Неточные совпадения
Вот мы и свернули налево и кое-как, после многих хлопот, добрались до скудного
приюта, состоящего из двух саклей, сложенных из плит и булыжника и обведенных такою же
стеною; оборванные хозяева приняли нас радушно. Я после узнал, что правительство им платит и кормит их с условием, чтоб они принимали путешественников, застигнутых бурею.
Признаюсь откровенно, в эту минуту я именно только об этом и помнил. Но делать было нечего: пришлось сойти с ослов и воспользоваться гостеприимством в разбойничьем
приюте. Первое, что поразило нас при входе в хижину, — это чистота, почти запустелость, царствовавшая в ней. Ясное дело, что хозяева, имея постоянный промысел на большой дороге, не нуждались в частом посещении этого
приюта. Затем, на
стенах было развешано несколько ружей, которые тоже не предвещали ничего доброго.
Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые
стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул. И тут же мутно мелькнула в голове вместо латинских слов сладкая фраза, которую спел в ошалевших от качки и холода мозгах полный тенор с голубыми ляжками: «…Привет тебе…
приют священный…»
Сначала он не хотел верить и начал пристальнее всматриваться в предметы, наполнявшие комнату; но голые
стены и окна без занавес не показывали никакого присутствия заботливой хозяйки; изношенные лица этих жалких созданий, из которых одна села почти перед его носом и так же спокойно его рассматривала, как пятно на чужом платье, — всё это уверило его, что он зашел в тот отвратительный
приют, где основал свое жилище жалкий разврат, порожденный мишурною образованностью и страшным многолюдством столицы.
Маленький, худенький, желчного вида человечек с козлиной бородкой ждал их уже в зале, просторной, почти пустой комнате с деревянными скамейками вдоль
стен, с портретом Государя Императора на
стене и с целым рядом поясных фотографий учредителей и попечителей
приюта. В одном углу залы стоит большой образ с теплющейся перед ним лампадой, изображение Христа Спасителя, благословляющего детей. В другом небольшое пианино.
Публичное наказание почти взрослой девочки являлось редким, исключительным случаем в
стенах N-ского
приюта.
В коридоре по
стенам расставлены деревянные скамейки. На них с узелками и коробочками в руках сидят отцы, матери, тетки, старшие сестры приюток; дряхлые бабушки и дедушки подчас; подчас младшие братишки и сестренки, такие же, по всей вероятности, будущие питомицы
приюта в самом недалеком будущем.
Приют с его неприветливыми мрачными
стенами, толпа больших и маленьких девочек, добрая ласковая тетя Леля и злая Пашка, даже любимая нежно подружка Дорушка, все было позабыто ею в этот миг.
Баронесса Софья Петровна Фукс, главная попечительница и благодетельница N-ского ремесленного
приюта, была всегда Желанной гостьей в этих скучных казенных
стенах. Желанной и редкой. Баронесса Фукс, богатая, независимая вдова генерала, большую часть своей жизни проводила за границей со своей единственной дочерью, маленькой Нан, переименованной так по желанию матери из более обыкновенного имени Анастасии.
И странное дело! Каждая из воспитанниц N-ского
приюта, двух его старших отделений, по крайней мере, теснившихся вокруг новенькой, чувствовала непреодолимое, жгучее желание в глубине сильно бьющегося сердечка быть избранной этой обаятельной девочкой, этой барышней с головы до ног, игрой слепого случая попавшей в коричневые
стены ремесленного учебного заведения.
Паша — это первая вестовщица и большая проныра среди своих среднеотделенок. Случалось ли какое-нибудь из ряда вон выходящее событие в
приюте, происходила ли какая-либо неожиданность в хмурых коричневых
стенах, Паша каким-то ей одной свойственным нюхом узнавала обо всем первая и в тот же час благовестила о «событии» по всему
приюту.
Этим ты сторицей воздашь нам, огражденным от мира не только каменною монастырскою
стеною, но
стеною духовною,
стеною победы над своими чувствами и желаниями, за наше о тебе попечение, за
приют и охрану…
Под темным сводом этого моста, в чулане из забранных досок к
стене, собирались всякую ночь шайки мошенников, не имевших
приюта.
Прислуга этого
приюта нема, как и эти
стены, и долголетней практикой приобрела особый нюх относительно намерений посетителей или посетительниц.
Более или менее изящно отделанные, смотря по стоимости, апартаменты этого
приюта петербургского, далеко, впрочем, не платонического флирта, хранят в своих
стенах много страниц скандальной хроники не только полусветского, но и великосветского Петербурга.