Неточные совпадения
Мы взроем вам землю, украсим ее,
спустимся в ее бездны, переплывем
моря, пересчитаем звезды, — а вы, рождая нас, берегите, как провидение, наше детство и юность, воспитывайте нас честными, учите труду, человечности, добру и той любви, какую Творец вложил
в ваши сердца, — и мы твердо вынесем битвы жизни и пойдем за вами вслед туда, где все совершенно, где — вечная красота!
Когда начало смеркаться, мы немного
спустились с гребня хребта
в сторону реки Горелой. После недавних дождей ручьи были полны водой. Очень скоро мы нашли удобное место и расположились биваком высоко над уровнем
моря.
Я не пошел туда, а повернул вправо по ключику Ада, чтобы выйти
в один из верхних притоков соседней реки Кумуху, намереваясь по ней
спуститься к
морю.
В сумерки мы немного не дошли до водораздела и стали биваком
в густом лесу.
С утра погода была удивительно тихая. Весь день
в воздухе стояла сухая мгла, которая после полудня начала быстро сгущаться. Солнце из белого стало желтым, потом оранжевым и, наконец, красным;
в таком виде оно и скрылось за горизонтом. Я заметил, что сумерки были короткие: как-то скоро
спустилась ночная тьма.
Море совершенно успокоилось, нигде не было слышно ни единого всплеска. Казалось, будто оно погрузилось
в сон.
С острова Сахалин он перебрался
в Советскую (бывшую Императорскую) Гавань и уже оттуда
спустился на юг вдоль берега
моря.
Вам кажется, что вы смотрите
в бездонное
море, что оно широко расстилается подвами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений,
спускаются, отвесно падают
в те стеклянно ясные волны; листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются
в золотистую, почти черную зелень.
Не весело также переправляться через животрепещущие мостики,
спускаться в овраги, перебираться вброд через болотистые ручьи; не весело ехать, целые сутки ехать по зеленоватому
морю больших дорог или, чего Боже сохрани, загрязнуть на несколько часов перед пестрым верстовым столбом с цифрами: 22 на одной стороне и 23 на другой; не весело по неделям питаться яйцами, молоком и хваленым ржаным хлебом…
Сумерки
спустились на землю раньше, чем мы успели дойти до перевала. День только что кончился. С востока откуда-то издалека, из-за
моря, точно синий туман, надвигалась ночь. Яркие зарницы поминутно вспыхивали на небе и освещали кучевые облака, столпившиеся на горизонте.
В стороне шумел горный ручей,
в траве неумолкаемым гомоном трещали кузнечики.
Мы посоветовались и решили оставить тропу и пойти целиной. Взобравшись на первую попавшуюся сопку, мы стали осматриваться. Впереди,
в 4 км от нас, виднелся залив Пластун; влево — высокий горный хребет, за которым, вероятно, должна быть река Синанца; сзади — озеро Долгое, справа — цепь размытых холмов, за ними —
море. Не заметив ничего подозрительного, я хотел было опять вернуться на тропу, но гольд посоветовал
спуститься к ключику, текущему к северу, и дойти по нему до реки Тхетибе.
Я давно говорил, что Тихий океан — Средиземное
море будущего. [С большой радостью видел я, что нью-йоркские журналы несколько раз повторили это. (Прим. А. И. Герцена.)]
В этом будущем роль Сибири, страны между океаном, южной Азией и Россией, чрезвычайно важна. Разумеется, Сибирь должна
спуститься к китайской границе. Не
в самом же деле мерзнуть и дрожать
в Березове и Якутске, когда есть Красноярск, Минусинск и проч.
Лежит он
в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с
моря видна только одна его главная улица, и кажется издали, что мостовая и два ряда домов круто
спускаются вниз по берегу; но это только
в перспективе, на самом же деле подъем не так крут.
Тотчас по выходе из туннеля у береговой дороги стоят солеварня и кабельный домик, из которого
спускается по песку
в море телеграфный кабель.
Не входя
в рассуждение о неосновательности причин, для которых выжигают сухую траву и жниву, я скажу только, что палы
в темную ночь представляют великолепную картину:
в разных местах то стены, то реки, то ручьи огня лезут на крутые горы,
спускаются в долины и разливаются
морем по гладким равнинам.
Сумерки быстро
спускались на землю.
В море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается вода и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось
в общем хаосе. Страшные волны вздымались и спереди и сзади. Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится
в пропасть.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами
спускались на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья
в лесу и утесы на берегу
моря.
Готовая к покосу трава тихо стояла окаменевшим зеленым
морем; ее крошечные беспокойные жильцы
спустились к розовым корням, и пестрые ужи с серыми гадинами, зачуяв вечернюю прохладу, ушли
в свои норы.
— Ну вот, врал! Зачем ему врать? Человек солидный, непьющий… домишко у него
в Севастополе. Да потом здесь и
спуститься к
морю негде. Подожди, дойдем ужотко до Мисхора, там и пополощем телеса свои грешные. Перед обедом оно лестно, искупаться-то… а потом, значит, поспать трошки… и отличное дело…
В осажденном городе Севастополе, на бульваре, около павильона играла полковая музыка, и толпы военного народа и женщин празднично двигались по дорожкам. Светлое весеннее солнце взошло с утра над английскими работами, перешло на бастионы, потом на город, — на Николаевскую казарму и, одинаково радостно светя для всех, теперь
спускалось к далекому синему
морю, которое, мерно колыхаясь, светилось серебряным блеском.
— Она куда-то на берег
моря, он
в какие-то пещеры; и вот он
спускается,
спускается, три года
спускается в Москве под Сухаревою башней, и вдруг
в самых недрах земли,
в пещере находит лампадку, а пред лампадкой схимника.
Между садов вьется узкая тропа, и по ней, тихо
спускаясь с камня на камень, идет к
морю высокая женщина
в черном платье, оно выгорело на солнце до бурых пятен, и даже издали видны его заплаты. Голова ее не покрыта — блестит серебро седых волос, мелкими кольцами они осыпают ее высокий лоб, виски и темную кожу щек; эти волосы, должно быть, невозможно причесать гладко.
Изрезанный уступами каменистый берег
спускается к
морю, весь он кудрявый и пышный
в темной листве винограда, апельсиновых деревьев, лимонов и фиг, весь
в тусклом серебре листвы олив. Сквозь поток зелени, круто падающий
в море, приветливо улыбаются золотые, красные и белые цветы, а желтые и оранжевые плоды напоминают о звездах
в безлунную жаркую ночь, когда небо темно, воздух влажен.
Вечер
спустился уже на землю,
в лесу потемнело, бор волновался вокруг сторожки, как расходившееся
море; темные вершины колыхались, как гребни волн
в грозную непогоду.
Он закашлялся, завозился и стал ожесточенно плевать
в костер. Вокруг нас всё было глухо завешено густой пеленой тьмы. Небо над нами тоже было темно, луны еще не было.
Море скорее чувствовалось, чем было видимо нам, — так густа была тьма впереди нас. Казалось, на землю
спустился черный туман. Костер гас.
Зодчий удаляется. Поэт
спускается к
морю и садится на скамью. Сумерки быстро сгущаются. Рог ветра трубит, пыль клубится, гроза приближается, толпа глухо ропщет вдали, на моле, откуда видны сигнальные огни. Вверху, над скамьею, вырастает Дочь Зодчего. Ветер играет
в ее черных волосах, среди которых светлый лик ее — как день.
Где светлый ключ,
спускаясь вниз,
По серым камням точит слёзы,
Ползут на чёрный кипарис
Гроздами пурпурные розы.
Сюда когда-то,
в жгучий зной,
Под тёмнолиственные лавры,
Бежали львы на водопой
И буро-пегие кентавры;
С козлом бодался здесь сатир;
Вакханки с криками и смехом
Свершали виноградный пир,
И хор тимпанов, флейт и лир
Сливался шумно с дальним эхом.
На той скале Дианы храм
Хранила девственная жрица,
А здесь над
морем по ночам
Плыла богини колесница…
Орел устал и не мог лететь опять на
море; он
спустился в гнездо, прикрыл орлят крыльями, ласкал их, оправлял им перышки и как будто просил их, чтобы они подождали немного. Но чем больше он их ласкал, тем громче они пищали.
Старший офицер
спустился в свою каюту, хотел, было, раздеться, но не разделся и, как был —
в пальто и
в высоких сапогах, бросился
в койку и тотчас же заснул тем тревожным и чутким сном, которым обыкновенно спят капитаны и старшие офицеры
в море, всегда готовые выскочить наверх при первой тревоге.
Это настроение уже не покидало меня и
в самой Греции. Все время во мне жило чувство, которое я испытал, когда
в волнах Эгейского
моря увидел живого Тритона… Отпечатки козьих копыт у ручья. Кто это был здесь? Вислоухие греческие козы с толстоногими козлятами пили воду, или веселые забияки-сатиры
спускались сюда утром вон из той рощи?
Леса Приморской области, 1898 г.] Сам Будищев осмотрел долину Уссури, реки Даубихе и Лефу, озеро Ханка, затем
спустился вдоль государственной границы до реки Суйфуна, описал леса
в окрестностях селений Барабаша, Никольского, Новокиевского, на полуострове Муравьева-Амурского, был на Улахе, Фудзине и через Сихотэ-Алинь по Вай-Фудзину (ныне Аввакумовка)
спустился к
морю.
Тишина
в лесу, гулкое эхо и хмурое небо предвещали непогоду. Когда мы выступили с бивака, начал накрапывать дождь. Несмотря на ненастье, все были бодро настроены. Сознание, что мы перешли Сихотэ-Алинь и теперь
спускались по воде, бегущей к
морю, радовало моих спутников. Но радость их была преждевременной, потому что успех нашего предприятия зависел от многих причин и главным образом от того, как скоро удастся найти орочей на реке Хуту.
От
моря до Элацзаво удэхейцы поднимаются на лодках десять суток, а обратно по воде
спускаются в два с половиной дня.
Поярков поднялся из Якутска по рекам Алдану, Учуру и Гонаму и, перевалив через Становой хребет,
спустился по рекам Брянте и Зее к Амуру, а по нему проплыл до устья и вышел
в Охотское
море.
Берегом
моря никто не ходит, потому что местность здесь пустынная и очень пересеченная: то надо подыматься несколько раз
в гору, то
спускаться вниз, что очень утомляет.
Все пространство между реками Хуту, Тумнином и Копи заполнено базальтом. Этот лавовый поток двигался с запада к востоку и вклинился
в море длинными языками, благодаря чему здесь образовалось много полуостровов, бухт и заливов. Императорская гавань представляла собой глубокий провал. Берега ее тоже слагаются из базальтов. Лес, состоящий из лиственицы, аянской ели и белокорой пихты, густо покрывает все мысы и по распадкам
спускается до самого
моря.
Мы
спустились вниз к
морю, погуляли по песку, потом, когда с
моря повеяло вечерней сыростью, вернулись наверх. Все время разговор шел обо мне и о прошлом. Гуляли мы до тех пор, пока
в окнах дач не стали гаснуть отражения вечерней зари.
Вера Дмитриевна, уткнувшись лицом
в ладони, плакала, стыдясь своих слез и не
в силах сдержать. А он нежно гладил ее по волосам. Белый сумрак
спускался на
море. Бултыхала вода, над тихою поверхностью кувыркались выгнутые черные спины дельфинов с торчащими плавниками. И все кругом было смутно и бело.