу, по другую — Языка; ее, красивую, опрятную, в шелковом наряде, по коему рассыпались золотые звезды (мать княжны Лелемико унизилась бы в
собственных глазах, если бы одевалась небогато), ее, бледную, дрожащую от
страха; его — в черном холщовом мешке, сквозь которого проглядывали два серые глаза и губы, готовые раскрыться, чтобы произнести смертельный приговор.
Не утилитарный
страх наказаний должен удерживать от преступлений и убийства, а
собственная бессмертная природа человека, которая преступлением и убийством отрицается.
Исключительная погруженность в кризис личного творчества и
страх собственного бессилия — безобразно самолюбивы.