В конце 1843 года я печатал мои статьи о «Дилетантизме в науке»; успех их был для Грановского источником детской радости. Он ездил с «Отечественными записками» из дому в дом, сам читал вслух, комментировал и серьезно сердился, если они кому не нравились. Вслед за тем пришлось и мне видеть успех Грановского, да и не такой. Я говорю о его первом публичном курсе
средневековой истории Франции и Англии.
Неточные совпадения
Исключительно аскетическое религиозное сознание отворачивалось от земли, от плоти, от
истории, от космоса, и потому на земле, в
истории этого мира языческое государство, языческая семья, языческий быт выдавались за христианские, папизм и вся
средневековая религиозная политика назывались теократией.
То ли дело, если бы вы взяли какую-нибудь коротенькую, но занимательную
средневековую придворную историйку, из испанской
истории, или, лучше сказать, один анекдот, и наполнили бы его еще анекдотами и острыми словечками от себя.
Напротив, Штекль в своей
истории средневековой философии считает, что «Беме сводит происхождение мира к особому виду эманации из Бога» (A. Stock!. Lehrbuch der Geschichte der Philosophie.
Я сижу у открытого окна и усердно долблю «постепенное развитие
средневековых мистерий», т. е.
историю религиозных драм на сюжеты Священной
Истории в Средние века.
КудрявцевПетр Николаевич (1816–1858) — русский общественный деятель, западник, автор трудов по
истории Рима и
средневековой Италии.
Новым средневековьем я называло ритмическую смену эпох, переход от рационализма новой
истории к иррационализму или сверхнационализму
средневекового типа.
В этом я уже
средневековый человек, а не человек новой
истории.
Средневековый теократический замысел — один из величайших замыслов
истории.
Если взять еще глубже, то нужно будет сказать, что все типические процессы новой
истории, в том числе и процесс национальных обособлений, были результатом победы номинализма над
средневековым реализмом.
Мы уже
средневековые люди не только потому, что такова судьба и фатум
истории, но и потому, что хотим этого.
Новая
история создала формы национализма, которых не знал мир
средневековый.
Но если возможны еще монархии, то они будут, конечно, нового типа, не типа старой новой
истории, ближе к
средневековому типу, в них будут преобладать черты цезаризма.
В этом он выходит за пределы новой
истории, подчиняется совсем иному принципу, который я называю
средневековым.