Неточные совпадения
При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить
извозчика, я
стал звать хозяина — молчат; стучу — молчат… что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет четырнадцати.
На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся
извозчики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно
стало глядеть, и голова его совсем закружилась, — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день.
— Вы, господин, не уходите, — вы свидетель, — и
стал спокойно выспрашивать
извозчика: — Сколько ж их было?
Ветер брызгал в лицо каплями дождя, тепленькими, точно слезы Нехаевой. Клим взял
извозчика и, спрятавшись под кожаным верхом экипажа, возмущенно подумал, что Лидия
становится для него наваждением, болезнью, мешает жить.
— С горя, батюшка, Андрей Иваныч, ей-богу, с горя, — засипел Захар, сморщившись горько. — Пробовал тоже
извозчиком ездить. Нанялся к хозяину, да ноги ознобил: сил-то мало, стар
стал! Лошадь попалась злющая; однажды под карету бросилась, чуть не изломала меня; в другой раз старуху смял, в часть взяли…
Дома Версилова не оказалось, и ушел он действительно чем свет. «Конечно — к маме», — стоял я упорно на своем. Няньку, довольно глупую бабу, я не расспрашивал, а кроме нее, в квартире никого не было. Я побежал к маме и, признаюсь, в таком беспокойстве, что на полдороге схватил
извозчика. У мамы его со вчерашнего вечера не было. С мамой были лишь Татьяна Павловна и Лиза. Лиза, только что я вошел,
стала собираться уходить.
«И
извозчики знают о моих отношениях к Корчагиным», подумал Нехлюдов, и нерешенный вопрос, занимавший его постоянно в последнее время: следует или не следует жениться на Корчагиной,
стал перед ним, и он, как в большинстве вопросов, представлявшихся ему в это время, никак, ни в ту ни в другую сторону, не мог решить его.
—
Стало быть, нужная, коли строят, — возразил
извозчик, — народ кормится.
Беседа с адвокатом и то, что он принял уже меры для защиты Масловой, еще более успокоили его. Он вышел на двор. Погода была прекрасная, он радостно вдохнул весенний воздух.
Извозчики предлагали свои услуги, но он пошел пешком, и тотчас же целый рой мыслей и воспоминаний о Катюше и об его поступке с ней закружились в его голове. И ему
стало уныло и всё показалось мрачно. «Нет, это я обдумаю после, — сказал он себе, — а теперь, напротив, надо развлечься от тяжелых впечатлений».
Извозчик, получив на чай, погромыхивая бубенчиками, уехал со двора, и
стало совершенно тихо.
«Неужели везде то же самое?» подумал он и
стал расспрашивать
извозчика о том, сколько в их деревне земли, и сколько у самого
извозчика земли, и зачем он живет в городе.
Когда Марья Алексевна, услышав, что дочь отправляется по дороге к Невскому, сказала, что идет вместе с нею, Верочка вернулась в свою комнату и взяла письмо: ей показалось, что лучше, честнее будет, если она сама в лицо скажет матери — ведь драться на улице мать не
станет же? только надобно, когда будешь говорить, несколько подальше от нее остановиться, поскорее садиться на
извозчика и ехать, чтоб она не успела схватить за рукав.
На
извозчиках подъезжать
стали. Потом на лихачах, а потом в своих экипажах…
В Богословском (Петровском) переулке с 1883 года открылся театр Корша. С девяти вечера отовсюду поодиночке начинали съезжаться
извозчики,
становились в линию по обеим сторонам переулка, а не успевшие занять место вытягивались вдоль улицы по правой ее стороне, так как левая была занята лихачами и парными «голубчиками», платившими городу за эту биржу крупные суммы. «Ваньки», желтоглазые погонялки — эти
извозчики низших классов, а также кашники, приезжавшие в столицу только на зиму, платили «халтуру» полиции.
С той поры у меня пропало желание разговаривать с ним, я
стал избегать его и, в то же время, начал подозрительно следить за
извозчиком, чего-то смутно ожидая.
Снег под
извозчиком обтаял, его маленькое тело глубоко опустилось в мягкий, светлый пух и
стало еще более детским.
Везли Левшу так непокрытого, да как с одного
извозчика на другого
станут пересаживать, всё роняют, а поднимать
станут — ухи рвут, чтобы в память пришел.
Другие действующие лица тоже не замедлили явиться, за исключением Разумова, за которым Плавин принужден был наконец послать Ивана на
извозчике, и тогда только этот юный кривляка явился; но и тут шел как-то нехотя, переваливаясь, и увидя в коридоре жену Симонова, вдруг
стал с нею так нецеремонно шутить, что та сказала ему довольно сурово: «Пойдите, барин, от меня, что вы!»
По Ильинке, Варварке и вообще в Китай-городе проезду от ломовых
извозчиков не было — всё благовонные товары везли:
стало быть, потребность явилась.
— Больно уж хлипка, — как на том-то свете
станешь терпеть, как в аду-то припекать начнут? — сказал
извозчик, поднимая уголь и закуривая трубку.
— И мелких не
стало, — повторил
извозчик, почесывая в голове, — купечество тоже, шаромыжники! — прибавил он почти вслух, обходя тарантас и обращаясь к Калиновичу.
Извозчик вместо ответа подошел к левой пристяжной, более других вспотевшей, и, проговорив: «Ну, запыхалась, проклятая!», схватил ее за морду и непременно заставил счихнуть, а потом, не выпуская трубки изо рта,
стал раскладывать.
Пройдя шагов тысячу,
стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинками на рынок; бочки, едущие за водой; на перекресток вышел пирожник; открылась одна калашная, и у Арбатских ворот попался
извозчик, старичок, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках.
— Жуешь? — спрашивает Иона свою лошадь, видя ее блестящие глаза. — Ну, жуй, жуй… Коли на овес не выездили, сено есть будем… Да… Стар уж
стал я ездить… Сыну бы ездить, а не мне… То настоящий
извозчик был… Жить бы только…
Выступили вперед и
извозчики,
стали рядиться; брали до Устьева три рубля. Остальные кричали, что не обидно будет, что это как есть цена и что отселева до Устьева всё лето за эту цену возили.
Извозчики же здесь, по замечанию, очень насмешливы, и буде наш брат духовный
станет их нанимать, но жертвует очень дешево, то они сейчас один о другом выкрикают: „Напрасно, батюшка, с ним сели: он вчера священника в лужу вывалил“, а потому и не ряжу их вовсе.
Я никогда еще не ездил на таком инструменте и
стал нанимать
извозчика в Никольский переулок, на Арбат.
Выйдя из Благородного Собрания, наняли
извозчика на Остоженку, в Савеловский переулок, где жила Рассудина. Лаптев всю дорогу думал о ней. В самом деле, он был ей многим обязан. Познакомился он с нею у своего друга Ярцева, которому она преподавала теорию музыки. Она полюбила его сильно, совершенно бескорыстно и, сойдясь с ним, продолжала ходить на уроки и трудиться по-прежнему до изнеможения. Благодаря ей он
стал понимать и любить музыку, к которой раньше был почти равнодушен.
Лаптев не
стал платить
извозчику, зная, что это вызовет целый поток слов, много раз уже слышанных раньше. Заплатила она сама.
На четвертой странице — серьезная экономическая
статья: «Наши денежные знаки», в которой развивается мысль, что ночью с
извозчиком следует рассчитываться непременно около фонаря, так как в противном случае легко можно отдать двугривенный вместо пятиалтынного, «что с нами однажды и случилось».
Он вышел на улицу улыбаясь, с приятным чувством в груди. Ему нравилась и комната, оклеенная голубыми обоями, и маленькая, бойкая женщина. Но почему-то особенно приятным казалось ему именно то, что он будет жить на квартире околоточного. В этом он чувствовал что-то смешное, задорное и, пожалуй, опасное для него. Ему нужно было навестить Якова; он нанял
извозчика, уселся в пролётку и
стал думать — как ему поступить с деньгами, куда теперь спрятать их?..
Он вздохнул, оделся, умылся, безучастно оглядел своё жилище, сел у окна и
стал смотреть на улицу. Тротуары, мостовая, дома — всё было грязно. Не торопясь шагали лошади, качая головами, на козлах сидели мокрые
извозчики и тоже качались, точно развинченные. Как всегда, спешно шли куда-то люди; казалось, что сегодня они, обрызганные грязью и отсыревшие, менее опасны, чем всегда.
Чаю напились молча и
стали прощаться. Девушки вынесли
извозчику два чемодана и картонку. Даша целовала девушек и особенно свою «маленькую команду». Все плакали. Анна Михайловна стояла молча, бледная, как мраморная статуя.
Вскоре после того два дворника и два поваренка, предводительствуемые горничною Елены,
стали проносить мимо них сундуки и чемоданы и все это укладывать на приведенного к подъезду
извозчика.
—
Стало быть, у
извозчика лошадь была очень бойкая, если он так долго не мог остановить ее? — крикнул он ей опять.
Вспомнив про
статью, я так обозлися, что не своим голосом закричал на
извозчика: пошел!
Мы ехали что-то очень долго (шутники, очевидно, колесили с намерением). Несмотря на то что мы сидели в карете одни — провожатый наш сел на козлы рядом с
извозчиком, — никто из нас и не думал снять повязку с глаз. Только Прокоп, однажды приподняв украдкой краешек, сказал:"Кажется, через Троицкий мост сейчас переезжать
станем", — и опять привел все в порядок. Наконец карета остановилась, нас куда-то ввели и развязали глаза.
Перебирая в уме кары, которым я подлежу за то, что подвозил Шалопутова на
извозчике домой, я с ужасом помышлял: ужели жестокость скорого суда дойдет: до того, что меня засадят в уединенную комнату и под наблюдением квартального надзирателя заставят читать передовые
статьи «Старейшей Русской Пенкоснимательницы»?
Поравнявшись с группою деревьев, которая с трех сторон закрывала церковь,
извозчик позабыл о том, что советовал им старый ловчий, — не свернул с дороги: колеса телеги увязли по самую ступицу в грязь, и, несмотря на его крики и удары, лошади
стали.
Шел крупный пушистый снег и красил в белое мостовую, лошадиные спины, шапки
извозчиков, и чем больше темнел воздух, тем белее
становились предметы.
Я не
стану распространяться о том, как устроивала свое городское житье моя мать, как она взяла к себе своих сестер, познакомилась с лучшим казанским обществом, делала визиты, принимала их, вывозила своих сестер на вечера и на балы, давала у себя небольшие вечера и обеды; я мало обращал на них внимания, но помню, как во время одного из таких обедов приехала к нам из Москвы первая наша гувернантка, старуха француженка, мадам Фуасье, как влетела она прямо в залу с жалобою на
извозчиков и всех нас переконфузила, потому что все мы не умели говорить по-французски, а старуха не знала по-русски.
Шагнул даже вперед — и вдруг ему
стало страшно. И даже не мыслями страшно, а почти физически, словно от опасности. Вдруг услыхал мертвую тишину дома, ощутил холодной спиной темноту притаившихся углов; и мелькнула нелепая и от нелепости своей еще более страшная догадка: «Сейчас она выстрелит!» Но она стояла спокойно, и проехал
извозчик, и
стало совестно за свой нелепый страх. Все-таки вздрогнул, когда Елена Петровна сказала...
Да и вообще
стали молчаливы, незаметно уподобляясь лесу, как-то научились ничего не делать, как не делает ничего ожидающий ездока
извозчик или — заряженный браунинг.
Съехались
извозчики, усадили пьяных и повезли; впереди, стоя, ехал друг человеческий и что-то кричал в кулак, как в рупор. Дождь прекратился, но небо было грозно чёрное, каким никогда не бывает наяву; над огромным корпусом караван-сарая сверкали молнии, разрывая во тьме огненные щели, и
стало очень страшно, когда копыта лошадей гулко застучали по деревянному мосту через канал Бетанкура, — Артамонов ждал, что мост провалится и все погибнут в неподвижно застывшей, чёрной, как смола, воде.
Извозчику как будто
стало жалко господина Голядкина.
В тоске, в ужасе, в бешенстве выбежал многострадальный господин Голядкин на улицу и
стал нанимать
извозчика, чтоб прямо лететь к его превосходительству, а если не так, то уж по крайней мере к Андрею Филипповичу, но — ужас!
извозчики никак не соглашались везти господина Голядкина: «дескать, барин, нельзя везти двух совершенно подобных; дескать, ваше благородие, хороший человек норовит жить по честности, а не как-нибудь, и вдвойне никогда не бывает».
Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых
извозчиков, лениво шедших с вожжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, тщедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, — воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и поехало, все переселялось целыми караванами на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне
стало стыдно, обидно и грустно; мне решительно некуда и незачем было ехать на дачу.
Кляча рванула,
стала лягать ногами, затем, под жгучими ударами кнута, понеслась, наполнив экипажным грохотом улицу. Сквозь бурные слезы Коротков видел, как лакированная шляпа слетела у
извозчика, а из-под нее разлетелись в разные стороны вьющиеся денежные бумажки. Мальчишки со свистом погнались за ними.
Извозчик, обернувшись, в отчаянии натянул вожжи, но Кальсонер бешено начал тузить его в спину с воплем...
Платон. Маменька, да ведь с триумфом меня повезут, провожать в десяти экипажах будут, пустых
извозчиков наймут, процессию устроят, издеваться
станут — только ведь им того и нужно.
— А так, с вывалом, да и полно: ездила я зимой на Петербургскую сторону, барыне одной мантиль кружевную в кадетский корпус возила. Такая была барынька маленькая и из себя нежная, ну, а
станет торговаться — раскричится, настоящая примадона. Выхожу я от нее, от этой барыньки, а уж темнеет. Зимой рано, знаешь, темнеет. Спешу это, спешу, чтоб до пришпекта скорей, а из-за угла
извозчик, и этакой будто вохловатый мужичок. Я, говорит, дешево свезу.