Неточные совпадения
Надежда Васильевна, старшая дочь Бахаревых, была высокая симпатичная девушка лет двадцати. Ее, пожалуй, можно было назвать красивой, но на Маргариту она уже совсем не походила. Сравнение Хионии Алексеевны вызвало на ее полном лице
спокойную улыбку, но темно-серые глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели из-под тонких бровей серьезно и задумчиво. Она откинула рукой пряди светло-русых гладко зачесанных волос, которые выбились у нее из-под летней соломенной шляпы, и спокойно проговорила...
Он был в то время даже очень красив собою, строен, средневысокого роста, темно-рус, с правильным, хотя несколько удлиненным овалом лица, с блестящими темно-серыми широко расставленными глазами, весьма задумчивый и по-видимому весьма
спокойный.
Ни одна река так сильно не разбивается на протоки, как Бикин. Удэгейцы говорят, что есть места, где можно насчитать 22 протоки. Течение Бикина гораздо
спокойнее, чем течение Имана, но
русло его завалено топным лесом, что очень затрудняет плавание на лодках. От устья Бягаму до железной дороги около 350 км.
Розанов и Женни остолбенели. Райнер встал совершенно
спокойный и поправил свои длинные
русые волосы.
Изредка, время от времени, в полку наступали дни какого-то общего, повального, безобразного кутежа. Может быть, это случалось в те странные моменты, когда люди, случайно между собой связанные, но все вместе осужденные на скучную бездеятельность и бессмысленную жестокость, вдруг прозревали в глазах друг у друга, там, далеко, в запутанном и угнетенном сознании, какую-то таинственную искру ужаса, тоски и безумия. И тогда
спокойная, сытая, как у племенных быков, жизнь точно выбрасывалась из своего
русла.
Только темно-серые большие глаза, выражением, соединявшим веселость и
спокойную внимательность, чрезвычайно похожие на глаза тетки, очень большая
русая коса и чрезвычайно нежная и красивая рука — были хороши в ней.
— Нам, брат, не фыркать друг на друга надо, а, взяв друг друга крепко за руки, с доверием душевным всем бы
спокойной работой дружно заняться для благоустройства земли нашей, пора нам научиться любить горемычную нашу
Русь!
Небольшой правильный рот, резко обозначавшийся из-под
русых, редких усов, когда он улыбался, выражал
спокойную уверенность в себе и несколько насмешливое равнодушие ко всему окружающему.
— Здравствуйте… — И она назвала меня просто по фамилии. До этих пор я знал только ее лицо, выступавшее из-за других в дальнем углу. Теперь увидел ее фигуру. Она была высокая, с
спокойными движениями. У нее была пепельно-русая коса и темно-коричневое платье. Я был очень застенчив и робел перед женщинами. Сам я казался себе неинтересным и несуразным. Но на этот раз я почувствовал какую-то особенную простоту этого привета и тоже тепло и просто ответил на пожатие.
— Понимаю я, что должны мы быть самые
спокойные люди на
Руси — не завтра наш праздник, не через год и не через десять лет, понимаю! Дела — эвон сколько! Вся Россия — это как гора до небес вершиной. Да… Да, брат, всё это я понимаю и спокоен. Только боюсь — не убить бы мне кого!
Гольды хорошо знали реку и, где можно, сокращали путь, пользуясь протоками, иногда же, наоборот, предпочитали итти старицей, хотя она и была длиннее нового
русла, но зато течение в ней было
спокойнее. Туземцы не пропускали ни одной галечниковой отмели, которые они называли «песками», и вели им счет до фанзы Дуляля, конечного пункта их плавания по Анюю.
Клинику внутренних болезней дельно и с большою пользою для студентов сел профессор Генрих Унферрихт — уравновешенный, всегда
спокойный, розовощекий красавец с
русыми усами, полный равномерного полнотою, видом похожий на бурша.
Достигнув тех лет, где при усиленной еще государственной деятельности требуется уже относительный домашний покой и комфорт, Сергей Семенович был доволен. Он дошел даже до того, что малейшая неприятность служебная и домашняя волновала его в сильной степени, как человека, привыкшего, чтобы его жизнь текла
спокойным ручейком в гладком песочном
русле.
В то время, когда совершались рассказанные нами в предыдущих главах события, как исторические — свержение и осуждение митрополита Филиппа, так и интимные в жизни одного из главных лиц нашего повествования, выдающегося в те печальные времена, исторического, позорной памяти, деятеля, Малюты Скуратова, жизнь в доме Василия Прозоровского текла в своем обычном
русле и на ее
спокойной по виду поверхности не было не только бури, но и малейшей зыби или волнения.