Неточные совпадения
Знаю только то, что он с пятнадцатого года стал известен как юродивый, который зиму и лето
ходит босиком, посещает
монастыри, дарит образочки тем, кого полюбит, и говорит загадочные слова, которые некоторыми принимаются за предсказания, что никто никогда не знал его
в другом виде, что он изредка хаживал к бабушке и что одни говорили, будто он несчастный сын богатых родителей и чистая душа, а другие, что он просто мужик и лентяй.
— Она тихонько засмеялась, говоря: — Я бы вот вопрос об этой великомученице просто решила:
сослала бы ее
в монастырь подальше от людей и где устав построже.
— Вот какая новость: я поступаю на хорошее место,
в монастырь,
в школу, буду там девочек шитью учить. И квартиру мне там дадут, при школе. Значит — прощай! Мужчинам туда нельзя
ходить.
— Какой дурак, братцы, — сказала Татьяна, — так этакого поискать! Чего, чего не надарит ей? Она разрядится, точно пава, и
ходит так важно; а кабы кто посмотрел, какие юбки да какие чулки носит, так срам посмотреть! Шеи по две недели не моет, а лицо мажет… Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах ты, убогая! надела бы ты платок на голову, да шла бы
в монастырь, на богомолье…»
В университете Райский делит время, по утрам, между лекциями и Кремлевским садом,
в воскресенье
ходит в Никитский
монастырь к обедне, заглядывает на развод и посещает кондитеров Пеэра и Педотти. По вечерам сидит
в «своем кружке», то есть избранных товарищей, горячих голов, великодушных сердец.
И надо так сказать, что уже все
ходило по его знаку, и само начальство ни
в чем не препятствовало, и архимандрит за ревность благодарил: много на
монастырь жертвовал и, когда стих находил, очень о душе своей воздыхал и о будущем веке озабочен был немало.
— Просто-запросто ваш Петр Валерьяныч
в монастыре ест кутью и кладет поклоны, а
в Бога не верует, и вы под такую минуту попали — вот и все, — сказал я, — и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз десять прежде того микроскоп видел, что ж он так с ума
сошел в одиннадцатый-то раз? Впечатлительность какая-то нервная…
в монастыре выработал.
Тут тот же
монастырь, те же подвиги схимничества. Тут чувство, а не идея. Для чего? Зачем? Нравственно ли это и не уродливо ли
ходить в дерюге и есть черный хлеб всю жизнь, таская на себе такие деньжища? Эти вопросы потом, а теперь только о возможности достижения цели.
— Ха-ха-ха! Ты не ожидал? Я думаю: где тебя подождать? У ее дома? Оттуда три дороги, и я могу тебя прозевать. Надумал наконец дождаться здесь, потому что здесь-то он
пройдет непременно, другого пути
в монастырь не имеется. Ну, объявляй правду, дави меня, как таракана… Да что с тобой?
—
В чужой
монастырь со своим уставом не
ходят, — заметил он. — Всех здесь
в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту едят. И ни одной-то женщины
в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Монастырь он обошел кругом и через сосновую рощу
прошел прямо
в скит. Там ему отворили, хотя
в этот час уже никого не впускали. Сердце у него дрожало, когда он вошел
в келью старца: «Зачем, зачем он выходил, зачем тот послал его „
в мир“? Здесь тишина, здесь святыня, а там — смущенье, там мрак,
в котором сразу потеряешься и заблудишься…»
Проходя по двору, Алеша встретил брата Ивана на скамье у ворот: тот сидел и вписывал что-то
в свою записную книжку карандашом. Алеша передал Ивану, что старик проснулся и
в памяти, а его отпустил ночевать
в монастырь.
Но о сем скажем
в следующей книге, а теперь лишь прибавим вперед, что не
прошел еще и день, как совершилось нечто до того для всех неожиданное, а по впечатлению, произведенному
в среде
монастыря и
в городе, до того как бы странное, тревожное и сбивчивое, что и до сих пор, после стольких лет, сохраняется
в городе нашем самое живое воспоминание о том столь для многих тревожном дне…
В юности моей, давно уже, чуть не сорок лет тому,
ходили мы с отцом Анфимом по всей Руси, собирая на
монастырь подаяние, и заночевали раз на большой реке судоходной, на берегу, с рыбаками, а вместе с нами присел один благообразный юноша, крестьянин, лет уже восемнадцати на вид, поспешал он к своему месту назавтра купеческую барку бечевою тянуть.
В самом деле,
ходил по рукам список с адреса одного из его писем: Акулине Петровне Курочкиной,
в Москве, напротив Алексеевского
монастыря,
в доме медника Савельева, а вас покорнейше прошу доставить письмо сие А. Н. Р.
Он велел синоду разобрать дело крестьян, а старика
сослать на пожизненное заточение
в Спасо-Евфимьевский
монастырь; он думал, что православные монахи домучат его лучше каторжной работы; но он забыл, что наши монахи не только православные, но люди, любящие деньги и водку, а раскольники водки не пьют и денег не жалеют.
Ехали мы, ехали часа полтора, наконец проехали Симонов
монастырь и остановились у тяжелых каменных ворот, перед которыми
ходили два жандарма с карабинами. Это был Крутицкий
монастырь, превращенный
в жандармские казармы.
— Это он, видно, моего «покойничка» видел! — И затем, обращаясь ко мне, прибавила: — А тебе, мой друг, не следовало не
в свое дело вмешиваться.
В чужой
монастырь с своим уставом не
ходят. Девчонка провинилась, и я ее наказала. Она моя, и я что хочу, то с ней и делаю. Так-то.
Обучался он живописи
в Суздале, потом
ходил некоторое время по оброку и работал по
монастырям; наконец матушка рассудила, что
в четырех-пяти церквах, которые находились
в разных ее имениях, и своей работы достаточно.
— А хочешь, я тебя, балбес,
в Суздаль-монастырь
сошлю? да, возьму и
сошлю! И никто меня за это не осудит, потому что я мать: что хочу, то над детьми и делаю! Сиди там да и жди, пока мать с отцом умрут, да имение свое тебе, шельмецу, предоставят.
— Ах, да ты, верно, старой Акули застыдился! так ведь ей, голубчик, за семьдесят! И мастерица уж она мыть! еще папеньку твоего мывала, когда
в Малиновце жила. Вздор, сударь, вздор! Иди-ка
в баньку и мойся!
в чужой
монастырь с своим уставом не
ходят! Настюша! скажи Акулине да проведи его
в баню!
В доме Румянцева была, например, квартира «странников». Здоровеннейшие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по плечам лежат, ни гребня, ни мыла они никогда не видывали. Это монахи небывалых
монастырей, пилигримы, которые век свой
ходят от Хитровки до церковной паперти или до замоскворецких купчих и обратно.
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские воды. Алексей Петрович живет
в Жилкинской волости,
в юрте;
в городе не позволили остаться. Якубович
ходил говеть
в монастырь и взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли
в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
— Пойду
в монастырь и буду там жить, буду
ходить в черненьком платьице,
в бархатной шапочке.
—
В чужой
монастырь со своим уставом не
ходят, — заметил Александр Иванович, — когда он у вас, вы можете не советовать ему пить, а когда он у меня, я советую ему, ибо когда мы с ним пить не станем, то лопнет здешний откупщик.
— Весь он у меня, братец,
в мать пошел: умная ведь она у меня была, но тоже этакая пречувствительная и претревожная!.. Вот он тоже маленьким болен сделался; вдруг вздумала: «Ай, батюшка, чтобы спасти сына от смерти, пойду сама
в Геннадьев
монастырь пешком!..»
Сходила, надорвалась, да и жизнь кончила, так разве бог-то требует того?!
Вдыхая полной грудью сладкий воздух, они шли не быстрой, но спорой походкой, и матери казалось, что она идет на богомолье. Ей вспоминалось детство и та хорошая радость, с которой она, бывало,
ходила из села на праздник
в дальний
монастырь к чудотворной иконе.
—
В настоящее время, пришедши
в преклонность моих лет, я, милостивый государь, вижу себя лишенною пристанища. А как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие, то и
хожу теперь больше по святым
монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей жизни, сколько о жизни будущей…
— Отец высек, — не я. Отец все над тобой сделать может:
в Сибирь
сослать,
в солдаты отдать,
в монастырь заточить… Ты его не кормишь, расподлая твоя душа!
— Да вот, например, у нас такой случай был, что один жид
в лесу около
монастыря удавился, и стали все послушники говорить, что это Иуда и что он по ночам по обители
ходит и вздыхает, и многие были о том свидетели.
— Да, сударь капитан,
в монастыре были, — отвечал тот. — Яков Васильич благодарственный молебен
ходил служить угоднику. Его сочинение напечатано с большим успехом, и мы сегодня как бы вроде того: победу торжествуем! Как бы этак по-вашему, по-военному, крепость взяли: у вас слава — и у нас слава!
В четверг на святой папа, сестра и Мими с Катенькой уехали
в деревню, так что во всем большом бабушкином доме оставались только Володя, я и St.-Jérôme. То настроение духа,
в котором я находился
в день исповеди и поездки
в монастырь, совершенно
прошло и оставило по себе только смутное, хотя и приятное, воспоминание, которое все более и более заглушалось новыми впечатлениями свободной жизни.
Сослать его разве
в Суздаль-монастырь?
В монастырь не хотелось, но я чувствовал, что запутался и верчусь
в заколдованном круге непонятного. Было тоскливо. Жизнь стала похожа на осенний лес, — грибы уже
сошли, делать
в пустом лесу нечего, и кажется, что насквозь знаешь его.
Роли стариков переменились, и как до сих пор Николай Афанасьевич ежедневно навещал Туберозова, так теперь Савелий, напилив урочные дрова и отстояв
в монастыре вечерню,
ходил в большой плодомасовский дом, где лежал
в одном укромном покойчике разболевшийся карлик.
— И видишь, что еще… Пожалуйста, не прими там как-нибудь… того…
в дурную сторону. У всякого народа свой обычай, и
в чужой
монастырь, как говорится, не
ходят со своим уставом.
— Это точно, — подтвердил хозяин, — это могу сказать, случалось вас видеть. А впрочем, ведь я не всегда
в вашу церковь
хожу. Я больше
в монастырь езжу. Так уж это у нас
в роду повелось.
А придя домой, рассказал: однажды поп покаялся духовнику своему, что его-де одолевает неверие, а духовник об этом владыке доложил, поп же и прежде был замечен
в мыслях вольных, за всё это его, пожурив, выслали к нам, и с той поры попадья живёт
в страхе за мужа, как бы его
в монастырь не
сослали. Вот почему она всё оговаривает его — Саша да Саша.
Хворала я долго
в монастыре одном. Женский
монастырь. Ухаживала за мной одна девушка, полька… и к ней из
монастыря другого — около Арцер-Паланки, помню, —
ходил брат, тоже монашек… Такой… как червяк, всё извивался предо мной… И когда я выздоровела, то ушла с ним…
в Польшу его.
— У меня
в доме все равны, — мягко заметил Жареный, прищуривая свои ласковые темные глаза, глядевшие насквозь. — Пойдемте. Знаете русскую пословицу: «
В чужой
монастырь со своим уставом не
ходят»?
—
В чужой
монастырь с своим уставом не
ходят, — обрезала Варвара Тихоновна. — Я здесь за игуменью иду, а это братия…
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися
в торги,
в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души.
Ходишь,
ходишь; молишь, молишь; иногда
в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех!
Пройдет неделя, другая, заглянешь
в мошонку, ан
в ней так мало, что совестно
в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
Дорога из
монастыря в Духаново
проходила менее чем
в версте от окошек ее деревенского дома — и потому Марья Александровна могла удобно рассмотреть длинную процессию, потянувшуюся из
монастыря в Духаново после отпевания.
— И создал я себе такую, того-этого, горделивую мечту: человек я вольный, ноги у меня длинные — буду
ходить по базарам, ярманкам, по селам и даже
монастырям, ну везде, куда собирается народ
в большом количестве, и буду ему петь по нотам. Год я целый, ты подумай, окрылялся этой мечтой, даже институт бросил… ну, да теперь можно сказать: днем
в зеркало гляделся, а ночью плакал, как это говорится,
в одинокую подушку. Как подумаю, как это я, того-этого, пою, а народ, того-этого, слушает…
А слепец Брехун
ходил со своим «глазом» по Служней слободе как ни
в чем не бывало. Утром он сидел у
монастыря и пел Лазаря, а вечером переходил к обители, куда благочестивые люди шли к вечерне. Дня через три после бегства воеводы, ночью, Брехун имел тайное свидание на старой монастырской мельнице с беломестным казаком Белоусом, который вызвал его туда через одного нищего.
— Погоди, отольются медведю коровьи слезы!.. Будет ему кровь нашу пить… по колен
в нашей крови
ходить… Вот побегут казаки с Яика да орда из степи подвалит, по камушку все заводы разнесут. Я-то не доживу, а ты увидишь, как тряхнут заводами, и
монастырем, и Усторожьем. К казакам и заводчина пристанет и наши крестьяне… Огонь… дым…
Захватили несколько ведунов, оговоренных доносчиками, допрашивали их под пыткою, равно как и самого Безобразова, вынудили, разумеется, признание и приговорили: Безобразову отсечь голову, жену его
сослать по смерть
в тихвинский Введенский
монастырь, двух главных ведунов — Коновалова и Бобыля — сжечь
в срубе, прочих ведунов нещадно бить кнутом на козле…
Прошло то время, дон Октавьо. Ныне
Пора другая настает. Я стала,
Вы видите, спокойнее теперь.
Я
в монастырь решилась удалиться.
— Его бы, Лариона-то,
в монастырь надо
сослать, да вот отец больно уж добр, не жаловался на него.
— Да, — говорит, — да ведь вы с ним точно на кулачки драться собрались, разве это можно? А что жизнь тяжела людям — верно! Я тоже иногда думаю — почему? Знаете, что я скажу вам? Здесь недалеко
монастырь женский, и
в нём отшельница, очень мудрая старушка! Хорошо она о боге говорит —
сходили бы вы к ней!