Неточные совпадения
Амалия Ивановна не снесла
и тотчас же заявила, что ее «фатер аус Берлин буль ошень, ошень важны шеловек
и обе рук по карман ходиль
и всё делал этак: пуф! пуф!»,
и чтобы действительнее представить своего фатера, Амалия Ивановна привскочила со стула, засунула свои обе руки в карманы, надула щеки
и стала издавать какие-то неопределенные звуки ртом, похожие на пуф-пуф, при
громком хохоте
всех жильцов, которые нарочно поощряли Амалию Ивановну своим одобрением, предчувствуя схватку.
Говорил он громко, точно глухой, его сиповатый голос звучал властно. Краткие ответы матери тоже
становились все громче, казалось, что еще несколько минут —
и она начнет кричать.
Наконец мне
стало легче,
и я поехал в Сингапур с несколькими спутниками. Здесь есть
громкое коммерческое имя Вампоа. В Кантоне так называется бухта или верфь; оттуда ли родом сингапурский купец — не знаю, только
и его зовут Вампоа. Он уж лет двадцать как выехал из Китая
и поселился здесь. Он не может воротиться домой, не заплатив… взятки. Да едва ли теперь есть у него
и охота к тому. У него богатые магазины, домы
и великолепная вилла; у него наши запасались
всем; к нему же в лавку отправились
и мы.
Адвокаты
и горные инженеры пользовались в этом случае особенно
громкой репутацией, потому что те
и другие представляли для настоящих матерых игроков постоянную
статью дохода: они спускали тут
все, что успели схватить своими цепкими руками на стороне.
Это я теперь раскрываю скобки, а тогда в душе уживались оба настроения, только одно
становилось все живее
и громче.
Когда я прошел
всю главную улицу почти до моря, пароходы еще стояли на рейде,
и когда я повернул направо, послышались голоса
и громкий смех,
и в темноте показались ярко освещенные окна,
и стало похоже, будто я в захолустном городке осеннею ночью пробираюсь к клубу.
И инструмент зазвенел ровнее. Начавшись высоко, оживленно
и ярко, звуки
становились все глубже
и мягче. Так звонит набор колокольцев под дугой русской тройки, удаляющейся по пыльной дороге в вечернюю безвестную даль, тихо, ровно, без
громких взмахов,
все тише
и тише, пока последние ноты не замрут в молчании спокойных полей.
Здесь бывают
все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений,
и мальчики — кадеты
и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках,
и молодожены,
и влюбленные женихи,
и почтенные профессоры с
громкими именами,
и воры,
и убийцы,
и либеральные адвокаты,
и строгие блюстители нравственности — педагоги,
и передовые писатели — авторы горячих, страстных
статей о женском равноправии,
и сыщики,
и шпионы,
и беглые каторжники,
и офицеры,
и студенты,
и социал-демократы,
и анархисты,
и наемные патриоты; застенчивые
и наглые, больные
и здоровые, познающие впервые женщину,
и старые развратники, истрепанные
всеми видами порока...
И когда пришел настоящий час,
стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть
и щемить, ровно
стало что-нибудь подымать ее,
и смотрит она то
и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, — а
все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело: простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимыим, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворовою
и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот перстень на правый мизинец
и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского,
и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она
громким голосом: «Где же ты мой добрый господин, мой верный друг?
Наконец выбрали
и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной
и узкой сделавшаяся широкою
и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец
стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами
и ушатами бросились в воду
и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали на берег, вытряхивали на землю добычу
и снова бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза,
все дружно схватились за нижние
и верхние подборы
и с
громким криком выволокли мотню на берег.
Солнце начинало уже садиться, хороводы
все громче и громче принимались петь; между женщинами
стали появляться
и мужчины.
Мать видела необъятно много, в груди ее неподвижно стоял
громкий крик, готовый с каждым вздохом вырваться на волю, он душил ее, но она сдерживала его, хватаясь руками за грудь. Ее толкали, она качалась на ногах
и шла вперед без мысли, почти без сознания. Она чувствовала, что людей сзади нее
становится все меньше, холодный вал шел им навстречу
и разносил их.
Солнце поднималось
все выше, вливая свое тепло в бодрую свежесть вешнего дня. Облака плыли медленнее, тени их
стали тоньше, прозрачнее. Они мягко ползли по улице
и по крышам домов, окутывали людей
и точно чистили слободу, стирая грязь
и пыль со стен
и крыш, скуку с лиц.
Становилось веселее, голоса звучали
громче, заглушая дальний шум возни машин.
Разговор
стал общим, оживленным. Каждый торопился сказать свое мнение о жизни, но
все говорили вполголоса,
и во
всех мать чувствовала что-то чужое ей. Дома говорили иначе, понятнее, проще
и громче.
В столовой между тем разговор
становился более
громким и в то же время более интересным для
всех присутствующих. Говорили об офицерских поединках, только что тогда разрешенных,
и мнения расходились.
Разумеется, кончилось не так ладно; но то худо, что с него-то
и началось. Давно уже началось шарканье, сморканье, кашель
и всё то, что бывает, когда на литературном чтении литератор, кто бы он ни был, держит публику более двадцати минут. Но гениальный писатель ничего этого не замечал. Он продолжал сюсюкать
и мямлить, знать не зная публики, так что
все стали приходить в недоумение. Как вдруг в задних рядах послышался одинокий, но
громкий голос...
Она встала, хотела шагнуть, но вдруг как бы сильнейшая судорожная боль разом отняла у ней
все силы
и всю решимость,
и она с
громким стоном опять упала на постель. Шатов подбежал, но Marie, спрятав лицо в подушки, захватила его руку
и изо
всей силы
стала сжимать
и ломать ее в своей руке. Так продолжалось с минуту.
Всем стало неловко, но неловкость положения исправил грузинский князь, очень глупый, но необыкновенно тонкий
и искусный льстец
и придворный, сидевший по другую сторону княгини Воронцовой. Он, как будто ничего не замечая,
громким голосом
стал рассказывать про похищение Хаджи-Муратом вдовы Ахмет-Хана Мехтулинского...
Так же били 2-го, 3-го, 4-го, 5-го, 6-го, 7-го, 8-го, 9-го, 10-го, 11-го, 12-го, — каждого по 70 ударов.
Все они молили о пощаде, стонали, кричали. Рыдания
и стоны толпы женщин
всё становились громче и раздирательнее,
и всё мрачнее
и мрачнее
становились лица мужчин. Но кругом стояли войска
и истязание не остановилось до тех пор, пока не совершено было дело в той самой мере, в которой оно представлялось почему-то необходимым капризу несчастного, полупьяного, заблудшего человека, называемого губернатором.
Строгий
и красивый, он
всё повышал голос,
и чем
громче говорил, тем тише
становилось в комнате. Сконфуженно опустив голову, Кожемякин исподлобья наблюдал за людьми —
все смотрели на Максима, только тёмные зрачки горбуна, сократясь
и окружённые голубоватыми кольцами белков, остановились на лице Кожемякина, как бы подстерегая его взгляд, да попадья, перестав работать, положила руки на колени
и смотрела поверх очков в потолок.
— А знаешь, Савельич, — будто бы живее люди
становятся!
Громче голос у
всех. Главное же — улыбаются, черти! Скажешь что-нибудь эдак, ради озорства, а они — ничего, улыбаются! Прежде, бывало, не поощрялось это! А в то же время будто злее
все,
и не столько друг на друга, но больше в сторону куда-то…
Сердце в ней ожило
и стало биться
громче,
все громче,
и странное дело! время как будто помчалось быстрее.
Страх родился среди них, сковал им крепкие руки, ужас родили женщины плачем над трупами умерших от смрада
и над судьбой скованных страхом живых, —
и трусливые слова
стали слышны в лесу, сначала робкие
и тихие, а потом
всё громче и громче…
Никто не мешал. Вода быстро убавлялась в водомере. Клокотание котла
и гудение топок
становилось все грознее
и громче.
На этом месте всхлипывание старушки превратилось вдруг в
громкое рыдание,
и дедушка Кондратий прервал чтение, потому что глаза его вдруг плохо что-то, совсем плохо
стали разбирать последние строки; почерк оставался, однако ж,
все так же четок
и крупен. Но «затмение» дедушки Кондратия, как называл он временное свое ослепление, продолжалось недолго. Старик протер ладонью глаза свои
и снова
стал читать...
— Что ж так? Секал ты его много, что ли?.. Ох, сват, не худо бы, кабы
и ты тут же себя маненько, того… право слово! — сказал, посмеиваясь, рыбак. — Ну, да бог с тобой! Рассказывай, зачем спозаранку, ни свет ни заря, пожаловал, а? Чай,
все худо можется, нездоровится… в людях тошно жить… так
стало тому
и быть! — довершил он, заливаясь
громким смехом, причем верши его
и все туловище заходили из стороны в сторону.
В праздники его посылали в церковь. Он возвращался оттуда всегда с таким чувством, как будто сердце его омыли душистою, тёплою влагой. К дяде за полгода службы его отпускали два раза. Там
всё шло по-прежнему. Горбун худел, а Петруха посвистывал
всё громче,
и лицо у него из розового
становилось красным. Яков жаловался, что отец притесняет его.
Его глаза разгорались,
и с каждым словом голос
становился горячей
и громче. Она качнулась
всем корпусом вперед
и тревожно сказала...
Артель
все еще бушевала на другом берегу, но песня, видимо, угасала, как наш костер, в который никто не подбрасывал больше хворосту. Голосов
становилось все меньше
и меньше: очевидно, не одна уж удалая головушка полегла на вырубке
и в кустарнике. Порой какой-нибудь дикий голосина выносился удалее
и громче, но ему не удавалось уже воспламенить остальных,
и песня гасла.
Вскоре в столовой желающих ужинать
все более
и более
стало прибывать; некоторые из них прямо садились
и начинали есть, а другие пока еще ходили, разговаривали,
и посреди
всего этого голос Янсутского раздавался
громче всех. Он спорил с Офонькиным.
Настя не сопротивлялась, но
стала охать: «ох!» да «ох!»
Все от нее сторонятся, смотрят на нее, а она еще пуще,
все охает
и все раз от разу
громче, да вдруг
и хлоп с ног долой, да
и закричала на
всю улицу: «А-ах! а-х!
Нам негде было укрыться. Вот
стало темно,
и шелест травы зазвучал
громче, испуганно. Грянул гром —
и тучи дрогнули, охваченные синим огнём. Крупный дождь полился ручьями,
и один за другим удары грома начали непрерывно рокотать в пустынной степи. Трава, сгибаемая ударами ветра
и дождя, ложилась на землю.
Всё дрожало, волновалось.
Дальше он не сумел продолжать
и остановился. Вдруг лицо матери как-то сразу смялось, расплылось, заколыхалось,
стало мокрым
и диким. Выцветшие глаза безумно таращились, дыхание делалось
все чаще
и короче
и громче.
Так обошла богиня
весь храм, возвращаясь назад к алтарю,
и все страстнее
и громче становилось пение хора. Священное воодушевление овладевало жрецами
и молящимися.
Все части тела Озириса нашла Изида, кроме одной, священного Фаллуса, оплодотворяющего материнское чрево, созидающего новую вечную жизнь. Теперь приближался самый великий акт в мистерии Озириса
и Изиды…
Иногда канонада
становилась сильнее; иногда мне смутно слышался менее
громкий, глухой шум. «Это стреляют ружейными залпами», — думал я, не зная, что до Дуная еще двадцать верст
и что болезненно настроенный слух сам создавал эти глухие звуки. Но, хотя
и мнимые, они все-таки заставляли воображение работать
и рисовать страшные картины. Чудились крики
и стоны, представлялись тысячи валящихся людей, отчаянное хриплое «ура!», атака в штыки, резня. А если отобьют
и все это даром?
— Да, — подхватил он
громче прежнего, — да, бабушка, так во како дело-то — во оно дело-то какое… а ты
все на свою долю плачешься, того, мол, нет, да того не хватает… а вот мы
и тут с хозяйкой не унываем (он посмотрел на Варвару), не гневим господа бога… грешно! Знать, уж на то такая его воля; супротив ее не
станешь…
Мужики почти
все были в сборе,
и в то время как Егор Михайлович ходил к барыне, головы накрылись, больше голосов
стало слышно в общем говоре,
и голоса
стали громче.
Всё ей казалось, что вот-вот еще
громче и чаще
станут голоса,
и случится что-нибудь.
— Ах, это он, мать моя, пострадал через свое усердие.
Стал служить хорошо по случаю освобождения от галлов,
и все громче, да
громче, да еще
громче,
и вдруг как возгласил о «спасении» — так ему жила
и лопнула. Подступили его с амвона сводить, а у него уже полон сапог крови натекло.
И докторские котята при
громком злорадном смехе Соболя
и его Васьки понеслись вперед. Мой Никанор обиделся
и придержал тройку, но когда не
стало уже слышно докторских звонков, поднял локти, гикнул,
и моя тройка, как бешеная, понеслась вдогонку. Мы въехали в какую-то деревню. Вот мелькнули огоньки, силуэты изб, кто-то крикнул: «Ишь, черти!» Проскакали, кажется, версты две, а улица
все еще тянется
и конца ей не видно. Когда поравнялись с доктором
и поехали тише, он попросил спичек
и сказал...
Хотя публика не слушала этих нападений, хотя во время представления этой комедии театр всегда был полон
и беспрестанно раздавались
громкие рукоплескания, но Загоскину были так досадны выходки противников князя Шаховского, что он решился высказать на сцене в защиту «Липецких вод»
все то, что можно было изложить в длинной полемической
статье —
и он написал «Комедию против комедии».
Так что, когда купец разогнал
весь народ, он подошел к отцу Сергию
и,
став без всяких приготовлений на колени,
громким голосом сказал...
Голоса мужа
и жены
становились все возбужденнее, смех толпы
все громче. Опасаясь, что в случае задержки
все это может кончиться какой-нибудь катастрофой, я быстро перебежал через небольшую площадку
и стал открывать свои ворота, в уверенности, что Степан едет к нам,
и с намерением у своих ворот заступиться за него
и остановить толпу.
Но верующие шли молча. Одни притворно улыбались, делая вид, что
все это не касается их, другие что-то сдержанно говорили, но в гуле движения, в
громких и исступленных криках врагов Иисуса бесследно тонули их тихие голоса.
И опять
стало легко. Вдруг Иуда заметил невдалеке осторожно пробиравшегося Фому
и, что-то быстро придумав, хотел к нему подойти. При виде предателя Фома испугался
и хотел скрыться, но в узенькой, грязной уличке, между двух стен, Иуда нагнал его.
Вскоре не
стало старика в сельце Комкове,
и толпа, его провожавшая, снова загуляла на славу;
и долго потом
громкие крики веселившегося народа раздавались на улице, долго еще слышались во
всех ее концах звонкие залихватские песни, говор
и дружный беспечный хохот, пока наконец глубокая полночь не прогнала хмельных обывателей в теплые избы, на полати
и печи.
Стук мраморной ступки
становился всё громче и звонче.
Он долго лежал так; песня
стала громче и потом умолкла, а он
все лежал,
и длинные черные волосы рассыпались по плечам
и постели.
И чем ярче играла луна,
И чем
громче свистал соловей,
Всё бледней
становилась она,
Сердце билось больней
и больней.
Беседовали тихо.
Все громче и веселей
становились голоса пирующих.
Но когда дым разошелся над водою, со
всех сторон послышался сначала тихий ропот, потом ропот этот
стал сильнее,
и, наконец, со
всех сторон раздался
громкий, радостный крик.