Неточные совпадения
Знать, видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что бывает на сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью и всяким невзгодьем жизни, или хотя и не познавшего их, но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость
старцам родителям, родившим их.
В Оптин ходили, к
старцам,
узнать — чья правда?
Всё, что цены себе не
знает,
Всё, всё, чем жизнь мила бывает,
Бедняжка принесла мне в дар,
Мне,
старцу мрачному, — и что же?
— Только ты мать не буди, — прибавил он, как бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так, словно муха; а теперь, я
знаю, прилегла. Ох, худо больному
старцу, — вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая мысль.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то есть вроде как бы
старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо
знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
Гораздо более понимал слова Нехлюдова сидевший рядом с патриархальным
старцем маленький, кривой на один глаз, одетый в платанную нанковую поддевку и старые, сбитые на сторону, сапоги, почти безбородый старичок — печник, как
узнал потом Нехлюдов.
У него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Светила луна. Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки.
Старцев оставил лошадей на краю города, в одном из переулков, а сам пошел на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная, и — кто
знает? — быть может, она не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его.
— Я не видел вас целую неделю, — продолжал
Старцев, — а если бы вы
знали, какое это страдание! Сядемте. Выслушайте меня.
— О, как мало
знают те, которые никогда не любили! Мне кажется, никто еще не описал верно любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное чувство, и кто испытал его хоть раз, тот не станет передавать его на словах. К чему предисловия, описания? К чему ненужное красноречие? Любовь моя безгранична… Прошу, умоляю вас, — выговорил наконец
Старцев, — будьте моей женой!
И наконец лишь
узнали, что этот святой страстотерпец нарушил послушание и ушел от своего
старца, а потому без разрешения
старца не мог быть и прощен, даже несмотря на свои великие подвиги.
— Недостойная комедия, которую я предчувствовал, еще идя сюда! — воскликнул Дмитрий Федорович в негодовании и тоже вскочив с места. — Простите, преподобный отец, — обратился он к
старцу, — я человек необразованный и даже не
знаю, как вас именовать, но вас обманули, а вы слишком были добры, позволив нам у вас съехаться. Батюшке нужен лишь скандал, для чего — это уж его расчет. У него всегда свой расчет. Но, кажется, я теперь
знаю для чего…
Теперь они приехали вдруг опять, хотя и
знали, что
старец почти уже не может вовсе никого принимать, и, настоятельно умоляя, просили еще раз «счастья узреть великого исцелителя».
Знал Алеша, что так именно и чувствует и даже рассуждает народ, он понимал это, но то, что
старец именно и есть этот самый святой, этот хранитель Божьей правды в глазах народа, — в этом он не сомневался нисколько и сам вместе с этими плачущими мужиками и больными их бабами, протягивающими
старцу детей своих.
— Позвольте
узнать, — начал защитник с самою любезною и даже почтительною улыбкой, когда пришлось ему в свою очередь задавать вопросы, — вы, конечно, тот самый и есть господин Ракитин, которого брошюру, изданную епархиальным начальством, «Житие в бозе почившего
старца отца Зосимы», полную глубоких и религиозных мыслей, с превосходным и благочестивым посвящением преосвященному, я недавно прочел с таким удовольствием?
А тебя, Алексей, много раз благословлял я мысленно в жизни моей за лик твой,
узнай сие, — проговорил
старец с тихою улыбкой.
— Так умер
старец Зосима! — воскликнула Грушенька. — Господи, а я того и не
знала! — Она набожно перекрестилась. — Господи, да что же я, а я-то у него на коленках теперь сижу! — вскинулась она вдруг как в испуге, мигом соскочила с колен и пересела на диван. Алеша длинно с удивлением поглядел на нее, и на лице его как будто что засветилось.
—
Знаю, что по наиважнейшему делу, Дмитрий Федорович, тут не предчувствия какие-нибудь, не ретроградные поползновения на чудеса (слышали про
старца Зосиму?), тут, тут математика: вы не могли не прийти, после того как произошло все это с Катериной Ивановной, вы не могли, не могли, это математика.
Он
знал тоже, что есть из братии весьма негодующие и на то, что, по обычаю, даже письма от родных, получаемые скитниками, приносились сначала к
старцу, чтоб он распечатывал их прежде получателей.
Он
знал, что
старец и сам бы, без вопроса, ему разъяснил, если бы можно было.
И вот довольно скоро после обретения могилы матери Алеша вдруг объявил ему, что хочет поступить в монастырь и что монахи готовы допустить его послушником. Он объяснил при этом, что это чрезвычайное желание его и что испрашивает он у него торжественное позволение как у отца. Старик уже
знал, что
старец Зосима, спасавшийся в монастырском ските, произвел на его «тихого мальчика» особенное впечатление.
Когда и кем насадилось оно и в нашем подгородном монастыре, не могу сказать, но в нем уже считалось третье преемничество
старцев, и
старец Зосима был из них последним, но и он уже почти помирал от слабости и болезней, а заменить его даже и не
знали кем.
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался
старец Иаков,
узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на веки веков в завещании своем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь и пригодишься. Подымутся беси, молитву читай. И
знай, сынок (
старец любил его так называть), что и впредь тебе не здесь место. Запомни сие, юноша. Как только сподобит Бог преставиться мне — и уходи из монастыря. Совсем иди.
Знаете, Lise, мой
старец сказал один раз: за людьми сплошь надо как за детьми ходить, а за иными как за больными в больницах…
Знаете, Lise, это ужасно как тяжело для обиженного человека, когда все на него станут смотреть его благодетелями… я это слышал, мне это
старец говорил.
— Об этом не раз говорил
старец Зосима, — заметил Алеша, — он тоже говорил, что лицо человека часто многим еще неопытным в любви людям мешает любить. Но ведь есть и много любви в человечестве, и почти подобной Христовой любви, это я сам
знаю, Иван…
Почем вы
знаете, что в числе тех, которые с вами толкуют, нет всякий раз какого-нибудь мерзавца, [Я честным словом уверяю, что слово «мерзавец» было употреблено почтенным
старцем.
Что прозябало и жило между
старцами пера и меча, дожидавшимися своих похорон по рангу, и их сыновьями или внучатами, не искавшими никакого ранга и занимавшимися «книжками и мыслями», я не
знал и не хотел
знать.
Появление скитского
старца в голодной столовой произвело известную сенсацию. Молодые люди приняли Михея Зотыча за голодающего, пока его не
узнала Устенька.
Это был тот самый
старец, который был у Галактиона с увещанием. Галактион сделал вид, что не
узнал его.
В «Повести об антихристе» православный
старец Иоанн первый
узнает антихриста, и этим утверждается мистическое призвание православия.
Въезжая в сию деревню, не стихотворческим пением слух мой был ударяем, но пронзающим сердца воплем жен, детей и
старцев. Встав из моей кибитки, отпустил я ее к почтовому двору, любопытствуя
узнать причину приметного на улице смятения.
Старец быстро сел и удивленными глазами посмотрел на Аглаиду, точно не
узнал ее. Все лицо у него опухло от слез, но он не прятал его, а только смотрел на непрошенную гостью исподлобья.
Нюрочка бросилась Парасковье Ивановне на шею и целовала ее со слезами на глазах. Один Ефим Андреич был недоволен, когда
узнал о готовившейся экспедиции. Ему еще не случалось оставаться одному. А вдруг что-нибудь случится с Парасковьей Ивановной? И все это придумала проклятая Таисья, чтобы ей ни дна ни покрышки… У ней там свои дела с скитскими
старцами и старицами, а зачем Парасковью Ивановну с Нюрочкой волокет за собой? Ох, неладно удумала святая душа на костылях!
Аграфену оставили в светелке одну, а Таисья спустилась с хозяйкой вниз и уже там в коротких словах обсказала свое дело. Анфиса Егоровна только покачивала в такт головой и жалостливо приговаривала: «Ах, какой грех случился… И девка-то какая, а вот попутал враг. То-то лицо знакомое: с первого раза
узнала. Да такой другой красавицы и с огнем не сыщешь по всем заводам…» Когда речь дошла до ожидаемого
старца Кирилла, который должен был увезти Аграфену в скиты, Анфиса Егоровна только всплеснула руками.
— Не
узнаешь, видно, меня, милостивец? — обратился он к Петру Елисеичу, когда тот садился за стол. — Смиренный
старец Кирилл из Заболотья…
Такой почтенный
старец, с наружностью апостола, я даже
знаю, где он служит.
Пускай они сами, как
знают, карьеру свою делают, а мы,
старцы, карьеру свою, уж сделали… да-с!"
Нам до того касательства нет, что вы там делаете, блудно или свято живете; нам надобны
старцы, чтоб мы всякому указать могли, что вот, мол, у нас пустынники в лесах спасаются; а
старцы вы или жеребцы, про то
знаете вы сами.
— Вот хоть бы тот же капитан Полосухин, об котором я уж имел честь вам докладывать: застал его однажды какой-то ревнивый
старец… а
старец,
знаете, как не надеялся на свою силу, идет и на всякий случай по пистолету в руках держит.
"Я
старец.
Старцем я прозываюсь потому, первое, что греховную суету оставил и удалился в пустынножительство, а второе потому, что в писании божественном искуснее, нечем прочие християне. Прочие християне в темноте ходят, бога только по имени
знают; спросишь его «какой ты веры?» — он тебе отвечает «старой», а почему «старой» и в чем она состоит, для него это дело темное.
Даже и об том помышляю, чтобы, на старости лет, совсем от мирския прелести удалиться, и сказывали мне, будто для того в закамской стороне и места удобные обретаются, и живут в них
старцы великие постники и подражатели; так вы бы, матушка, от странников, в ваши места приходящих, об том
узнавали, где тех великих
старцев сыскать, и мне бы потом отписали.
— А какая у него одежа? пониток черный да вериги железные — вот и одежа вся. Известно, не без того, чтоб люди об нем не
знали; тоже прихаживали другие и милостыню
старцу творили: кто хлебца принесет, кто холстеца, только мало он принимал, разве по великой уж нужде. Да и тут, сударь, много раз при мне скорбел, что по немощи своей, не может совершенно от мира укрыться и полным сердцем всего себя богу посвятить!
Соберемся мы, бывало, в кружок, поставит нам жена браги, и пошел разговор,
старцы эти были народ хошь не больно грамотный, однако из этих цветников да азбуков понабрались кой-чего; сидит себе,
знай пьет, да кажный глоток изречением из святого писания будто закусывает, особливо один — отцом Никитой прозывался.
Сказывают, что даже из Москвы в те места благочестивые
старцы спасаться ходят, что много там есть могил честных и начальство про то не
знает и не ведает.
Старцы и юноши, люди свободных профессий и люди ярма, люди белой кости и чернь — все кружится в одном и том же омуте мелочей, не
зная, что, собственно, находится в конце этой неусыпающей суеты и какое значение она имеет в экономии общечеловеческого прогресса.
Они и окликнули: «Кто там?», потому что думали, будто служка им про кого-нибудь доложить пришел; ан, вместо служки, смотрят — входит
старец, добрый-предобрый, и владыко его сейчас
узнали, что это преподобный Сергий.
Живя в Петербурге, я
знал об этих
старцах по слухам; но эти слухи имели такой определенный характер, что, признаюсь, до самого Эйдткунена 8 я с величайшим беспокойством взирал на них.
Что же касается до государственных
старцев, то я просто их не
узнал.
— Ты не заговаривайся так! — остановил его вдруг Марфин. — Я
знаю, ты не читал ни одного из наших аскетов: ни Иоанна Лествичника [Иоанн Лествичник (ум. в 649 или 650 г.) — греческий религиозный писатель, автор «Лествицы».], ни Нила Сорского [Нил Сорский (ок. 1433—1508) — русский публицист и церковно-политический деятель, глава «Заволжских
старцев».]…