Неточные совпадения
Оттого я довольно равнодушно пошел вслед за другими в Британский музеум, по
сознанию только
необходимости видеть это колоссальное собрание редкостей и предметов знания.
Вопрос ставится о двух состояниях мира, которые соответствуют двум разным структурам и направлениям
сознания, прежде всего дуализма свободы и
необходимости, внутренней соединенности и вражды, смысла и бессмыслицы.
Мир
необходимости, отчуждения, абсурдности, конечности, вражды — есть мир суженного
сознания, выброшенного на поверхность, для которого закрыта бесконечность.
Слишком ведь ясно для религиозного
сознания, что церковь как порядок свободы и благодати не может подчиниться государству и порядку
необходимости и закона и не может сама стать государством, т. е. жизнью по принуждению и закону.
Сама возможность пророчеств основана на религиозном преодолении противоположности между свободой и
необходимостью, которая для рационалистического
сознания остается непримиримой антиномией.
А там опять примется за прежнее; этого с достоверностью можно ожидать, зная, что в нем вовсе не развито внутреннее
сознание о
необходимости честной и полезной жизни…
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с
сознанием какой-то неотразимой
необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся кровью; то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Пришли новые люди и принесли с собой
сознание о вреде так называемых пререканий и о
необходимости безусловно покориться веяниям минуты.
Дисциплина и условие ее — субординация только приятно, как всякие обзаконенные отношения, — когда она основана, кроме взаимного
сознания в
необходимости ее, на признанном со стороны низшего превосходства в опытности, военном достоинстве или даже просто в моральном совершенстве; но зато, как скоро дисциплина основана, как у нас часто случается, на случайности или денежном принципе, — она всегда переходит с одной стороны в важничество, с другой — в скрытую зависть и досаду и, вместо полезного влияния соединения масс в одно целое, производит совершенно противоположное действие.
Христианство признает любовь и к себе, и к семье, и к народу, и к человечеству, не только к человечеству, но ко всему живому, ко всему существующему, признает
необходимость бесконечного расширения области любви; но предмет этой любви оно находит не вне себя, не в совокупности личностей: в семье, роде, государстве, человечестве, во всем внешнем мире, но в себе же, в своей личности, но личности божеской, сущность которой есть та самая любовь, к потребности расширения которой приведена была личность животная, спасаясь от
сознания своей погибельности.
Какие бы доводы ни приводили люди в пользу того, что вредно упразднить государственную власть и что упразднение это может породить бедствия, люди, выросшие уже из государственной формы, уже не могут вместиться в ней. И, сколько бы и какие бы доводы ни приводили человеку, выросшему из государственной формы, о
необходимости ее, он не может вернуться к ней, не может принимать участия в делах, отрицаемых его
сознанием, как не могут выросшие птенцы вернуться в скорлупу, из которой они выросли.
Так это было при римских императорах, так это и теперь. Несмотря на то, что мысль о бесполезности и даже вреде государственного насилия всё больше и больше входит в
сознание людей, так это продолжалось бы вечно, если бы правительствам не было
необходимости для поддержания своей власти усиливать войска.
Противоречия эти выражаются и в экономических и государственных отношениях, но резче всего это противоречие в
сознании людьми христианского закона братства людей и
необходимости, в которую ставит всех людей общая воинская повинность, каждому быть готовым к вражде, к убийству, — каждому быть в одно и то же время христианином и гладиатором.
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются законам общественным не по разумному
сознанию их
необходимости, не потому, что они имеют понятие об идее государства, а по религиозному чувству.
«Но, — скажут на это, — всегда во всех обществах большинство людей: все дети, все поглощаемые трудом детоношения, рождения и кормления женщины, все огромные массы рабочего народа, поставленные в
необходимость напряженной и неустанной физической работы, все от природы слабые духом, все люди ненормальные, с ослабленной духовной деятельностью вследствие отравления никотином, алкоголем и опиумом или других причин, — все эти люди всегда находятся в том положении, что, не имея возможности мыслить самостоятельно, подчиняются или тем людям, которые стоят на более высокой степени разумного
сознания, или преданиям семейным или государственным, тому, что называется общественным мнением, и в этом подчинении нет ничего неестественного и противоречивого».
Даже странно: он знает, конечно, что в течение семи лет все материальное существо человека израсходывается и заменяется, а не может убедить себя в
необходимости признать в человеке независимое начало, сохраняющее нам тождественность нашего
сознания во всю жизнь.
Но из этого, однако, не следовало, чтобы дядя Яков Львович, при таком взгляде на образование и при живом
сознании его
необходимости и значения для худающего рода, принял надлежащие меры к тому, чтобы дать наилучшее образование собственным своим детям.
В одно время личность бывает исполнена
сознанием своей нравственной цели, является так, как есть, прекрасною в глубочайшем смысле слова; но в другое время человек занят бывает чем-нибудь имеющим только посредственную связь с целью жизни его, и при этом истинное содержание характера не проявляется в выражении лица; иногда человек бывает занят делом, возлагаемым на него только житейскою или жизненною
необходимостью, и при этом всякое высшее выражение погребено под равнодушием или скукою, неохотою.
Для этого нужно было время, приготовление; нужно было, чтобы появилось сначала
сознание недостатков, чувство
необходимости их исправления; сначала должно было теоретически овладеть умами, чтобы потом практически выразиться в жизни.
Понял народ, что закон жизни не в том, чтобы возвысить одного из семьи и, питая его волею своей, — его разумом жить, но в том истинный закон, чтобы всем подняться к высоте, каждому своими глазами осмотреть пути жизни, — день
сознания народом
необходимости равенства людей и был днём рождества Христова!
Эти же сотни тысяч откажутся от мяса, от пирога, от теплого угла, от единственного армячишка, от последнего гроша, если того потребует доброе дело,
сознание в
необходимости которого созреет в их душах.
Разум показывает
необходимость перенести
сознание жизни из личной жизни в растушую жизнь духовную.
Всякий истинный христианин при предъявлении к нему требования государства, противного его
сознанию, может и должен сказать: я не могу доказывать ни
необходимости, ни вреда государства; знаю только одно то, что, во-первых, мне не нужно государство, а во-вторых, что я не могу совершать все те дела, которые нужны для существования государства.
Так великий поэт породил с внутренней
необходимостью того, кто в
сознании своем уже не мыслит себя только художником.
Напротив, каждый, хотя познает такую
необходимость абстрактно и теоретически, но отлагает ее в сторону, как другие теоретические истины, которые, однако, на практике неприложимы, — нисколько не воспринимая их в свое живое
сознание».
Историческая
необходимость делается критерием оценок, и
сознание этой
необходимости признается единственной свободой.
Рабство человека у времени, у
необходимости, у смерти, у иллюзий
сознания исчезнет.
Этика принуждена дать двойной ответ на вопрошание о войне: должно стремиться всеми силами к предупреждению войны, к укреплению нравственного
сознания, неблагоприятного для войн и осуждающего их, к созданию социальных условий, не вызывающих
необходимости войн, но, когда война началась и ее уже нельзя остановить, личность не может сбрасывать с себя ее бремя, выйти из общей ответственности, из круговой поруки, она должна принять на себя вину войны во имя высших целей, но изживать ее трагически, как ужас и рок.
Но исключительная направленность
сознания на общество и на
необходимость его радикального изменения приведет к забвению самой человеческой личности, полноты ее жизни, ее права на духовое содержание жизни.
Не оттого люди ужасаются мысли о плотской смерти, что они боятся, чтобы с нею не кончилась их жизнь, но оттого, что плотская смерть явно показывает им
необходимость истинной жизни, которой они не имеют. И от этого-то так не любят люди, не понимающие жизни, вспоминать о смерти. Вспоминать о смерти для них всё равно, что признаваться в том, что они живут не так, как того требует от них их разумное
сознание.
Наше знание о мире вытекает из
сознания нашего стремления к благу и
необходимости, для достижения этого блага, подчинения нашего животного разуму. Если мы знаем жизнь животного, то только потому, что мы и в животном видим стремление к благу и
необходимость подчинения закону разума, который в нем представляется законом организма.
Он снисходительно возражал.
Сознание рабства, о котором я говорю, — это естественная стадия. Конечно, со временем и я превзойду ее. Эмпирическая
необходимость вовсе не противоречит высшей, трансцендентальной свободе.
Возрастание же духовности означает выход за пределы раздвоенного
сознания к сверхсознанию, выход из власти
необходимости, из мира, в котором господствуют каузальные связи, к свободе и к связи, основанной на любви.
Человек, всечеловек, носитель абсолютной человечности, пришедший в
сознание после обморока своего в природном мире, после падения своего в природную
необходимость, сознает свою бесконечную природу, которая не может быть удовлетворена и насыщена временными осуществлениями.
Лучшие люди начинают сознавать, что наступает конец старой, пассивной философии
необходимости, в какой бы форме она ни являлась — в метафизической, критической или позитивистической [Гениальное и дерзновенное
сознание того, что философия должна быть органом творческой активности человека, есть у неведомого русского мыслителя Н. Ф. Федорова.
Закон Кармы и бесконечная эволюция перевоплощений, о которой учит религиозное
сознание Индии, и есть
необходимость смерти и рождения, связанная с грехом сексуальности.
Но в нем есть какая-то дробная часть истины, какое-то отраженное, послушное
сознание погруженности человека в
необходимость.
И праведно клеймило церковно-христианское
сознание магию как рабство у природной
необходимости, как заколдованность.
Такая отъединенность и отчужденность создает
необходимость крайней общественности, крайнего социологизма
сознания.
Должно сказать с полным
сознанием и дерзновением, что границы мировой данности и повеления мировой
необходимости необязательны для философии.
В
сознании Бергсона философия творчески рвется из тисков научной
необходимости и рационалистической скованности.
Научность (не наука) есть рабство духа у низших сфер бытия, неустанное и повсеместное
сознание власти
необходимости, зависимости от мировой тяжести.
В мировом новозаветном периоде загоралось
сознание новой связи по Духу, связи в свободе, а не в
необходимости.
Этот мир занял себе удобные места в жизни не только духовно, но и материально, без
сознания опасности и
необходимости борьбы.
Разум выражает законы
необходимости.
Сознание выражает сущность свободы.
Если люди произошли от обезьян в неизвестный период времени, то это столь же понятно, как и то, что люди произошли от горсти земли в известный период времени (в первом случае X есть время, во втором происхождение), и вопрос о том, каким образом соединяется
сознание свободы человека с законом
необходимости, которому подлежит человек, не может быть разрешен сравнительною физиологией и зоологией, ибо в лягушке, кролике и обезьяне мы можем наблюдать только мускульно-нервную деятельность, а в человеке — и мускульно-нервную деятельность, и
сознание.
Но как ни странно кажется мне ослепление людей, верящих в
необходимость, неизбежность насилия, как ни неотразимо очевидна для меня неизбежность непротивления, не разумные доводы убеждают меня и могут неотразимо убедить людей в истине непротивления, убеждает только
сознание человеком своей духовности, основное выражение которого есть любовь. Любовь же, истинная любовь, составляющая сущность души человека, та любовь, которая открыта учением Христа, исключает возможность мысли о каком бы то ни было насилии.
Толпа скучиваясь зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами, в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя
необходимость говорить вдруг со всеми, не знала как быть. Но опять
сознание того, что она — представительница отца и брата, придало ей силы и она смело начала свою речь.
Ибо то, что с точки зрения наблюдения, разум и воля суть только отделения (sécrétion) мозга, и то, что человек, следуя общему закону, мог развиться из низших животных в неизвестный период времени, уясняет только с новой стороны тысячелетия тому назад признанную всеми религиями и философскими теориями, истину о том, что с точки зрения разума человек подлежит законам
необходимости, но ни на волос не подвигает разрешение вопроса, имеющего другую, противоположную сторону, основанную на
сознании свободы.
Свобода, ничем не ограниченная, есть сущность жизни в
сознании человека.
Необходимость без содержания есть разум человека с его тремя формами.