Неточные совпадения
— Ох, нет!.. Бог этого не попустит! — вырвалось, наконец, из стесненной груди у
Сони. Она
слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немой просьбе руки, точно от него все и зависело.
Свидригайлов сел к столу, а
Соню попросил сесть подле. Та робко приготовилась
слушать.
Соня из всех сил
слушала.
— Э-эх,
Соня! — вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. — Не прерывай меня,
Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе?
Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
Соня. Лежи и
слушай! Кончим мы с ним наши науки и будем жить дружно, ярко, хорошо! Нас будет четверо, мама, четверо смелых, честных людей!..
(Калерия отходит в правую сторону, встречается с
Соней. Замыслов идет на голос Юлии Филипповны. Басов подмигивает вслед ему и, наклонясь к Шалимову, что-то шепчет ему. Шалимов,
слушая его, смеется.)
Соня. И только! Этого ему мало, он недоволен мной… Мамашка, я за тобой зайду, хорошо? А теперь иду
слушать, как Макс будет говорить мне о вечной любви…
Зизи и Паф не хотели даже
слушать продолжение того, что было дальше на афишке; они оставили свои табуреты и принялись шумно играть, представляя, как будет действовать гуттаперчевый мальчик. Паф снова становился на четвереньки, подымал, как клоун, левую ногу и, усиленно пригибая язык к щеке, посматривал на всех своими киргизскими глазками, что всякий раз вызывало восклицание у тети
Сони, боявшейся, чтоб кровь не бросилась ему в голову.
— Дети, дети… довольно! Вы, кажется, не хотите больше быть умными… Не хотите
слушать, — говорила тетя
Соня, досадовавшая главным образом за то, что не умела сердиться. Ну, не могла она этого сделать, — не могла решительно!
Иван (мягко).
Послушай,
Соня…
Иван (оглядываясь, угрюмо). У меня тоже темнеет в глазах, когда я выхожу на улицу. Ведь бомбисты убивают и отставных, им всё равно… это звери! (Вдруг говорит мягко и искренно.)
Послушай,
Соня, разве я злой человек?
Соня.
Слушайте меня,
слушайте… (Сжимает ему руки.) Дайте мне сказать вам…
— Только, ради бога, не говорите маме… Вообще никому не говорите, потому что тут секрет. Не дай бог, узнает мама, то достанется и мне, и
Соне, и Пелагее… Ну,
слушайте. С папой я и
Соня видимся каждый вторник и пятницу. Когда Пелагея водит нас перед обедом гулять, то мы заходим в кондитерскую Апфеля, а там уж нас ждет папа… Он всегда в отдельной комнатке сидит, где, знаете, этакий мраморный стол и пепельница в виде гуся без спины…
— Да как вам сказать? Соня-то будет хорошая жена и хорошая мать, но Сережа мой умен, очень умен, этого никто не отнимет. Учился прекрасно, — немножко ленив. К естественным наукам он большую охоту имел. Мы были счастливы, у нас был славный, славный учитель. Ему здесь хочется в университет —
послушать лекции естественных наук, химии…
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство,
Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее
слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного везде, где только появится.
Соня, молча с опущенными глазами,
слушала жестокие слова графини и не понимала чего от нее требуют.
Соня,
слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько-нибудь быть столь обворожительною, как ее кузина.
«Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», старательно читала
Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза,
слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
— Я ничего не боюсь, — сказала
Соня. — Можно сейчас? — Она встала.
Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и
слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
— Ну, хорошо, хорошо, уж там видно будет, я ли тебя не знаю или ты сам себя не знаешь. Только я сказала, что у меня на душе было;
послушаешь меня — хорошо. Вот теперь и о Сереже поговорим. Какой он у тебя? — «Он мне не очень понравился», — хотела было сказать она, но сказала только: — Он на мать похож, две капли воды. Вот
Соня твоя так мне очень понравилась, очень… милое такое что-то, открытое. Милая. Где она, Сонюшка? Да, я и забыла.