Неточные совпадения
Сказать вам, что́ я
думал? Вот:
Старушки все — народ сердитый;
Не худо, чтоб при них услужник знаменитый
Тут был, как громовой отвод.
Молчалин! — Кто другой так мирно всё уладит!
Там моську вовремя погладит,
Тут в пору карточку вотрет,
В нем Загорецкий не умрет!..
Вы давеча его мне исчисляли свойства,
Но многие забыли? — да?
— Извините меня, глупую. —
Старушка высморкалась и, нагиная голову то направо, то налево, тщательно утерла один глаз после другого. — Извините вы меня. Ведь я так и
думала, что умру, не дождусь моего го… o… o…лубчика.
И, остановясь понюхать табаку, она долго и громко говорила что-то о безбожниках студентах. Клим шел и
думал о сектанте, который бормочет: «Нога поет — куда иду?», о пьяном мещанине, строгой
старушке, о черноусом человеке, заинтересованном своими подтяжками. Какой смысл в жизни этих людей?
Клим, тщательно протирая стекла очков своих куском замши,
думал, что Нехаева говорит, как
старушка.
— Батюшки, неприятный какой, — забормотала серая
старушка, обращаясь к Самгину. — А Леонидушка-то не любит, если спорят с ним. Он — очень нервный, ночей не спит, все сочиняет, все
думает да крепкий чай пьет.
На согласие это имело влияние высказанное одной
старушкой, принятое стариками и уничтожающее всякое опасение в обмане объяснение поступка барина, состоящее в том, что барин стал о душе
думать и поступает так для ее спасения.
«Надя привела жениха показать…» — весело
думала старушка, торопливо, как мышь, убегая в темную каморку, где скоро загремела крышка на самоваре.
Старушка меня со слезами благодарит; а я про себя
думаю: «Не стою я твоей благодарности».
Старушка сидела однажды одна в гостиной, раскладывая гранпасьянс, как Бурмин вошел в комнату и тотчас осведомился о Марье Гавриловне. «Она в саду, — отвечала
старушка, — подите к ней, а я вас буду здесь ожидать». Бурмин пошел, а
старушка перекрестилась и
подумала: авось дело сегодня же кончится!
— Как вы
думаете, Христофор Федорыч, — сказал он наконец, — ведь у нас теперь, кажется, все в порядке, сад в полном цвету… Не пригласить ли ее сюда на день вместе с ее матерью и моей
старушкой теткой, а? Вам это будет приятно?
— Хоть бы Прокопий-то поскорее пришел, — вслух
думала старушка, начинавшая сомневаться в благополучном исходе Яшиной засылки.
Правда, что зла кругом было достаточно, но другие больше
думали о себе, а
старушка Парасковья Ивановна скорбела о других.
Старушка смотрела на меня с непритворным и уж слишком торопливым сожалением, а сама про себя
думала...
— А-а! —
Старушка многозначительно повела бровями. — Так, так, так… То-то, я
думаю… Значит, вы, выходит, сынок Сергея Петровича Шишкина?
Бывало, по вечерам все повторяют или учат уроки; я сижу себе за разговорами или вокабулами, шевельнуться не смею, а сама все
думаю про домашний наш угол, про батюшку, про матушку, про мою
старушку няню, про нянины сказки… ах, как сгрустнется!
Думаю я: это непременно ее душа за мной следует, верно она меня манит и путь мне кажет. И пошел. Весь день я шел сам не знаю куда и невмоготу устал, и вдруг нагоняют меня люди, старичок со
старушкою на телеге парою, и говорят...
Я и согласился, потому что, по разговорчивости Татьяны Яковлевны, надеялся от нее что-нибудь для Груши полезное сведать, и как от Евгеньи Семеновны мне был лодиколонный пузыречек рому к чаю выслан, а я сам уже тогда ничего не пил, то и
думаю: подпущу-ка я ей, божьей
старушке, в чаек еще вот этого разговорцу из пузыречка, авось она, по благодати своей, мне тогда что-нибудь и соврет, чего бы без того и не высказала.
Агапия,
подумав, что бедная
старушка собиралась ехать куда-то и, испугавшись такого намерения Юлии Матвеевны, побежала сказать о том gnadige Frau.
— Если бы таких полковников у нас в военной службе было побольше, так нам, обер-офицерам, легче было бы служить! — внушил он Миропе Дмитриевне и ушел от нее, продолжая всю дорогу
думать о семействе Рыжовых, в котором все его очаровывало: не говоря уже о Людмиле, а также и о Сусанне, но даже сама старушка-адмиральша очень ему понравилась, а еще более ее — полковник Марфин, с которым капитану чрезвычайно захотелось поближе познакомиться и высказаться перед ним.
— Татьяна Власьевна, конечно, весьма благомысленная и благоугодная женщина, но она все-таки человек, и каждый человек в состоянии заблуждаться, особенно когда дело слишком близко затрогивает нас… Она смотрит земными очами, как человек, который не
думает о завтрашнем дне.
Старушка уже в преклонном возрасте, не сегодня завтра призовется к суду Божию, тогда что будет? С своей стороны, я не осуждаю ее нисколько, даже согласен с ней, но нужно прозирать в самую глубину вещей.
— Что вы, мамынька!.. А я-то на что? Хоть вы на меня прогневались тогда, ну, да я все забыла! Была и моя вина…
Думаю, хоть теперь
старушку покоить буду.
Тетка Анна, несмотря на всегдашнюю хлопотливость свою и вечную возню с горшками, уже не в первый раз замечала, что хозяйка приемыша была невесела; разочка два приводилось даже видеть ей, как сноха втихомолку плакала. «Знамо, не привыкла еще, по своей по девичьей волюшке жалится! Помнится, как меня замуж выдали, три неделюшки голосила… Вестимо, жутко; а все пора бы перестать. Не с злодеями какими свел господь; сама, чай, видит… Что плакать-то?» —
думала старушка.
Тут все бросали свою работу и бежали спасать
старушку, которая, не чувствуя уже никаких преград под ногами, торжественно продолжала свое шествие. Взглянув на усердие и бережливость, с какими таскала она и ставила горшки свои, можно было
подумать, что судьба нового жилища единственно зависела от сохранности этих предметов.
— И то, касатушка, я-то… горе, горе,
подумаешь… о-охо-хо; а раздумаешь: будь воля божия!.. — заключила
старушка, которая так же скоро утешалась, как скоро приходила в отчаяние.
Так как угроза была слишком страшна для моего любопытства, то я уже никогда не возобновляла моих расспросов, но по догадкам
думаю, что моя милая
старушка, вероятно, просто-напросто подсматривала и подслушивала за своею матушкой княгиней.
«На поверку выходит, что это я помог путям природы!» — мучительно
подумал он, а потом, обратясь к Минодоре, сказал, чтобы она вышла к доктору и попросила его еще раз завтра приехать; графа Хвостикова и Аделаиду Ивановну он услал в свои комнаты.
Старушка поплелась, ведомая под руку Минодорой.
— Да, вы наймите у нас. У нас, там, наверху, мезонин; он пустой; жилица была,
старушка, дворянка, она съехала, а бабушка, я знаю, хочет молодого человека пустить; я говорю: «Зачем же молодого человека?» А она говорит: «Да так, я уже стара, а только ты не
подумай, Настенька, что я за него тебя хочу замуж сосватать». Я и догадалась, что это для того…
Бедная
старушка! она в то время не
думала ни о той великой минуте, которая ее ожидает, ни о душе своей, ни о будущей своей жизни; она
думала только о бедном своем спутнике, с которым провела жизнь и которого оставляла сирым и бесприютным.
— Да, — говорит, — да ведь вы с ним точно на кулачки драться собрались, разве это можно? А что жизнь тяжела людям — верно! Я тоже иногда
думаю — почему? Знаете, что я скажу вам? Здесь недалеко монастырь женский, и в нём отшельница, очень мудрая
старушка! Хорошо она о боге говорит — сходили бы вы к ней!
В это время приходит барышня ихняя. Тоже разохалась.
Старушка ей всю эту комедию рассказала. Черт знает что за идиотская история! Называют меня и героем и спасителем, жмут руки, и всякая такая вещь… Слушаю их: и смешно мне и стыдно, право… Ну,
думаю, попал в историю, нечего сказать… Насилу-то, насилу от них отделался. Этакая ведь глупая штука вышла! Глупее, кажется, и нарочно не выдумаешь…
«
Старушка очень довольна будет! — бессвязно
думала женщина, одеваясь. — Выгнал…»
«Точно кучер на лошадь! —
подумала Лодка и стала собираться поспешнее. — Ладно! — мысленно угрожала она хозяину и недоверчиво оглядывалась. — Гонишь, гнилой пес?
Старушке будет приятно. Пусть! А стекол в окнах — я тебя лишу. Да!»
О женитьбе, так как сама
старушка никогда не намекала на это, он не смел, кажется, и
подумать и даже обыкновенную легкую помещичью любовь не позволил себе завести у себя дома, а устроил это в уездном городке, верст за тридцать от Гаврилкова, с величайшею таинственностью и платя огромные деньги, чтобы только как-нибудь это не огласилось и, чего боже сохрани, не дошло до maman!
И как будто ни для нее, ни для Егора Тимофеевича, спокойно облокотившегося на край гроба, не было здесь покойника, как будто смерть не являла здесь своего страшного образа:
старушка так близко к себе чувствовала смерть, что не придавала ей никакого значения и путала ее с какой-то другой жизнью, а Егор Тимофеевич не
думал о ней.
А
старушка и вправду была слепая. И на этот раз поверил городовой. А волк засмеялся, зубы оскалил и
думает: «Вот как я его здорово обманул, черт побери». Это у него такая дурная привычка была ругаться: черт побери.
— Остался после дочери моей родной, — продолжала
старушка, — словно ненаглядный брильянт для нас;
думали, утехой да радостью будет в нашем одиночестве да старости; обучали как дворянского сына; отпустили в Москву по торговой части к людям, кажется, хорошим.
— Не
думали и мы, сударыня, что наше родное детище будет таким, — проговорила
старушка своим жеманным и несколько плаксивым тоном.
При деньгах, так запотроев много, а нет, так денек-другой в кухне и огня не разводят: готовить нечего; сами куда-нибудь в гости уедут, а
старушка дома сидит и терпит; но, как я, по моему глупому разуму,
думаю, так оне и этим бы не потяготились, тем, что теперь, как все это на наших глазах, так оне в разлуке с ним больше убиваются.
«Наверно, —
думаю, — это кто-нибудь с воли через забор кинул, да не попал куда надо, а к нам с
старушкой вбросил. И
думаю себе: развернуть или нет эту бумажку? Кажется, лучше развернуть, потому что на ней непременно что-нибудь написано? А может быть, это кому-нибудь что-нибудь нужное, и я могу догадаться и тайну про себя утаю, а записочку с камушком опять точно таким же родом кому следует переброшу».
У Насти от сердца отлегло. Сперва
думала она, не узнала ль чего крестнинькая. Меж девками за Волгой, особенно в скитах, ходят толки, что иные
старушки по каким-то приметам узнают, сохранила себя девушка аль потеряла. Когда Никитишна, пристально глядя в лицо крестнице, настойчиво спрашивала, что с ней поделалось, пришло Насте на ум, не умеет ли и Никитишна девушек отгадывать. Оттого и смутилась. Но, услыхав, что крестная речь завела о другом, тотчас оправилась.
Старушка-крестьянка за несколько часов до смерти говорила дочери о том, что она рада тому, что умирает летом. Когда дочь спросила: почему? — умирающая отвечала, что она рада потому, что зимой трудно копать могилу, а летом легко.
Старушке было легко умирать, потому что она до последнего часа
думала не о себе, а о других.
Когда настал голодный год, к
старушке стало приходить так много ребятишек, что она не могла уже всем им дать молока от своей коровы. Трем-четырем даст, а больше и нет, и самой похлебать ничего не оставалось. Не привыкла
старушка отказывать, да делать нечего — поневоле отказывает, и бедные ребятишки отходят с пустыми плошками… А такие они все жалкие, испитые, даже и не плачут, а только глядят жадно…
Думать о них больно. И не знает
старушка, как ей быть и как между всеми молочко делить…
— А другие-то мои детушки мне,
думаешь, разве не жалобны? — говорит солдатка. Тут
старушка и задумалась.
«Отчего же он не едет? — спрашивала она себя. — Отчего? А… знаю… Он обижен за то, что… За что он обижен? За то, что мама так неделикатно обошлась со старушкой-свахой. Он
думает теперь, что я не могу полюбить его…»
«Если Доня сумела понравиться тетушке с первого раза, то, конечно, при желании она обворожит ее окончательно, и
старушка, которую, как мы знаем, любил Салтыков, вернет ему свое расположение, еще более, может быть, полюбит его», —
думал он, нежась на своей постели.
— Могу вас уверить. Приятель мой Венцеслав Балдевич… Вы не
подумайте между прочим, что я поляк: я пензенский помещик. Так вот этот самый Венцеслав Балдевич камер-юнкерскую карьеру свою этим устроил. До такого дошел совершенства в игре подушкой, что как раз все кидал ее некоторой особе и заставлял ее наклоняться. А позади этой особы стоит часто другая особа и смотрит вниз… В третьем салоне поместит
старушка сынов Марса. В четвертом для пикантной беседы с дамами выберет...
— Немудрено, что пан так щедр, — ввернул тут свое замечание пузатенький господин, — он родился под счастливыми созвездиями Венеры и Меркурия: эмблемы понятны — любовь и торг. Он нашел неистощимый клад в сердце одной вдовы-купчихи, которой муж оставил огромное денежное состояние.
Старушка от него без ума: что ни визит, то,
думаю, тысяча.
«У них всё то же» —
подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать со
старушкой.