И Панауров стал объяснять, что такое рак. Он был специалистом по всем наукам и объяснял научно все, о чем бы ни зашла речь. Но объяснял он все как-то по-своему. У него была своя
собственная теория кровообращения, своя химия, своя астрономия. Говорил он медленно, мягко, убедительно и слова «вы не можете себе представить» произносил умоляющим голосом, щурил глаза, томно вздыхал и улыбался милостиво, как король, и видно было, что он очень доволен собой и совсем не думает о том, что ему уже 50 лет.
Неточные совпадения
Что клевер сеяли только на шесть, а не на двадцать десятин, это было еще досаднее. Посев клевера, и по
теории и по
собственному его опыту, бывал только тогда хорош, когда сделан как можно раньше, почти по снегу. И никогда Левин не мог добиться этого.
Тут была тоже одна
собственная теорийка, — так себе
теория, — по которой люди разделяются, видите ли, на материал и на особенных людей, то есть на таких людей, для которых, по их высокому положению, закон не писан, а, напротив, которые сами сочиняют законы остальным людям, материалу-то, сору-то.
Если бы Кирсанов рассмотрел свои действия в этом разговоре как теоретик, он с удовольствием заметил бы: «А как, однако же, верна
теория; самому хочется сохранить свое спокойствие, возлежать на лаврах, а толкую о том, что, дескать, ты не имеешь права рисковать спокойствием женщины; а это (ты понимай уж сам) обозначает, что, дескать, я действительно совершал над собою подвиги благородства к
собственному сокрушению, для спокойствия некоторого лица и для твоего, мой друг; а потому и преклонись перед величием души моей.
Помимо всякой философской
теории, всякой гносеологии, я всегда сознавал, что познаю не одним интеллектом, не разумом, подчиненным
собственному закону, а совокупностью духовных сил, также своей волей к торжеству смысла, своей напряженной эмоциональностью.
«Свое
собственное, вольное и свободное хотение, — говорит подпольный человек, — свой
собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы до сумасшествия, — вот это-то и есть та самая, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и которой все системы и
теории постепенно разлетаются к черту».
Это была совершенно оригинальная
теория залегания золотоносных жил, но нужно было чему-нибудь верить, а у Мыльникова, как и у других старателей, была своя
собственная геология и терминология промыслового дела. Наконец в одно прекрасное утро терпение Мыльникова лопнуло. Он вылез из дудки, бросил оземь мокрую шапку и рукавицы и проговорил...
А нам, то есть каждому начинающему автору, приходится проходить всю
теорию словесности
собственным горбом, начиная с поучения какого-нибудь Луки Жидяты.
Хлестаков краснеет и бледнеет; он чувствует, как сознание
собственного легкомыслия начинает угрызать его. Конечно, впоследствии, он поймет ту,
теорию"встречного подкупа", которую всесторонне разработал Прокоп, но когда он поймет ее, — будет уже поздно…
Чтобы за существенное различие нашего воззрения на искусство от понятий, которые имела о нем
теория подражания природе, ручались не наши только
собственные слова, приведем здесь критику этой
теории, заимствованную из лучшего курса господствующей ныне эстетической системы.
Ведь утверждать хоть эту
теорию обновления всего рода человеческого посредством системы его
собственных выгод, ведь это, по-моему, почти то же… ну хоть утверждать, например, вслед за Боклем, что от цивилизации человек смягчается, следственно, становится менее кровожаден и менее способен к войне.
Свое
собственное, вольное и свободное хотенье, свой
собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хоть бы даже до сумасшествия, — вот это-то все и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и
теории постоянно разлетаются к черту.
Содди [Содди Фредерик (1877–1956) — английский радиохимик, создатель
теории радиоактивного распада.], радиоактивист, оценивая современное состояние европейской науки, говорит: «Мы имеем законное право верить, что человек приобретет власть направить для
собственных целей первичные источники энергии, которые природа теперь так ревниво охраняет для будущего.
„Свое
собственное, вольное и свободное хотенье, свой
собственный, хотя бы самый дикий каприз: своя фантазия, раздраженная иногда хотя бы даже до сумасшествия, — вот все это и есть та самая пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и
теории постоянно разлетаются к черту“.
Вероятно, каждый из читателей может насчитать в числе своих знакомых десятки людей, которым, кажется, сроду не приходило в голову ни одного вопроса, не касавшегося их
собственной кожи, и десятки других, бесплодно тратящих всю жизнь в вопросах и сомнениях, не пытаясь разрешить своей деятельностью ни одного из них, и изменяющих на деле даже тем решениям, которые ими сделаны в
теории.
Правила, подобные указанному, усваиваются лишь одним путем, — когда не
теория, а
собственный опыт заставит почувствовать и сознать всю их практическую важность.
[ «Дело состоит в направленности кантианства на самое себя: поскольку кантианская трансцендентальная философия исследует познание бытия, постольку трансцендентальное философское познание систематизирует свои
собственные принципы; подобным образом трансцендентальная философия будет познавать априорную форму как внечувственно-действующее, но в логике теперь уже не должно таиться ничего помимо того, что дается априорной
теорией и познанием чувственной данности» (нем.).]
Свое
собственное вольное и свободное хотение, свой
собственный, хотя бы и самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда хотя бы даже до сумасшествия, — это-то и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и
теории постоянно разлетаются к черту.