Неточные совпадения
Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и
стал растить
маленькую Ассоль. Пока
девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для
девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на
маленьком существе.
Трое
маленьких детей, две
девочки и мальчик, из которых Леночка была старшая, подошли к столу, все трое положили на стол руки, и все трое тоже пристально
стали рассматривать князя.
Это был необыкновенно общительный человек. По дороге к своему купе он остановился около
маленькой прелестной трехлетней
девочки, с которой давно уже издали заигрывал и строил ей всевозможные смешные гримасы. Он опустился перед ней на корточки,
стал ей делать козу и сюсюкающим голосом расспрашивал...
— Да-с, разумеется, на татарке. Сначала на одной, того самого Савакирея жене, которого я пересек, только она, эта татарка, вышла совсем мне не по вкусу: благая какая-то и все как будто очень меня боялась и нимало меня не веселила. По мужу, что ли, она скучала, или так к сердцу ей что-то подступало. Ну, так они заметили, что я ею
стал отягощаться, и сейчас другую мне привели, эта
маленькая была
девочка, не более как всего годов тринадцати… Сказали мне...
В избе между тем при появлении проезжих в
малом и старом населении ее произошло некоторое смятение: из-за перегородки, ведущей от печки к стене, появилась лет десяти
девочка, очень миловидная и тоже в ситцевом сарафане; усевшись около светца, она как будто бы даже немного и кокетничала; курчавый сынишка Ивана Дорофеева, года на два, вероятно, младший против
девочки и очень похожий на отца, свесил с полатей голову и чему-то усмехался: его, кажется, более всего поразила раздеваемая мужем gnadige Frau, делавшаяся все худей и худей; наконец даже грудной еще ребенок, лежавший в зыбке, открыл свои большие голубые глаза и
стал ими глядеть, но не на людей, а на огонь; на голбце же в это время ворочалась и слегка простанывала столетняя прабабка ребятишек.
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее
стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе
девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не
маленькие, а большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
Ее любимицей была старшая Соня, в полном смысле красавица, с великолепным голосом, который музыкальная мачеха, хорошая певица, развила в ней сама, и
маленькая девочка стала вскоре в подходящих ролях выступать в театре отца, а Вася
стал помощником режиссера.
Девочка заплакала. Родион совсем смутился, лицо у него сильно вспотело. Он вынул из кармана огурец,
маленький, кривой, как полумесяц, весь в ржаных крошках, и
стал совать его
девочке в руки.
Елена легла грудью на ковер и вдыхала слабый запах резеды. Здесь, внизу, откуда странно было смотреть на нижние части предметов, ей
стало еще веселей и радостней. Как
маленькая девочка, смеялась она, перекатываясь по мягкому ковру.
Стало быть, красна она была не потому, что в церкви душно и тесно. Ее
маленькую головку мучил вопрос местничества! Я внял мольбам суетной
девочки и, осторожно расталкивая народ, провел ее до самого амвона, где был уже в сборе весь цвет нашего уездного бомонда. Поставив Оленьку на подобающее ее аристократическим поползновениям место, я
стал позади бомонда и занялся наблюдениями.
Люда прочла мне твой дневник, когда я была еще совсем
маленькой девочкой, и с тех пор я дала себе слово во что бы то ни
стало сделаться похожей на тебя, милый, черноокий ангел…
Что было потом, Дорушка и Дуня помнили смутно. Как они вышли от надзирательницы, как сменили рабочие передники на обычные, «дневные», как долго стояли, крепко обнявшись и тихо всхлипывая в уголку коридора, прежде чем войти в рукодельную, — все это промелькнуло смутным сном в
маленьких головках обеих
девочек. Ясно представлялось только одно: счастье помогло избегнуть наказания Дорушке, да явилось сознание у Дуни, что с этого дня
маленькая великодушная Дорушка
стала ей дороже и ближе родной сестры.
За последние шесть дней я не жила, а точно неслась куда-то, подгоняемая все новыми и новыми впечатлениями. Моя дружба с Ниной делалась все теснее и неразрывнее с каждым днем. Странная и чудная
девочка была эта
маленькая княжна! Она ни разу не приласкала меня, ни разу даже не назвала Людой, но в ее милых глазках, обращенных ко мне, я видела такую заботливую ласку, такую теплую привязанность, что моя жизнь в чужих, мрачных институтских стенах
становилась как бы сноснее.
Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий,
маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на
маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и
стала есть. Поела всю похлебку и
стала качаться ва стуле.
Господин Орлик с терпением выслушивал все эти стоны и крики и только смотрел на бившуюся в припадке злого, капризного отчаяния
маленькую девочку спокойным, проницательным взглядом. Видя, что никто не спешит из дома на её крики, Тася
стала успокаиваться мало-помалу и вскоре окончательно притихла. Изредка всхлипывая и вздыхая, она уставилась в лицо господина Орлика злыми, враждебными глазами.
И вмиг
девочку неудержимо потянуло увидеть свою маму, услышать её милый голос, почувствовать на своем лице её нежный поцелуй. Впервые тяжелое раскаяние сильно и остро захватило
маленькую душу Таси, заполнив собой все её уголки. И тот мальчик, поминутно глухо кашлявший и хватавшийся за грудь, вдруг
стал ей дорогим и близким. Их общее горе приблизило его к ней.
На классной доске висел
маленький золотой крестик, очевидно, снятый с чьей-нибудь шеи, и
девочки,
став длинной шеренгой, подходили и целовали его по очереди.
Стало быть, явится некоторый нравственный авторитет; а любит
девочку Марья Васильевна вряд ли
меньше вас; хоть вы обижайтесь, хоть нет!
За что наказал муж жену так жестоко? — этот вопрос, на который они, конечно, не получали ответа от взрослых, не раз возникал в их
маленьких головках. С летами
девочки стали обдумывать этот вопрос и решили, что жена согрешила против мужа, нарушила клятву, данную перед алтарем, виделась без позволения с чужим мужчиною. На этом и остановилось разрешение вопроса. Оно успокоило княжну Людмилу.
Затем
девочка видела, как из середины узла вылезли две
маленьких ручки, потянулись вверх и
стали сердито распутывать путаницу из шалей, платков и шарфов.