Неточные совпадения
Сережа был удивительно мил; он снял курточку — лицо и глаза его разгорелись, — он беспрестанно хохотал и затеивал
новые шалости: перепрыгивал через три стула, поставленные рядом, через всю комнату перекатывался колесом,
становился кверху ногами на лексиконы Татищева, положенные им в
виде пьедестала на середину комнаты, и при этом выделывал ногами такие уморительные штуки, что невозможно было удержаться от смеха.
Маслова обвинялась в умышленном отравлении Смелькова с исключительно корыстною целью, каковая являлась единственным мотивом убийства, присяжные же в ответе своем отвергли цель ограбления и участие Масловой в похищении ценностей, из чего очевидно было, что они имели в
виду отвергнуть и умысел подсудимой на убийство и лишь по недоразумению, вызванному неполнотою заключительного слова председателя, не выразили этого надлежащим образом в своем ответе, а потому такой ответ присяжных безусловно требовал применения 816 и 808
статей Устава уголовного судопроизводства, т. е. разъяснения присяжным со стороны председателя сделанной ими ошибки и возвращения к
новому совещанию и
новому ответу на вопрос о виновности подсудимой», — прочел Фанарин.
Чем дальше, тем интереснее
становилась долина. С каждым поворотом открывались все
новые и
новые виды. Художники нашли бы здесь неистощимый материал для своих этюдов. Некоторые
виды были так красивы, что даже казаки не могли оторвать от них глаз и смотрели как зачарованные.
Естественно, что наше появление вызвало среди китайцев тревогу. Хозяин фанзы волновался больше всех. Он тайком послал куда-то рабочих. Спустя некоторое время в фанзу пришел еще один китаец. На
вид ему было 35 лет. Он был среднего роста, коренастого сложения и с типично выраженными монгольскими чертами лица. Наш
новый знакомый был одет заметно лучше других. Держал он себя очень развязно и имел голос крикливый. Он обратился к нам на русском языке и
стал расспрашивать, кто мы такие и куда идем.
Все устремили взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общее любопытство получило
новый и чрезвычайный толчок. Фердыщенку не сиделось; Рогожин смотрел в недоумении и в ужасном беспокойстве переводил взгляды то на князя, то на Птицына. Дарья Алексеевна в ожидании была как на иголках. Даже Лебедев не утерпел, вышел из своего угла, и, согнувшись в три погибели,
стал заглядывать в письмо чрез плечо Птицына, с
видом человека, опасающегося, что ему сейчас дадут за это колотушку.
Копошась в бездне греховной, миряне, которых гражданский Дом интересовал своею оригинальностью и малодоступностью, судили о его жильцах по своим склонностям и побуждениям, упуская из
виду, что «граждане Дома» старались ни в чем не походить на обыкновенных смертных, а стремились
стать выше их; стремились быть для них нравственным образцом и выкройкою для повсеместного распространения в России
нового социального устройства.
Чем более сгущалась темнота, тем громче кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний вой волков, и вопли филина. Мрак
становился гуще; предметы теряли свой прежний
вид и облекались в
новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием силы нечистой.
Нового Гнедка, наконец, выбрали и купили. Это была славная лошадка, молоденькая, красивая, крепкая и с чрезвычайно милым, веселым
видом. Уж, разумеется, по всем другим
статьям она оказалась безукоризненною.
Стали торговаться: просили тридцать рублей, наши давали двадцать пять. Торговались горячо и долго, сбавляли и уступали. Наконец, самим смешно
стало.
Разве не видишь, подлец, что перед зерцалом [Зерцало — эмблема правосудия в
виде трехгранной призмы с указами Петра I о соблюдении законов, устанавливавшаяся в судебных учреждениях.] сидишь!» Ну, тут, уж и пошло по-другому; по-новому
стали судить, да за все вместе и присудили: четыре тысячи, да сюда в особое отделение.
Мало-помалу
стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись в свои деревни, особенно в Уфимскую, он пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда: в пьяном
виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три человека пошли на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его
новые деревни, все на его стороне, что одних он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня, сажал в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом на хлебе да на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
Жуквич сел и продолжал сохранять задумчивое выражение. На Елпидифора Мартыныча он не обратил никакого внимания. Тот этим, разумеется, сейчас же обиделся и, в свою очередь, приняв осанистый
вид, а для большего эффекта поставив себе на колени свою, хотя
новую, но все-таки скверную, круглую шляпу,
стал почти с презрением смотреть на Жуквича.
Елена очень хорошо понимала, что при той цели жизни, которую она в настоящее время избрала для себя, и при том идеале, к которому положила стремиться, ей не было никакой возможности опять сблизиться с князем, потому что, если б он даже не
стал мешать ей действовать, то все-таки один его сомневающийся и несколько подсмеивающийся
вид стал бы отравлять все ее планы и надежды, а вместе с тем Елена ясно видела, что она воспламенила к себе страстью два
новые сердца: сердце m-r Николя, над чем она, разумеется, смеялась в душе, и сердце m-r Жуквича, который день ото дня начинал ей показывать все более и более преданности и почти какого-то благоговения.
С помощью Тита, который отнесся с несколько ироническим интересом к моему
новому знакомству, мне удалось придать себе довольно приличный
вид, и ровно в восемь часов я встретился с Урмановым у генеральской калитки. Тит, последовавший за мной на некотором расстоянии, прошел мимо и скроил уморительную гримасу, отчего мне
стало неловко и смешно. Я готов был ретироваться, но было поздно: камердинер с военной выправкой уже почтительно открыл дверь, и мы вошли…
— Нет, нет! — сказала ему Татьяна Васильевна и, отведя его в сторону, начала ему что-то такое толковать шепотом о пьесе своей. Долгов слушал ее с полнейшим вниманием; а между тем приехал
новый гость, старенький-старенький старичок. […старенький-старенький старичок. — Писемский здесь и далее имеет в
виду Н.В.Сушкова (1796–1871) — бесталанного автора ряда стихотворений и пьес, имя которого
стало нарицательным для обозначения писательской бездарности.]
И
новою предстала жизнь. Он не пытался, как прежде, запечатлеть словами увиденное, да и не было таких слов на все еще бедном, все еще скудном человеческом языке. То маленькое, грязное и злое, что будило в нем презрение к людям и порою вызывало даже отвращение к
виду человеческого лица, исчезло совершенно: так для человека, поднявшегося на воздушном шаре, исчезают сор и грязь тесных улиц покинутого городка, и красотою
становится безобразное.
Из произведений Богдановича помещены в «Собеседнике»: 1) «О древнем и
новом стихотворении» (ч. II, ст. XVIII; ч. III, ст. II; ч. V, ст. III; ч. VIII, ст. II); 2) басни: «Пчелы и Шмель» (ч. I, ст. XVII), «Журавли и Комар» (ч. II, ст. XXI), «Слух и Видение» и «Лев и Ребята» (ч. V, ст. IV); басня на пословицу: «воля со мною твоя, а по правде усадьба моя» (ч. VI, ст. XII); 3) письмо о великодушных чувствованиях (ч. I, ст. XXVIII); 4) идиллия белыми стихами, перепечатанная откуда-то в исправленном
виде (ч. III, ст. IV); 5) «К Д. Г. Левицкому» (ч. IV, ст. V); 6) «К моему другу» (ч. V, ст. IV); 7) стихи на пословицу: «не всякая любовь свершается бедой» (ibid.); 8) «Гимн на бракосочетание великого князя Павла Петровича» (ч. VII, ст. XXI); 9) «Старина ненапечатанная» (ч. X, ст. Xll); 10) «Станс к Л. Ф. М.» (ч. XI, ст. V); 11) «
Стане к М. М. Хераскову» (ч. XIII, ст. I); 12) «Приятность простой жизни» (ч. XVI, ст. VII).
Тогда его решили проучить строго; но Селиван тоже не был промах и научился
новой хитрости: он начал «скидываться», то есть при малейшей опасности, даже просто при всякой встрече, он
стал изменять свой человеческий
вид и у всех на глазах обращаться в различные одушевленные и неодушевленные предметы.
В ответе своем противникам он привел до двадцати
статей из «Свода законов», из которых видно, что отстранение стеснений ео внешней торговле постоянно было в
видах правительства; кроме того, он сослался на понижение тарифа в 1850 и 1854 годах, указал на несколько частных постановлений о понижении пошлин, намекнул даже на то, что готовится
новый тариф, еще более пониженный, словом — доказал, что он в своей
статье повторял только то, что уже давно решено правительственным образом.
Его как будто
стало.
Новый видГлаза прияли, тусклые дотоле:
Казалось — огнь зеленый в них горит.
Объяснения эти удовлетворяли и бедных и богатых, в особенности богатых, очень долго. Но пришло время, когда объяснения эти
стали недостаточными. И тогда явилось
новое объяснение в
виде науки политической экономии, открывшей законы, по которым выходит, что распределение труда и пользование им зависит от спроса и предложения, от капитала, ренты, заработной платы, ценности, прибыли и т. д.
Избу поновил, два
новых венца под нее подвел, проконопатил, покрыл
новым тесом, переложил печи, ухитил двор, холостые строенья кои исправил, кои заново поставил, словом — все в такой привел
вид, что чистый, просторный чубаловский дом опять
стал лучшим по деревне и по всей окольности.
Когда Юрик незаметно вынул за обедом из кармана Фридриха Адольфовича злосчастную табакерку, чтобы положить в нее рака и снова так же незаметно опустить ее в карман гувернера, Бобка заранее потешался над задуманной Маей
новой проказой. Но при
виде разбитой табакерки мальчику
стало как будто стыдно и совестно. И бегающий с висевшим у него под носом раком несчастный Гросс не казался ему уже смешным, а скорее жалким.
В Польше
стали говорить, кричать и писать в
виде протеста, что она независимая, самостоятельная держава. С наступлением
новой зимы Екатерина велела войскам очистить Польшу и вывезти оттуда магазины. Но этим дело не окончилось.
Белое, простое платьице, обвивавшее
стан, стройно перехваченный, придавало ей какое-то эфирное свойство, тем более что она, опрометью вбежав в комнату и, вероятно, не думав никого найти, кроме пастора и Бира, вдруг, при
виде нового лица, остановилась, отдала назад свою прелестную голову и приподнялась на цыпочках.