Неточные совпадения
По этой вере явленные иконы и мощи сосредоточивают в себе особенную святость, силу и благодать и близость к этим предметам: прикосновение, целование,
становление свеч к ним, подлезание под них много содействует спасению, равно и молебны, заказываемые перед этими святынями.
Процесс погубления личности в науке есть процесс
становления — в сознательную, свободно разумную личность из непосредственно естественной; она приостановлена для того, чтоб вновь родиться.
Он пережил свое
становление, выстрадал его; он блуждал по жизни и прошел мучениями ада; он лишался чувств от вопля и стона и раскрывал мутный, испуганный взор, вымаливая каплю утешения, вместо которого снова стоны, e nuovi tormenti, е nuovi tormentati [и новые мучения, и новые мученики (итал.).].
Оказали существенное влияние на
становление европейского романтизма.], рекомендовали поэтам той эпохи обращать внимание на Восток, потому что там жизнь наиболее проникнута фантазией.
Ибо каков же тот деятельный принцип, который влияет, взирая на идеи?» Итак, мир идей обречен на бессильную трансцендентность миру явлений, так как отсутствует движущая причина перемен,
становления duia, όθεν ή δρχή της μεταβολής [Причина движения или какого-либо изменения (греч.).].
Эта ошибка опять-таки проистекает из смешения двух разных порядков идей и состоит в переводе на язык временности и
становления того, что являет собой вечную основу мира, в чем нет прежде и после, нет самого времени.
Ибо и тварь находится в Боге, и Бог созидается в твари чудесным и невыразимым путем… триипостасная высшая благость… всегда вечна и всегда становится вечна от себя самой и в себе самой, а вместе и возникла, насколько она в приснобытии не престает быть в
становлении, — насколько она делает себя самое из себя самой.
«
Становление есть исчезание бытия в ничто и ничто — в бытие, и исчезание бытия в ничто вообще; но в то же время оно основывается на различии последних» (Гегель.
Насколько нельзя допустить в вечности или абсолютном какого бы то ни было процесса, протекающего во времени, нового
становления и возникновения, настолько же невозможно говорить и о теогоническом процессе, ибо в Боге все предвечно сверх — есть, и в отношении к твари и для твари возможна лишь теофания.
Иначе говоря, лишь с другого конца Аристотель приходит к той же основной характеристике мира идей, какую он имеет у Платона, к признанию его трансцендентно-имманентности или же имманентно-трансцендентности: идеи-формы суть семена, которые, каждое по роду своему, творчески произрастают в
становлении, обусловливаемом аристотелевской ΰλη [Материя (греч.).].
Эта свобода должна мыслиться со всею реальностью, как и время: если во времени каждый его момент есть окно в вечность, как бы ее точка, то и в
становлении чрез свободу мы имеем реальное касание вечности, рождение для нее.
При этом не получится круглого нуля, каковым не является даже чистая потенция, нераскрытый меон, но здесь возможно различие в степени достижения и образе
становления, ибо то, что в Боге предвечно и не имеет степени, свободно осуществляется в мире.
Однако, так как Христос связан с временем, процессом,
становлением, историей, то и человеческая история является в разных смыслах существенно теогонической.
В мифологической форме Платон здесь определяет природу отношений между идеей и ее эмпирическим «
становлением» как эротическое стремление, как алчбу и жажду пустоты к полноте, как зачинательную ее силу.
С одной стороны, как будто не применима, поскольку временность неразрывно связана с бытием-небытием,
становлением, множественностью, вообще есть проекция вечности в ничто.
Должны существовать идеи не только настоящих вещей, но и прошедших, даже идеи отрицания, относительного, гибнущего, смерти, уничтожения и под Сила этого аргумента заключается в прямом отожествлении понятий, возникающих в мире явлений и по поводу их, с самыми идеями, но это прямолинейное отожествление отнюдь не вытекает из платоновского учения, ибо мир идей, хотя и имманентен миру явлений, как его основа, но вместе с тем и принципиально от него отличается Идеи в нем погружены в
становление и небытие, терпят многочисленные преломления и отражения, собственно и составляющие область относительного.
Начало зла в них есть дерзновение (τόλμα), и
становление (γένεσις), и первоначальное обособление (πρώτη έτερότης), и желание принадлежать себе самим (εαυτών είναι).
Но в вечности обосновано все временное, и нет настоящего, прошедшего и будущего: все неподвижно, сверхвременно есть в связи и свершении, — этой связью и обосновывается объективный порядок временного
становления, конкретное время, — «времена и сроки».
Становление, генезис, есть путь от умопостигаемой идеи-потенции (δύναμις) к идее, осуществляемой в явлении (ενεργεία), в этом основном для Аристотеля различии между потенциальностью и актуальностью и намечаются оба полюса платоновского учения о двух мирах, идеальном и эмпирическом.
Та меональная основа телесности, которая в духовном теле остается лишь в потенциальности, ибо побеждена и до конца преодолена идеей, здесь, в «земном теле», утверждает свою актуальность, а идея становится только искомой и заданной; отсюда и возникает процесс, развитие,
становление.
Другое возражение Аристотеля против теории идей опирается не на чрезмерную зависимость идей от мира явлений или их полную ему имманентность, но на такую уже трансцендентность идей, которая сама по себе не может объяснить ни бытия, ни
становления.
Необходимо поэтому принять, что между временем и вечностью есть соотносительность — время обосновывается вечностью; но при этом между ними существует и hiatus, ибо вечность трансцендентна временности, противится
становлению.
Временность связана с развитием,
становлением, меональностью и вообще тварностью и неприложима к сверхвременному, в едином акте объемлющему все в абсолютном совершенстве и законченности.
София присутствует в мире как его основа, но она остается и трансцендентна миру прежде всего потому, что он находится во времени и в
становлении, а София выше времени и вне всякого процесса.
Но рядом с этим мир имеет и низшую «подставку» — υποδοχή [Более точный перевод: подоснова, «субстрат» (греч.).], которая есть «место» распавшейся, актуализированной множественности, находящей свое единство лишь во временно-пространственном процессе, в
становлении, бытии-небытии; слои бытия переложены здесь слоями небытия, и бытие находится в нерасторжимом, как свет и тень, союзе с небытием.
В этой свободе твари, опирающейся на тварное ничто, божественные начала бытия существуют не в силе и славе своей, не в лике вечности, в которой они не ведают развития и восполнения, ибо не нуждаются в них, но во временном
становлении, как тема и вместе задача мирового процесса, его данностъ-заданностъ, что дает наиболее точную формулу для определения и тварной свободы, и тварного творчества.
По Гегелю, бытие и небытие синтезируются в Werden [Все становится, находится в
становлении (нем.).],
становлении, бывают: alles wird, находится in Werden, πάντα ρεΐ — все течет, возвестил древний Гераклит [Знаменитый афоризм Гераклита известен в передаче Платона (Теэтет, 183 а).
При этом была установлена в своей непререкаемости софийная основа всякого подлинного бытия, а наряду с ней внесофийная или антисофийная оболочка бываний и
становления, мира явлений.
«Когда здоровая природа человека действует, как целое, когда он чувствует себя в мире, как в одном великом, прекрасном, достойном и ценном целом, когда гармоническое чувство благоденствия наполняет его чистым, свободным восхищением, — тогда мировое Целое, если бы оно могло ощущать само себя, возликовало бы, как достигшее своей цели, и изумилось бы вершине собственного
становления и существа».
Развитие есть результат ущербности, недостижимости полноты, и оно подчинено власти времени, есть
становление во времени, а не творчество, побеждающее время.
Но личность есть
становление будущего, творческие акты.
Гегель подчинил истории не только человека, но и Бога, — Бог есть создание истории, существует божественное
становление.
Но мне совершенно чужд монизм, эволюционизм и оптимизм Фихте, Шеллинга и Гегеля, их понимание объективации духа, универсального Я, разума в мировом и историческом процессе, особенно гегелевское учение о самораскрытии духа и развитии к свободе в мировом процессе, о
становлении Божества.
Гегель по-своему открывал ту истину, что, для того чтобы в мире возможно было новое
становление, динамика, необходимо небытие, ничто.
Творчество предполагает небытие, подобно тому как у Гегеля
становление предполагает небытие.
Лир, хотя теперь уже не сумасшедший, говорит все такие же безумные, не идущие к делу слова, как, например, то, что он в тюрьме будет с Корделией петь, она будет просить благословенья, а он будет становиться на колени (
становление на колени повторяется третий раз) и просить прощенья.
Одинаково можно сказать, что мир
становления, мир, состоящий из частей и преходящий, не есть подлинное бытие и уход от него к Единому есть уход к подлинному бытию, и что этот мир есть бытие, а уход от него есть уход к сверхбытию.
Но для него это стало путем к раскрытию
становления, развития мирового духа, в то время как отсюда могли быть сделаны и совсем другие выводы.