Неточные совпадения
Коли вы больше
спросите,
И раз и два — исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!»
И улетела пеночка
С своим родимым птенчиком,
А мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
— Даю вам слово верное:
Коли вы дело
спросите,
Без смеху и без хитрости,
По правде и
по разуму,
Как должно отвечать.
Аминь...
Съестного сколько вынесет
Утроба — то и
спрашивай,
А водки можно требовать
В день ровно
по ведру.
— О чем ты, старушка, плачешь? —
спросил бригадир, ласково трепля ее
по плечу.
— Принимаете ли горчицу? — внятно
спросил он, стараясь
по возможности устранить из голоса угрожающие ноты.
— Смотрел я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем
спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И
по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
— Я — твое внутреннее слово! я послана объявить тебе свет Фавора, [Фаво́р —
по евангельскому преданию, священная гора.] которого ты ищешь, сам того не зная! — продолжала между тем незнакомка, — но не
спрашивай, кто меня послал, потому что я и сама объявить о сем не умею!
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки
по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у кого было ни о чем
спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
На другой день поехали наперерез и,
по счастью, встретили
по дороге пастуха. Стали его
спрашивать, кто он таков и зачем
по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но потом во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да лоскуток от онуч.
— Когда? — сказал Левин краснея. — Завтра. Если вы меня
спрашиваете, то,
по моему, нынче благословить и завтра свадьба.
— Очень рад, — сказал он и
спросил про жену и про свояченицу. И
по странной филиации мыслей, так как в его воображении мысль о свояченице Свияжского связывалась с браком, ему представилось, что никому лучше нельзя рассказать своего счастья, как жене и свояченице Свияжского, и он очень был рад ехать к ним.
Представь себе, что ты бы шел
по улице и увидал бы, что пьяные бьют женщину или ребенка; я думаю, ты не стал бы
спрашивать, объявлена или не объявлена война этому человеку, а ты бы бросился на него защитил бы обижаемого.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов,
по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг
спросил...
— Вы тоже приехали проводить? —
спросила она по-французски.
— Извините меня, доктор, но это право ни к чему не поведет. Вы у меня
по три раза то же самое
спрашиваете.
― Ты вот и не знаешь этого названия. Это наш клубный термин. Знаешь, как яйца катают, так когда много катают, то сделается шлюпик. Так и наш брат: ездишь-ездишь в клуб и сделаешься шлюпиком. Да, вот ты смеешься, а наш брат уже смотрит, когда сам в шлюпики попадет. Ты знаешь князя Чеченского? —
спросил князь, и Левин видел
по лицу, что он собирается рассказать что-то смешное.
― Он копошится и приговаривает по-французски скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le pétrir…» [«Надо ковать железо, толочь его, мять…»] И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И стала
спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: «родами, родами умрете, родами, матушка»… И я проснулась…
— Что вам надо? —
спросила она его по-французски.
Провизор
спросил по-немецки совета, отпустить ли, и, получив из-за перегородки согласие, достал пузырек, воронку, медленно отлил из большого в маленький, наклеил ярлычок, запечатал, несмотря на просьбы Левина не делать этого, и хотел еще завертывать.
Посмотревшись в зеркало, Левин заметил, что он красен; но он был уверен, что не пьян, и пошел
по ковровой лестнице вверх за Степаном Аркадьичем. Наверху, у поклонившегося, как близкому человеку, лакея Степан Аркадьич
спросил, кто у Анны Аркадьевны, и получил ответ, что господин Воркуев.
— Что ж делать,
по вашему? —
спросила она с тою же легкою насмешливостью. Ей, которая так боялась, чтоб он не принял легко ее беременность, теперь было досадно зa то, что он из этого выводил необходимость предпринять что-то.
— Ну что Фру-Фру? —
спросил Вронский по-английски.
Ласка подскочила к нему, поприветствовала его, попрыгав,
спросила у него по-своему, скоро ли выйдут те, но, не получив от него ответа, вернулась на свой пост ожидания и опять замерла, повернув на бок голову и насторожив одно ухо.
Алексей Александрович погладил рукой
по волосам сына, ответил на вопрос гувернантки о здоровье жены и
спросил о том, что сказал доктор о baby [ребенке.].
— Что мама? —
спросил он, водя рукой
по гладкой, нежной шейке дочери. — Здравствуй, — сказал он, улыбаясь здоровавшемуся мальчику.
Ревность его в эти несколько минут, особенно
по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она
спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она,
по его понятиям, уже была влюблена.
— Vous comprenez l’anglais? [Вы понимаете по-английски?] —
спросила Лидия Ивановна и, получив утвердительный ответ, встала и начала перебирать на полочке книги.
Только первое время, пока карета выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только карета выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа
по неровной дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и
спросил себя, хорошо ли он делает, что едет к Анне.
Левин не замечал, как проходило время. Если бы
спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, — а уж время подошло к обеду. Заходя ряд, старик обратил внимание Левина на девочек и мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные,
по высокой траве и
по дороге шли к косцам, неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
После детей вышли из лесу и Сергей Иванович с Варенькой. Кити не нужно было
спрашивать Вареньку; она
по спокойным и несколько пристыженным выражениям обоих лиц поняла, что планы ее не сбылись.
Левин слушал брата и решительно ничего не понимал и не хотел понимать. Он только боялся, как бы брат не
спросил его такой вопрос,
по которому будет видно, что он ничего не слышал.
Вот они и сладили это дело…
по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и
спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Бывало,
спросишь: «О чем ты вздохнула, Бэла? ты печальна?» — «Нет!» — «Тебе чего-нибудь хочется?» — «Нет!» — «Ты тоскуешь
по родным?» — «У меня нет родных».
— А что, —
спросил я у Максима Максимыча, — в самом ли деле он приучил ее к себе, или она зачахла в неволе, с тоски
по родине?
— Послушайте, любезные, — сказал он, — я очень хорошо знаю, что все дела
по крепостям, в какую бы ни было цену, находятся в одном месте, а потому прошу вас показать нам стол, а если вы не знаете, что у вас делается, так мы
спросим у других.
—
По какой части? —
спросил Чичиков.
Ноздрев приветствовал его по-дружески и
спросил, каково ему спалось.
Это, по-видимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливался почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову,
спрашивал: не нужно ли чего?
— А для каких причин вам это нужно? —
спросил по уходе приказчика Манилов.
Я не отвечал. Она поцеловала меня в глаза и по-немецки
спросила...
Во время путешествия он заметно успокоился; но
по мере приближения к дому лицо его все более и более принимало печальное выражение, и когда, выходя из коляски, он
спросил у выбежавшего, запыхавшегося Фоки: «Где Наталья Николаевна?» — голос его был нетверд и в глазах были слезы.
— Ich danke, lieber [Благодарю, милый (нем.).] Карл Иваныч, — и, продолжая говорить по-немецки, она
спросила: — Хорошо ли спали дети?
— Это-то я и без вас понимаю, что нездоров, хотя, право, не знаю чем; по-моему, я, наверно, здоровее вас впятеро. Я вас не про то
спросил, — верите вы или нет, что привидения являются? Я вас
спросил: верите ли вы, что есть привидения?
«Важнее всего, знает Порфирий иль не знает, что я вчера у этой ведьмы в квартире был… и про кровь
спрашивал? В один миг надо это узнать, с первого шагу, как войду,
по лицу узнать; и-на-че… хоть пропаду, да узнаю!»
— Одно словцо-с, Родион Романович; там насчет всего этого прочего как бог приведет, а все-таки
по форме кой о чем придется спросить-с… так мы еще увидимся, так-с.
Мне надо быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника, про которого вы… тоже знаете… — прибавил он, тотчас же рассердившись за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно уже… я отчасти от этого и болен был… одним словом, — почти вскрикнул он, почувствовав, что фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или
спрашивать меня, или отпустить сейчас же… а если
спрашивать, то не иначе как
по форме-с!
Но зачем же,
спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (
по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру, в новый дом, в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под ворота, он увидел направо лестницу,
по которой сходил мужик с книжкой в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад.
Спрашивать ни у кого ни об чем не хотел.
— Не запираешь разве? —
спросил Разумихин, сходя
по лестнице вслед за ними.
Ей хотелось
спросить, дома ли,
по крайней мере, его хозяйка, но она не
спросила… из гордости.