Неточные совпадения
Затем она еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих гостей и вдруг с особенною заботливостью осведомилась громко и через стол
у глухого старичка: «Не хочет ли он еще жаркого и давали ли ему лиссабонского?» Старичок не ответил и долго не мог понять, о чем его
спрашивают, хотя
соседи для смеху даже стали его расталкивать. Он только озирался кругом разиня рот, чем еще больше поджег общую веселость.
— Если б
у меня
спросили мнение насчет вашего возраста, — сказал ее
сосед, — я сильно колебался бы между тринадцатью и двадцатью тремя. Правда, иногда вы кажетесь совсем-таки ребенком, а рассуждаете порой, как опытная старушка.
Я бросился в сени, искал ее на лестнице, кликал, стучался даже
у соседей и
спрашивал о ней; поверить я не мог и не хотел, что она опять бежала.
«Что случилось? — в смущении
спрашивает он себя, — не обрушился ли мир? не прекратила ли действие завещанная преданием общественная мудрость?» Но и мир, и общественная мудрость стоят неприкосновенные и нимало не тронутые тем, что в их глазах гибнет простец, которого бросила жена, которому изменил друг,
у которого
сосед отнял поле.
Был
у нас
сосед по квартире, некто Дремилов: этот, как ни посмотришь, бывало, — все корпит за бумагой;
спросишь его иногда:"Что же вы, господин Дремилов, высидели?" — так он только покраснеет, да и бежит скорее опять за бумажку.
Я и
спрашиваю соседа: в чем тут
у них дело зависит.
Разговоры становились громче, хохот раздавался чаще, головы кружились. Серебряный, всматриваясь в лица опричников, увидел за отдаленным столом молодого человека, который несколько часов перед тем спас его от медведя. Князь
спросил об нем
у соседей, но никто из земских не знал его. Молодой опричник, облокотясь на стол и опустив голову на руки, сидел в задумчивости и не участвовал в общем веселье. Князь хотел было обратиться с вопросом к проходившему слуге, но вдруг услышал за собой...
Держит она себя грозно; единолично и бесконтрольно управляет обширным головлевским имением, живет уединенно, расчетливо, почти скупо, с
соседями дружбы не водит, местным властям доброхотствует, а от детей требует, чтоб они были в таком
у нее послушании, чтобы при каждом поступке
спрашивали себя: что-то об этом маменька скажет?
— Взбудоражил, наконец, я моих хохлов, потребовали майора. А я еще с утра
у соседа жулик [Нож. (Примеч. автора.)]
спросил, взял да и спрятал, значит, на случай. Рассвирепел майор. Едет. Ну, говорю, не трусить, хохлы! А
у них уж душа в пятки ушла; так и трясутся. Вбежал майор; пьяный. «Кто здесь! Как здесь! Я царь, я и бог!»
— А вы, генерал, встречали этого Хаджи-Мурата? —
спросила княгиня
у своего
соседа, рыжего генерала с щетинистыми усами, когда князь перестал говорить.
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или
соседей. «Хорошо, говорю, прежде школу постройте!» В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «школу постройте и тогда приходите!» Так на своем стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство:
у меня уже весь, буквально весь участок обстроен школами. Конечно, в этих школах нет почти еще книг и учителей, но я уж начинаю второй круг, и уж дело пошло и на учителей. Это,
спросите, как?
— Понимаешь, — иду бульваром, вижу — толпа, в середине оратор, ну, я подошёл, стою, слушаю. Говорит он этак, знаешь, совсем без стеснения, я на всякий случай и
спросил соседа: кто это такой умница? Знакомое, говорю, лицо — не знаете вы фамилии его? Фамилия — Зимин. И только это он назвал фамилию, вдруг какие-то двое цап меня под руки. «Господа, — шпион!» Я слова сказать не успел. Вижу себя в центре, и этакая тишина вокруг, а глаза
у всех — как шилья… Пропал, думаю…
Теперь о Кате. Она бывает
у меня каждый день перед вечером, и этого, конечно, не могут не заметить ни
соседи, ни знакомые. Она приезжает на минутку и увозит меня с собой кататься.
У нее своя лошадь и новенький шарабан, купленный этим летом. Вообще живет она на широкую ногу: наняла дорогую дачу-особняк с большим садом и перевезла в нее всю свою городскую обстановку, имеет двух горничных, кучера… Часто я
спрашиваю ее...
— Кто этот молодой человек? —
спросил он
у своего
соседа, указывая на Эльчанинова.
У одного отца было два сына. Он сказал им: «Умру — разделите всё пополам». Когда отец умер, сыновья не могли разделиться без спора. Они пошли судиться к
соседу.
Сосед спросил у них: «Как вам отец велел делиться?» Они сказали: «Он велел делить все пополам».
Сосед сказал: «Так разорвите пополам все платья, разбейте пополам всю посуду и пополам разрежьте всю скотину». Братья послушали
соседа, и
у них ничего не осталось.
Затем, безостановочно следуют самые бесцеремонные расспросы о вашей службе, летах, состоянии, и проч. Вы едете в вагоне железной дороги;
сосед спрашивает у вас огня; вы извиняетесь, говорите, что не взяли с собою спичек. При этом, в стороне раздается хриплый смех, высовывается лицо с нагло мигающими глазами и самодовольный голос произносит: «Как же вы, такой молодой человек, и
у вас нет огня!..» Смело бейтесь об заклад, что это наглец первого разбора!
«Такая уж молодица: от Бога ей дано», — говорили
соседи, когда
спрашивали у них, отчего при жене Заплатина ни злословить, ни браниться и ничего подобного никто сделать не может.
— Разве продали? —
спросил у него Алексеев
сосед.
Однажды весною, в 1889 году, я зашел по какому-то делу в помещение Общества русских студентов. Лица
у всех были взволнованные и смущенные, а из соседней комнаты доносился плач, — судя по голосу, мужчины, но такой заливчатый, с такими судорожными всхлипываниями, как плачут только женщины. И это было страшно. Я вошел в ту комнату и остановился на пороге. Рыдал совершенно обезумевший от горя Омиров. Я
спросил соседа, в чем дело. Он удивленно оглядел меня.
— Мы подождем, Катя; да, подождем!.. Утро вечера мудренее, говорит пословица, а
у нас вечер будет мудрее утра. Не знаю ничего, а знаю только, что
сосед наш человек благородный, хоть и темный. Не
спрашивай меня ни о чем, и будь повеселей.
Ей не было десяти лет, когда
у соседа случился пожар: все в доме бегали и суетились; она взяла кувшинчик с водою и, когда
спросили ее, куда идешь, отвечала спокойно: заливать огонь.
Так Зинка начала страдать, и пряталась от всех, и покрывала платком косу, боясь, чтобы нравственные
соседи не вымазали ночью дегтем ворот
у ее матери. Ее почти никто не видал, но если кто видел, тот замечал, что она «ужасно красива», и почитал себя вправе мануть ее на грех. И в самом деле, как ни глодало ее горе, она все хорошела и, наконец, попала на глаза пожилому сапожнику, который так ею пленился, что прямо
спросил ее...