Неточные совпадения
То направлял он прогулку свою по плоской
вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же
спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как
с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе
с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
Райский обогнул весь город и из глубины оврага поднялся опять на гору, в противоположном конце от своей усадьбы.
С вершины холма он стал
спускаться в предместье. Весь город лежал перед ним как на ладони.
Значит,
с вершины мы
спустились только на 105 м, что в среднем на один километр составляет 10 м.
Выбрав один из них, мы стали взбираться на хребет. По наблюдениям Дерсу, дождь должен быть затяжным. Тучи низко ползли над землей и наполовину окутывали горы. Следовательно, на
вершине хребта мы увидели бы только то, что было в непосредственной от нас близости. К тому же взятые
с собой запасы продовольствия подходили к концу. Это принудило нас на другой день
спуститься в долину.
Достигнув
вершины высокого берегового хребта —
вершины,
с которой покойный дядя Аким боязливо
спускался когда-то вместе
с Гришкой к избам старого рыбака, Глеб остановился.
С черных
вершин гор в долину
спускались тучи и, точно крылатые кони, летели на город, обреченный смерти.
В торжественный и мирный час,
Когда грузинка молодая
С кувшином длинным за водой
С горы
спускается крутой,
Вершины цепи снеговой
Светлолиловою стеной
На чистом небе рисовались,
И в час заката одевались
Они румяной пеленой...
Не могу иначе как смирением назвать чувство, которое вместе
с холодом от реки легким ознобом проникло в меня… нет, не знаю, как это случилось, но от самых
вершин мудрости и понимания, на которых я только что был, я внезапно
спустился в такой трепет, в такое чувство малости своей и страха, что пальцы мои в кармане сразу высохли, застыли и согнулись, как птичьи лапы. «Струсил!» — подумал я, чувствуя жестокий страх перед смертью, которую готовил себе, и забывая, что гирьки я бросил раньше, и от самоубийства отказался раньше, нежели почувствовал страх.