Неточные совпадения
Теперь прошу особенного внимания: представьте себе, что если б ему удалось теперь доказать, что Софья Семеновна — воровка, то, во-первых, он доказал бы моей сестре и матери, что был почти прав
в своих подозрениях; что он справедливо рассердился за то, что я поставил на одну
доску мою сестру и Софью Семеновну, что, нападая на меня, он защищал,
стало быть, и предохранял честь моей сестры, а
своей невесты.
Так открыл торговлю солдат, выезжая по воскресеньям с
своим зеленым сундуком. А потом он сколотил из
досок балаган и разложил товар по прилавку. Дальше явилась лавчонка вроде хлевушка. Торговля шла у солдата хорошо, потому что он
стал давать поденщицам
в долг под двухнедельную выписку, а получать деньги ходил прямо
в контору. Через два месяца зеленый сундук явился уж с крупой, солью и разным приварком.
Нашу карету и повозку
стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум
доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики
в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени
в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по воде
в лодку, а отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по
своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Но вот огни исчезают
в верхних окнах, звуки шагов и говора заменяются храпением, караульщик по-ночному начинает стучать
в доску, сад
стал и мрачнее и светлее, как скоро исчезли на нем полосы красного света из окон, последний огонь из буфета переходит
в переднюю, прокладывая полосу света по росистому саду, и мне видна через окно сгорбленная фигура Фоки, который
в кофточке, со свечой
в руках, идет к
своей постели.
Надобно сказать, что Степан Михайлыч никогда не сидел
в гостиной и входил
в нее только при самых необыкновенных случаях и то на самое короткое время;
в целом доме он знал
свою особую горницу и крылечко, весьма незатейливо сложенное из деревянных брусьев и
досок; он так привык к ним, что
в гостиной был как-то не дома и ему
становилось неловко.
Пять лет
в развитии девушки — огромная эпоха; задумчивая, скрытно пламенная, Любонька
в эти пять лет
стала чувствовать и понимать такие вещи, о которых добрые люди часто не догадываются до гробовой
доски; она иногда боялась
своих мыслей, упрекала себя за
свое развитие — но не усыпила деятельности
своего духа.
Вода и льдины ходили уже поверх кустов ивняка, покрывающих дальний плоский берег; там кое-где показывались еще ветлы: верхняя часть дуплистых стволов и приподнятые кверху голые сучья принимали издали вид черных безобразных голов, у которых от страха
стали дыбом волосы; огромные глыбы льда, уносившие иногда на поверхности
своей целый участок зимней дороги, стремились с быстротою щепки, брошенной
в поток;
доски, стоги сена, зимовавшие на реке и которых не успели перевезти на берег, бревна, столетние деревья, оторванные от почвы и приподнятые льдинами так, что наружу выглядывали только косматые корни, появлялись беспрестанно между икрами [Льдинами.
Сидя
в школе, Фома почувствовал себя свободнее и
стал сравнивать
своих товарищей с другими мальчиками. Вскоре он нашел, что оба они — самые лучшие
в школе и первыми бросаются
в глаза, так же резко, как эти две цифры 5 и 7, не стертые с черной классной
доски. И Фоме
стало приятно оттого, что его товарищи лучше всех остальных мальчиков.
— Я, Акулина, деньги отдал барыне, как благодарила! — сказал он вдруг и еще беспокойнее
стал оглядываться и улыбаться. Два предмета особенно останавливали его беспокойные, лихорадочно-открытые глаза: веревки, привязанные к люльке, и ребенок. Он подошел к люльке и
своими тонкими пальцами торопливо
стал распутывать узел веревки. Потом глаза его остановились на ребенке; но тут Акулина с лепешками на
доске вошла
в угол. Ильич быстро спрятал веревку за пазуху и сел на кровать.
Потом месяц
стал углом на последнюю из
досок, постоял на ней с полминуты и скрылся из моего тесного горизонта, оставив меня
в моей конурке с сердцем, преисполненным тоской, разнеженностью от воспоминаний и сожалением о себе… К глазам
в этой темноте подступали слезы. Мне хотелось кинуться на
свою кровать, уткнуться лицом
в подушку и, пожалуй, заплакать, как я плакал когда-то ребенком.
Теркин увидал это, тихо подошел, поднял, сел опять на
доску и
стал вчитываться
в письмо — и ни разу не взглянул вслед
своей подруге.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к
своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По
доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди, по четыре человека
в ряд, растянулся по мосту и
стал выходить на ту сторону.