Неточные совпадения
— Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Как писаный был Демушка!
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У
сокола глаза!
Весь гнев с души красавец мой
Согнал улыбкой ангельской,
Как солнышко весеннее
Сгоняет снег с полей…
Не
стала я тревожиться,
Что ни велят — работаю,
Как ни бранят — молчу.
Потом в газете «Современные известия» он
стал писать заметки и фельетоны. Одновременно с этим А.А.
Соколов, редактор «Петербургского листка», пригласил Н.И. Пастухова сотрудничать в своей газете, где он и писал «Письма из Москвы», имевшие большой успех.
— А вы что такое, чтоб я с вами ехала? Сорок лет сряду с ним на горе сиди — ишь подъехал. И какие, право, люди нынче терпеливые начались! Нет, не может того быть, чтобы
сокол филином
стал. Не таков мой князь! — гордо и торжественно подняла она голову.
Стал он бить
соколов, сбил Смышляя и Кружка, да и давай тягу!
— Да это она и есть,
сокол ты наш, она-то и есть, Рязанская-то. Мы на самом кресте живем. Вот прямо пойдет Муромская, а налево Владимирская, а сюда вправо на Рязань! Да не езди теперь, родимый ты наш, не езди теперь, не такая пора; больно
стали шалить на дороге. Вот вчера целый обоз с вином ограбили. А теперь еще, говорят, татары опять проявились. Переночуй у нас, батюшка ты наш, отец ты наш,
сокол ты наш, сохрани бог, долго ль до беды!
—
Сокол ты мой! да я не могу на глаза показаться, не смею. Я уж и его
стал бояться. Вот здесь и сижу, горе мычу, да за клумбы сигаю, когда он приходить изволит.
Если б ты Трояновой тропой
Средь полей помчался и курганов, —
Так бы ныне был воспет тобой
Игорь-князь, могучий внук Троянов:
«То не буря
соколов несет
За поля широкие и долы,
То не стаи галочьи летят
К Дону на великие просторы!»
Или так воспеть тебе,
Боян, Внук Велесов, наш военный
стан:
«За Сулою кони ржут.
Вы, князья Мстислав и буй Роман!
Мчит ваш ум на подвиг мысль живая,
И несетесь вы на вражий
стан,
Соколом ширяясь сквозь туман,
Птицу в буйстве одолеть желая.
Вся в железе княжеская грудь,
Золотом шелом латинский блещет,
И повсюду, где лежит ваш путь,
Вся земля от тяжести трепещет.
Хинову вы били и Литву;
Деремела, половцы, ятвяги,
Бросив копья, пали на траву
И склонили буйную главу
Под мечи булатные и стяги.
Соколов присел к открытой печурке и
стал угрюмо мешать угли кочергой.
«Вот,
сокол, какие люди бывают! Взглянет он тебе в очи и полонит твою душу, и ничуть тебе это не стыдно, а еще и гордо для тебя. С таким человеком ты и сам лучше
становишься. Мало, друг, таких людей! Ну, так и ладно, коли мало. Много хорошего было бы на свете, так его и за хорошее не считали бы. Так-то! А слушай-ка дальше.
— Украли! — продолжала она, встряхнув головой и приподняв брови. — Хитрое было дело эким господам украсть. Старик правду говорил, что прежние баре были
соколы. Как бы теперь этак они на фатеру приехали, не
стали бы стариковские сказки слушать, а прямо, нет ли где беседы, молодых бабенок да девушек оглядывать. Барину нашему еще бы не украсть, важное дело… Как сказал он: «Друг Феденька! Надейся на меня, я тебе жену украду и первого сына у тебя окрещу!» Как сказал, так и сделал.
Я только, знаете, пожал плечами, — вот, думаю, по пословице, понравится сатана лучше ясного
сокола, и, главное, мне хотелось узнать, как у них все это шло, да и фактами желал запастись, чтоб уж Егорку цапнуть ловчее.
Стал я ее дальше расспрашивать — только тупится.
Самый лучший
сокол, что называется первого сорта, очень редко попадающийся охотникам, не
станет бить птицы, пока не взойдет вверх на свою настоящую, определенную высоту.
— Лучшим
соколом считается тот, который высоко ходит и, взобравшись кругами в поднебесье, делает там ставку, то есть
становится неподвижно в воздухе, не поднимаясь уже кверху.
Кречет пером почти белый,
стати все имеет соколиные, величиною даже поменьше сокола-утятника.
Пустынник увидал раз в лесу
сокола.
Сокол принес в гнездо кусок мяса, разорвал мясо на маленькие куски и
стал кормить галчонка.
Сокол поймал зайца. Царь отнял зайца и
стал искать воды, где бы напиться. В бугре царь нашел воду. Только она по капле капала. Вот царь достал чашу с седла и подставил под воду. Вода текла по капле, и когда чаша набралась полная, царь поднял ее ко рту и хотел пить. Вдруг
сокол встрепенулся на руке у царя, забил крыльями и выплеснул воду. Царь опять подставил чашу. Он долго ждал, пока она наберется вровень с краями, и опять, когда он
стал подносить ее ко рту,
сокол затрепыхался и разлил воду.
Когда в третий раз царь набрал полную чашу и
стал подносить ее к губам,
сокол опять разлил ее. Царь рассердился и, со всего размаха ударив
сокола об камень, убил его. Тут подъехали царские слуги, и один из них побежал вверх к роднику, чтобы найти побольше воды и скорее набрать полную чашу. Только и слуга не принес воды; он вернулся с пустой чашкой и сказал: «Ту воду нельзя пить: в роднике змея, и она выпустила свой яд в воду. Хорошо, что
сокол разлил воду. Если бы ты выпил этой воды, ты бы умер».
Но в Вере Николаевне, — в этом великолепном экземпляре
сокола в человеческом образе, — меньше всего было чего-нибудь от московского «милого человека». Она не
стала растерянно бегать глазами, не
стала говорить, что для него, к сожалению, не найдется места и т. п. Она подняла голову и решительно, раздельно ответила...
Несмотря на принятые, как мы видели, со стороны князя Василия меры, чтобы предстоящая свадьба его дочери с князем Воротынским оставалась до времени в тайне, эта тайна не укрылась от проницательности сенных девушек, и в горнице княжны, чуть ли не тотчас же по возвращении ее от князя Василия,
стали раздаваться свадебные песни и величания «ясного
сокола» князя Владимира и «белой лебедушки» княжны Евпраксии.