Неточные совпадения
Выгнув грудь, закинув руки назад,
офицер встряхнул плечами,
старый жандарм бережно снял с него пальто, подал портфель, тогда
офицер, поправив очки, тоже спросил тоном
старого знакомого...
Тем не менее
старый князь очень ими интересовался и особенно любил одного из этих князей, так сказать их старшего в роде — одного молодого
офицера.
Со мной в одно время ехал посланный из Якутска
офицер для осмотра
старых строений.
— Очень рад вас видеть, мы были
старые знакомые и друзья с вашей матушкой. Видал вас мальчиком и
офицером потом. Ну, садитесь, расскажите, чем могу вам служить. Да, да, — говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов рассказывал историю Федосьи. — Говорите, говорите, я всё понял; да, да, это в самом деле трогательно. Что же, вы подали прошение?
С этой мыслию прибыл он в Петербург, остановился в Измайловском полку, в доме отставного унтер-офицера, своего
старого сослуживца, и начал свои поиски.
Этот сержант, любивший чтение, напоминает мне другого. Между Террачино и Неаполем неаполитанский карабинер четыре раза подходил к дилижансу, всякий раз требуя наши визы. Я показал ему неаполитанскую визу; ему этого и полкарлина бьло мало, он понес пассы в канцелярию и воротился минут через двадцать с требованием, чтоб я и мой товарищ шли к бригадиру. Бригадир,
старый и пьяный унтер-офицер, довольно грубо спросил...
Кольрейфа Николай возвратил через десять лет из Оренбурга, где стоял его полк. Он его простил за чахотку так, как за чахотку произвел Полежаева в
офицеры, а Бестужеву дал крест за смерть. Кольрейф возвратился в Москву и потух на
старых руках убитого горем отца.
Пожилых лет, небольшой ростом
офицер, с лицом, выражавшим много перенесенных забот, мелких нужд, страха перед начальством, встретил меня со всем радушием мертвящей скуки. Это был один из тех недальних, добродушных служак, тянувший лет двадцать пять свою лямку и затянувшийся, без рассуждений, без повышений, в том роде, как служат
старые лошади, полагая, вероятно, что так и надобно на рассвете надеть хомут и что-нибудь тащить.
Все
офицеры, и молодые и
старые, поголовно влюблялись в них, а майор Клобутицын даже основал дивизионную штаб-квартиру в селе, где жили Чепраковы.
Изредка еда перемежается тем, что кто-нибудь из барышень или из
офицеров сядет за
старые клавикорды и споет романс.
Взоры ее естественно устремились на квартирующий полк, но военная молодежь охотно засматривалась на красавиц, а сватовства не затевала. Даже
старые холостяки из штаб-офицеров — и те только шевелили усами, когда Калерия Степановна, играя маслеными глазами, — она и сама еще могла нравиться, — заводила разговоры о скуке одиночества и о том, как она счастлива, что у нее четыре дочери — и всё ангелы.
В первые дни революции активность моя выразилась лишь в том, что когда Манеж осаждался революционными массами, а вокруг Манежа и внутри его были войска, которые каждую минуту могли начать стрелять, я с трудом пробрался внутрь Манежа, спросил
офицера, стоявшего во главе этой части войска, и начал убеждать его не стрелять, доказывая ему, что образовалось новое правительство и что
старое правительство безнадежно пало.
Петр, мощный красавец
офицер с большущей светлой бородой и голубыми глазами, — тот самый, при котором дед высек меня за оплевание
старого барина...
Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и
офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и
старые развратники, истрепанные всеми видами порока...
У вас там теперь все нищета, потерянные шинели, ревизоры, задорные
офицеры, чиновники,
старые годы и раскольничий быт, знаю, знаю.
— Да послушайте, Павел Павлыч, это же ведь не служба, это — изуверство какое-то! — со слезами гнева и обиды в голосе воскликнул Ромашов. — Эти
старые барабанные шкуры издеваются над нами! Они нарочно стараются поддерживать в отношениях между
офицерами грубость, солдафонство, какое-то циничное молодечество.
«Разве вы думаете, что настоящий
офицер боится поглядеть в лицо смерти?»
Старый полковник говорит участливо: «Послушайте, вы молоды, мой сын в таком же возрасте, как и вы.
— Стыдно вам-с, капитан Слива-с, — ворчал Шульгович, постепенно успокаиваясь. — Один из лучших
офицеров в полку,
старый служака — и так распускаете молодежь. Подтягивайте их, жучьте их без стеснения. Нечего с ними стесняться. Не барышни, не размокнут…
— Что-с? — крикнул грозно Слива, но тотчас же оборвался. — Однако довольно-с этой чепухи-с, — сказал он сухо. — Вы, подпоручик, еще молоды, чтобы учить
старых боевых
офицеров, прослуживших с честью двадцать пять лет своему государю. Прошу господ
офицеров идти в ротную школу, — закончил он сердито.
Два-три молодых
офицера встали, чтобы идти в залу, другие продолжали сидеть и курить и разговаривать, не обращая на кокетливую даму никакого внимания; зато
старый Лех косвенными мелкими шажками подошел к пей и, сложив руки крестом и проливая себе на грудь из рюмки водку, воскликнул с пьяным умилением...
Жена продавца фотографических принадлежностей села с хозяином,
офицером и
старой, глухой дамой в парике, вдовой содержателя музыкального магазина, большой охотницей и мастерицей играть. Карты шли к жене продавца фотографических принадлежностей. Она два раза назначила шлем. Подле нее стояла тарелочка с виноградом и грушей, и на душе у нее было весело.
Никакой пользы нет, а сиди на службе; ну, я и вижу, что дело плохо, и стал опять наниматься, по
старому обыкновению, в кучера, но никто не берет; говорят: ты благородный
офицер, и военный орден имеешь, тебя ни обругать, ни ударить непристойно…
По большой аллее бульвара ходили всяких сортов
офицеры и всяких сортов женщины, изредка в шляпках, большей частью в платочках (были и без платочков и без шляпок), но ни одной не было
старой, а все молодые.
По улице встречаете вы и обгоняете команды солдат, пластунов,
офицеров; изредка встречается женщина или ребенок, но женщина уже не в шляпке, а матроска в
старой шубейке и в солдатских сапогах.
Поближе к огню и кровати
офицера расположились люди позначительнее — два фейерверкера: один — седой,
старый, со всеми медалями и крестами, исключая георгиевского; другой — молодой из кантонистов, куривший верченые папироски.
Вообще батарейный командир казался нынче вовсе не таким суровым, как вчера; напротив, он имел вид доброго, гостеприимного хозяина и старшего товарища. Но несмотря на то все
офицеры, от
старого капитана до спорщика Дяденки, по одному тому, как они говорили, учтиво глядя в глаза командиру, и как робко подходили друг за другом пить водку, придерживаясь стенки, показывали к нему большое уважение.
На другом углу стола, за тарелками котлет с горошком и бутылкой кислого крымского вина, называемого «бордо», сидят два пехотных
офицера: один молодой, с красным воротником и с двумя звездочками на шинели, рассказывает другому,
старому, с черным воротником и без звездочек, про альминское дело.
— Старший
офицер в батарее, капитан, невысокий рыжеватый мужчина, с хохолком и гладенькими височками, воспитанный по
старым преданиям артиллерии, дамский кавалер и будто бы ученый, расспрашивал Володю о знаниях его в артиллерии, новых изобретениях, ласково подтрунивал над его молодостью и хорошеньким личиком и вообще обращался с ним, как отец с сыном, что очень приятно было Володе.
Он подошел сначала к павильону, подле которого стояли музыканты, которым вместо пюпитров другие солдаты того же полка раскрывши держали ноты, и около которых, больше смотря, чем слушая, составили кружок писаря, юнкера, няньки с детьми и
офицеры в
старых шинелях.
Кружок этот составляли четыре
офицера: адъютант Калугин, знакомый Михайлова, адъютант князь Гальцин, бывший даже немножко аристократом для самого Калугина, подполковник Нефердов, один из так называемых 122-х светских людей, поступивших на службу из отставки под влиянием отчасти патриотизма, отчасти честолюбия и, главное, того, что все это делали;
старый клубный московский холостяк, здесь присоединившийся к партии недовольных, ничего не делающих, ничего не понимающих и осуждающих все распоряжения начальства, и ротмистр Праскухин, тоже один из 122-х героев.
— Ах, ты все путаешь, — сердито крикнула на нее мать, — совсем не троюродный, a issus de germains, [четвероюродный брат (фр.).] — вот как вы с моим Этьеночкой. Он уж
офицер, знаете? Только нехорошо, что уж слишком на воле. Вас, молодежь, надо еще держать в руках, и вот как!.. Вы на меня не сердитесь, на
старую тетку, что я вам правду говорю; я Этьена держала строго и нахожу, что так надо.
Он был хорошим обер-офицером, всегда готовым на помощь и на защиту фараону. Но
старых адатов он не касался. Он чувствовал, что в них есть и надобность и скрепляющая сила.
В прошлом году, помнилось ему смутно, господа
офицеры, уже близкие к выпуску и потому как-то по-товарищески подобревшие к
старым фараонам, упоминали хорошими словами о строгом и придирчивом Уставчике.
А теперь — к матери. Ему стыдно и радостно видеть, как она то смеется, то плачет и совсем не трогает персикового варенья на имбире. «Ведь подумать — Алешенька, друг мой, в животе ты у меня был, и вдруг какой настоящий
офицер, с усами и саблей». И тут же сквозь слезы она вспоминает старые-престарые песни об
офицерах, созданные куда раньше Севастопольской кампании.
— Ставрогин, — начала хозяйка, — до вас тут кричали сейчас о правах семейства, — вот этот
офицер (она кивнула на родственника своего, майора). И, уж конечно, не я стану вас беспокоить таким
старым вздором, давно порешенным. Но откуда, однако, могли взяться права и обязанности семейства в смысле того предрассудка, в котором теперь представляются? Вот вопрос. Ваше мнение?
Охваченный всеми этими мечтаниями, начинающий уже
стареться холостяк принялся — когда Ченцов едва только произведен был в гусарские
офицеры — раскрывать перед ним свои мистические и масонские учения.
Первыми дезертируют из лагеря
старой Анны Ивановны господа штаб — и обер-офицеры; затем сведущие люди, и дольше других ей остаются верными судебные пристава.
Мы сидели за чаем на палубе. Разудало засвистал третий. Видим, с берега бежит
офицер в белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с пристани на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались. Оказались
старые знакомые.
Слово «вольноопределяющийся» еще не вошло в обиход, и нас все звали по-старому юнкерами, а молодые
офицеры даже подавали нам руку. С солдатами мы жили дружно, они нас берегли и любили, что проявлялось в первые дни службы, когда юнкеров назначали начальниками унтер-офицерского караула в какую-нибудь тюрьму или в какое-нибудь учреждение. Здесь солдаты учили нас, ничего не знавших, как поступать, и никогда не подводили.
Градобоев (Сидоренке). Расставляй команду к окнам, к дверям и к воротам, чтоб муха не пролетела. Хо, хо, хо! У меня пропажа не находится! Пропажа не находится! Вот я ему покажу, как не находится. Я ему найду, уткну его носом в деньги-то. Смотри, скажу, смотри! Не находятся? Видишь ты теперь? А вот, чтоб ты не обижал
старых, заслуженных
офицеров, я эти денежки теперь в карман. Сидоренко, бумаги с тобой, постановление писать?
Целый рой привидений встает перед часовым: и жид-знахарь с землистыми руками и зелеными глазами оскаливает белые, длинные, как у
старого кабана, клыки, и фигура расстрелянного солдатика в белом саване лезет из-под земли, и какие-то звери с лицами взводного
офицера Копьева.
Мурзавецкий. Ах, оставьте, лесе! Вы мне надоели. Миль пардон, мадам! Я совсем о другом. Изволите видеть, я чист… Ма тант —
старая девка, она не понимает и не может понимать потребностей молодого, холостого
офицера, и скупа, как…
— Навряд француза, — сказал, покачав головой,
старый унтер-офицер. — Они бы уж его дорогою раз десять уходили; а не захватили ли они, как ономнясь бронницкие молодцы, какого-нибудь изменника или шпиона?
Молодые и
старые щеголи, в уродливых шляпах a la cendrillon [В стиле золушки (франц.).], с сучковатыми палками, обгоняли толпы гуляющих дам, заглядывали им в лицо, любезничали и отпускали поминутно ловкие фразы на французском языке; но лучшее украшение гуляний петербургских, блестящая гвардия царя русского была в походе, и только кой-где среди круглых шляп мелькали белые и черные султаны гвардейских
офицеров; но лица их были пасмурны; они завидовали участи своих товарищей и тосковали о полках своих, которые, может быть, готовились уже драться и умереть за отечество.
— Эн Е, значит? Да, того-этого, так и тот
офицер назван: Н. Е. Погодин. Это я в одной
старой газетке прочел про некий печальный случай:
офицер Н. Е. Погодин зарубил шашкой какого-то студентика. Лет двадцать назад, того-этого, давно уж!
Виктор рассказал нам со всеми подробностями, как он в одном приятном доме встретил этого офицера-гвардейца, очень милого малого и хорошей фамилии, только без царя в голове; как они познакомились, как он,
офицер то есть, вздумал для шутки предложить ему, Виктору, играть в дурачки
старыми картами, почти что на орехи и с тем условием, чтоб
офицеру играть на счастие Вильгельмины, а Виктору на свое собственное счастие; как потом пошло дело на пари.
— Растворились все хляби небесные, — со вздохом говорил наш полувзводный унтер-офицер Карпов,
старый солдат, сделавший хивинский поход. — Мокнем, мокнем без конца.
Да и как не быть боярыне шутливой и радостной, когда она, после пятилетней разлуки с единственным сыном, ждет к себе Алексея Никитича на долгую побывку и мечтает, каким она его увидит бравым
офицером, в щегольском расшитом гвардейском кафтане, в крагах и в пудре; как он, блестящий молодой гвардеец блестящей гвардии, от светлого дворца императрицы перенесется к
старой матери и увидит, что и здесь не убого и не зазорно ни жить, ни людей принять.
Он, конечно, слегка важничал перед матерью, бравируя своей смелостью и просто-напросто повторяя грубоватое выражение, слышанное им от
старых гимназистов. У старичков, особенно «у отчаянных», считалось особенным шиком не отдать
офицеру чести, даже, если можно, сопроводить этот поступок какой-нибудь дикой выходкой.
Чтобы сообщить лучшим питомцам его совершенную опытность, знание морей и всех чрезвычайных феноменов сей величественной стихии, Монархиня посылала их в отдаленности Океана, в другие части мира, и молодые
Офицеры Российские имели славу повелевать
старыми мореходцами Альбиона [См.: Указ 1762 г. о Корпусах.