Неточные совпадения
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый
правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и
стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
— Не думаю, Марья Алексевна. Если бы католический архиерей писал, он, точно,
стал бы обращать в папскую веру. А король не
станет этим заниматься: он как мудрый
правитель и политик, и просто будет внушать благочестие.
Вихров между тем, утомленный с дороги,
стал раскланиваться. Абреев упросил его непременно приехать вечером в театр; Петр Петрович тоже обещался туда прибыть, председатель тоже. Молодой
правитель канцелярии пошел провожать Вихрова до передней.
Стало быть, стоит только быть внимательным и уметь находить достойных
правителей.
Сенатор, по своей придворной тактике, распростился с ним в высшей степени любезно, и только, когда Егор Егорыч совсем уже уехал, он немедля же позвал к себе
правителя дел и
стал ему пересказывать с видимым чувством досады...
— Он был у меня!.. — доложил
правитель дел, хотя собственно он должен был бы сказать, что городничий представлялся к нему, как
стали это делать, чрез две же недели после начала ревизии, почти все вызываемые для служебных объяснений чиновники, являясь к
правителю дел даже ранее, чем к сенатору, причем, как говорили злые языки, выпадала немалая доля благостыни в руки Звездкина.
7-го марта 1858 года. Исход Израилев был: поехали в Питер Россию направлять на все доброе все друзья мои — и губернатор, и его оный
правитель, да и нашего Чемерницкого за собой на изрядное место потянули. Однако мне его даже искренно жаль
стало, что от нас уехал. Скука будто еще более.
Те же генералы, и офицеры, и солдаты, и пушки, и крепости, и смотры, и маневры, но войны нет год, десять, двадцать лет, и кроме того всё менее и менее можно надеяться на военных для усмирения бунтов, и всё яснее и яснее
становится, что поэтому генералы, и офицеры, и солдаты суть только члены торжественных процессий — предметы забавы
правителей, большие, слишком дорогостоящие кордебалеты.
И если теперь уже есть
правители, не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся быть как можно более похожими не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и
стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие военные, которые понимают всё зло и грех войны и не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
Когда Митеньке принесли нумер ведомостей, в котором была напечатана эта
статья, то он, не развертывая, подал его
правителю канцелярии и сказал...
Правитель канцелярии раскрыл том и показал
статью о лицах, изъятых от телесного наказания.
Загадка не давалась, как клад. На все лады перевертывал он ее, и все оказывалось, что он кружится, как белка в колесе. С одной стороны, складывалось так: ежели эти изъятия, о которых говорит
правитель канцелярии, — изъятия солидные, то,
стало быть, мне мат. С другой стороны, выходило и так: ежели я никаких изъятий никогда не знал и не знаю и за всем тем чувствую себя совершенно хорошо, то,
стало быть, мат изъятиям.
Там
правитель канцелярии погладит шероховатости, вставит надлежащие
статьи законов, помаслит, округлит — смотришь, ан"вверенный край"и проглотил!
Такого рода ответ Оглоблин давал обыкновенно на все просьбы, к нему адресуемые. Феодосий Иваныч был
правитель дел его и хоть от природы был наделен весьма малым умом, но сумел как-то себе выработать необыкновенно серьезный и почти глубокомысленный вид. Начальника своего он больше всего обольщал и доказывал ему свое усердие тем, что как только тот
станет что-нибудь приказывать ему с известными минами и жестами, так и Феодосий Иваныч начнет делать точно такие же мины и жесты.
Роль
правителя в этом случае была определена: ему следовало
стать во главе движения, чтобы спасти народ от тех бедствий, в которые вовлекало его столкновение новых начал с невежественной рутиной старых бояр.
У нас тоже теперь новый
правитель — только вступил, сейчас счеты
стал перемарывать.
Где, батюшка, нам это понимать!
Родитель мой служил царю Ивану
По простоте. Усердие его
Царь жаловал. А ты меня посватал,
Чтобы к царю Ивану ближе
стать.
Что ж? Удалось. Ты царским свояком,
Ты шурином
стал царским, а потом
Правителем, а ныне государем.
Где ж дочери Скуратова Малюты
Указывать тебе! Перед тобой
Поклонную я голову держать
Всегда должна. Прости же, государь,
Прости меня за глупую мою,
За бабью речь. Вперед, отец, не буду!
— Прозванье уж у нас ему, кормилец, такое идет: до девок, до баб молодых был очень охоч. Вот тоже эдак девушку из Дмитрева от матки на увод увел, а опосля, как отпустил, и велел ей на лешего сговорить. Исправник тогда об этом деле спознал — наехал: ну, так будь же ты, говорит, и сам леший; так, говорит, братцы-мужички, и зовите его лешим. А мы, дураки, тому и рады: с правителей-то его тем времечком сменили — посмелей
стало… леший да леший… так лешим и остался.
И возгордился
правитель, и
стал он думать, что никого нет на свете сильнее и мудрее его.
А ангел через три дня оставил тело
правителя. Похоронили тело, и жалел народ своего
правителя, который сначала гордым был, а после кротким
стал.
Пошел
правитель в церковь, набились и нищие в церковь, те, которые попали, а другие толпою
стали перед церковью на площади. Слуги же в то время на площади столы расставили, и покрыли их, и поставили на них пироги, и похлебки, и мясо, мед и вино. И сколько ни было нищих, всем места хватило.
Пошли хозяева в церковь, а Аггей не знает, что ему и думать. Махнул он рукой. «Будь что будет, — думает, — хуже того, что теперь, себе не сделаю; хоть и казнят меня, а пойду и обличу злодея». И пошел за хозяевами к собору и
стал с народом на паперти, где проходить
правителю.
Павлу же Петровичу Грубер
стал выставлять молодого
правителя Франции восстановителем религии и законных порядков.
Во главе сонма новых
правителей, заменивших Елену Глинскую и ее любимца — Телепнева-Оболенского,
стал князь Иван Васильевич Шуйский, но недолго пользовался властью, болезнь, как надо думать, заставила его отказаться от двора.
Тогда все христиане устремились на верх горы, откуда раньше спустились Зенон и Нефора, и увидели удивительную и совершенно новую картину, вовсе не ту, которую видел
правитель, а иную: гора с водой встретились… глинистый оползень, на котором спустились Зенон и Нефора,
стал над самою поверхностью воды…
Епископ оробел, принял дрожащей рукой трость и в испуге начертал имена всех, кого имел основание почитать христианами, но, несмотря на то, что он старался не позабыть ни одного надежного человека,
правитель ему не поверил и заставил его поклясться, что он никого не укрыл. Опасаясь ответственности, епископ еще вспоминал и еще много дописывал, но боялся поклясться, не надеясь на свою старую память, и
стал плакать. Имени Зенона не было в епископском списке.
7-го марта 1858 года. Исход израилев был: поехали в Питер Россию направлять на все доброе все друзья мои, и губернатор, и его оный
правитель, да и нашего Непокойчицкого с собою на изрядное место потянули. Однако мне его даже искренно жаль
стало, что от нас уехал. Скука будто еще более.
Правитель испугался и погнал скорее своих разномастных коней к христианскому
стану и закричал им...