Неточные совпадения
Длинные перчатки были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у многих дышали завидною полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки, побужденные надвинуться далее, — словом, кажется, как будто на всем было написано: нет, это не
губерния, это
столица, это сам Париж!
Так это я вам скажу, этот начальник-то, государственное-то лицо, только ахнул, обнял его, поцеловал: «Да откуда ты был такой, говорит?» — «А из Ярославской
губернии, ваше сиятельство, мы, собственно, по нашему рукомеслу портные, а летом в
столицу фруктом приходим торговать-с».
В это блистательное время Марья Гавриловна жила с матерью в ***
губернии и не видала, как обе
столицы праздновали возвращение войск. Но в уездах и деревнях общий восторг, может быть, был еще сильнее. Появление в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве.
Между тем его сын, родившийся уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери, тем не менее в свое время умершим, остался совершенно при одних своих средствах и с болезненною, страдающею, без ног, матерью в одной из отдаленных
губерний; сам же в
столице добывал деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую цель.
— Наказания вам за таковые ваши преступления, — продолжал Абреев тем же тоном, — положены нижеследующие: вас назначено отправить в одну из
губерний с определением вас на службу и с воспрещением вам въезда в обе
столицы.
Действительно, предприятие было эксцентрическое: все отправлялись за реку, в дом купца Севостьянова, у которого во флигеле, вот уж лет с десять, проживал на покое, в довольстве и в холе, известный не только у нас, но и по окрестным
губерниям и даже в
столицах Семен Яковлевич, наш блаженный и пророчествующий.
Такое замечание производило эффект; у нас известно было, что на земство нашей
губернии смотрят в
столице с некоторым особым вниманием.
В это именно время подоспела новая реформа, и Семена Афанасьевича озарило новое откровение. Да, это как раз то, что нужно. Пора домой, к земле, к народу, который мы слишком долго оставляли в жертву разночинных проходимцев и хищников, Семен Афанасьевич навел справки о своем имении, о сроках аренды, о залогах, кое-кому написал, кое-кому напомнил о себе… И вот его «призвали к новой работе на старом пепелище»… Ничто не удерживало в
столице, и Семен Афанасьевич появился в
губернии.
В один прекрасный вечер он вылетел на воздушном шаре за пределы не только
столицы, но даже и Московской
губернии. Забеспокоились кредиторы, заявили в полицию, а один из самых злобных даже требовал, чтобы полиция привлекла его за нарушение подписки о невыезде.
В Сибири в ссылке Якушкин пробыл шестнадцать лет, а потом старика вернули в свою
губернию, без права въезда в
столицы. Это смущало его.
Прежде любопытные иностранцы находили в России пустые, унылые города, где пять или шесть Судей составляли все общество; но теперь в каждой
Губернии находят они цветущую
столицу, украшенную новыми зданиями, оживленную присутствием многочисленного Дворянства, которое призывает их к веселиям лучших Европейских городов и своим приятным гостеприимством, ласковою учтивостию доказывает им, что обширные степи и леса не служат в России преградою для успехов светской людкости.
И если мы видим ныне столь многих достойных судей в
столицах и в самых отдаленных
Губерниях; если слог приказный уже не всегда устрашает нас своим варварством; если необходимые правила Логики и языка соблюдаются нередко в определенных судилищах; если Министерство находит всегда довольно юношей, способных быть его орудиями и служить отечеству во всех частях своими знаниями — то государство обязано сею пользою Московскому Университету...
Таким образом, переходя постепенно от одного к другому, человек отрешается от безусловного пристрастия и приобретает верный взгляд сначала на свое родное семейство, на свое село, свой уезд, потом на свою
губернию, на другую, третью
губернию, на
столицу и т. д.
В первых годах первого десятилетия текущего, богатого великими событиями, девятнадцатого века, стало быть, с лишком за пятьдесят лет, в одной отдаленной от
столиц полустепной и полулесной
губернии, соседственной с настоящими коренными нашими лесными
губерниями, Пермскою и Вятскою, в совершенном захолустье, жило богатое и многочисленное дворянское семейство Болдухиных в пятисотдушном селе Вознесенском, Болдухино тож; жило в полном смысле по-деревенски.
Дядя Елистрат пожелал всероссийского произведения, и минуты через три ловкий любимовец [В трактирах приволжских городов и в обеих
столицах половыми служат преимущественно уроженцы Любимского уезда Ярославской
губернии.], ровно с цепи сорвавшись, летел уж к своим гостям.
Михайло Данилыч принадлежал к числу «образованных старообрядцев», что давно появились в
столицах, а лет двадцать тому назад стали показываться и в
губерниях.
— Есть кое-какие угодья: землица луговая и пахотная, мельница на несколько поставов… Моими стараниями приведена в возможно лучшее положение. Подворье имеется в
губернии… и часовня на ярмарке… Хлопочу о построении таковой же в одной из наших
столиц, около вокзала, например, где происходит наибольшее стечение народа.
Он рано лишился материнской заботливости, привезенный в Петербург и помещенный в гимназию. Мать жила в маленьком имении Тамбовской
губернии и экономила на нужды сына, отправившегося в
столицу.
Б. в 1863 году переселился из древней нашей
столицы, в лесистую глушь Рогачёвского уезда, близ минской границы, в один из многолюднейших, но беднейших приходских костелов
губернии, Дворжечно-Антушевский.
Вскоре после приезда Григория Александровича в
столицу, императрица объявила Зубову, что дарит ему за заслуги имение в Могилевской
губернии, заселенное 15 000 душ крестьян, но потом спохватилась, вспомнив, что имение это уже подарено Потемкину.
Одни попали прямо из
столицы, другие из дальних
губерний, двое из-за Урала.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и
губерниях, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и
столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отмстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке-маркитантке и тому подобное…