Неточные совпадения
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы
баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая в воде, на отмелях. В третьем классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в
сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
И вот эта чувственная, разнузданная бабенка заставляет слушать ее, восхищаться ею
сотни людей только потому, что она умеет петь глупые песни, обладает способностью воспроизводить вой
баб и девок, тоску самок о самцах.
Когда же мой отец спросил, отчего в праздник они на барщине (это был первый Спас, то есть первое августа), ему отвечали, что так приказал староста Мироныч; что в этот праздник точно прежде не работали, но вот уже года четыре как начали работать; что все мужики постарше и бабы-ребятницы уехали ночевать в село, но после обедни все приедут, и что в поле остался только народ молодой, всего серпов с
сотню, под присмотром десятника.
Ну, это, говорит, много: неравно облопаешься: ты, мол, и без того три дня у нас тутотка живешь, всю снедь от нас тащишь, так, по этому судя, и полторы
сотни тебе за глаза будет…"Только он было ее и застращивать, и просить примался — уперлась
баба, да и вся недолга, а без ее, то есть, приказу видит, что ему никакого дела сделать нельзя.
— Да чтò ж? Известно, батюшка, Дутловы люди сильные; во всей вотчине почитай первый мужик, — отвечала кормилица, поматывая головой. — Летось другую связь из своего леса поставил, господ не трудили. Лошадей у них, окромя жеребят да подростков, троек шесть соберется, а скотины, коров да овец как с поля гонят, да
бабы выйдут на улицу загонять, так в воротах их-то сопрется, что беда; да и пчел-то колодок
сотни две, не то больше живет. Мужик оченно сильный, и деньги должны быть.
Во многих лавках и закрытых клетках пели соловьи, знаменитые курские соловьи, за которых любители платили
сотни рублей. На развале — пряники, изюм, чернослив, шептала, урюк горами высились. Гармонисты, песенники, рожечники, гусляры — повсюду. Около материй толпились
бабы в паневах, сарафанах и платках и модные дамы-помещицы. Коридор и полы лавок были мягки от свежего душистого сена и травы — душистой мяты и полыни.
В церкви среди толпы народа я узнавал и своих крестьян и прифрантившихся дворовых. Много было густых приглаженных волос уже не белых, а от старости с сильно зеленоватым оттенком. При сравнительно дальнем переходе по холодной ночи в церковь, нагретую дыханием толпы и
сотнями горящих свечей, дело не обошлось без неожиданной иллюминации. Задремавший старик поджег сзади другому скобку, и близко стоящие
бабы стали шлепать горящего по затылку, с криком: «Дедушка, горишь! Дедушка, горишь!»
Когда же наконец стал отец Михаил поминать усопших родителей Чапурина и перебрал их чуть не до седьмого колена, Патап Максимыч как
баба расплакался и решил на обитель три
сотни серебром дать и каждый год мукой с краснораменских мельниц снабжать ее.
«Поднять хворого с одра? — думал, усмехаясь, Мамон. — Что поет нам этот лекаришка!.. Кому роком уложено жить, тот из проруби вынырнет, из-под развалин дома выпрыгнет и в гробу встанет; кому суждено умереть, того и палка Ивана Васильевича не поднимет. Вырастил бы бороду да спознался б с лукавым! Вот этот, батюшка, и
сотню немецких лекарей заткнет за пояс. Лучше пойти к лихой
бабе или к жиду с Адамовой книгой».
Няня-Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов,
сотни раз рассказанное о том, как покойница-княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянскою бабой-молдаванкой, вместо бабушки.