Неточные совпадения
— Мы господа не
важные,
Перед твоею милостью
И
постоим…
Но
стоило забыть искусственный ход мысли и из жизни вернуться к тому, что удовлетворяло, когда он думал, следуя данной нити, — и вдруг вся эта искусственная постройка заваливалась, как карточный дом, и ясно было, что постройка была сделана из тех же перестановленных слов, независимо от чего-то более
важного в жизни, чем разум.
Иной даже,
стоя в паре, переговаривает с другим об
важном деле, а ногами в то же время, как козленок, вензеля направо и налево…
«Мой секундант? — сказал Евгений, —
Вот он: мой друг, monsieur Guillot.
Я не предвижу возражений
На представление мое;
Хоть человек он неизвестный,
Но уж, конечно, малый честный».
Зарецкий губу закусил.
Онегин Ленского спросил:
«Что ж, начинать?» — «Начнем, пожалуй», —
Сказал Владимир. И пошли
За мельницу. Пока вдали
Зарецкий наш и честный малый
Вступили в
важный договор,
Враги
стоят, потупя взор.
—
Стой,
стой! — прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю, как и все запорожцы, которые в
важных делах никогда не отдавались первому порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу негодования. —
Стой! и я скажу слово. А что ж вы — так бы и этак поколотил черт вашего батька! — что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что ли? Как же вы попустили такому беззаконию?
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами. На скрещении улиц
стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но
важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Встал и, покачиваясь, шаркая ногами, как старик, ушел. Раньше, чем он вернулся с бутылкой вина, Самгин уверил себя, что сейчас услышит о Марине нечто крайне
важное для него. Безбедов
стоя налил чайный стакан, отпил половину и безнадежно, с угрюмой злостью повторил...
Пожарные в касках и черных куртках
стояли у ворот дома Винокурова, не принимая участия в работе; их медные головы точно плавились, и было что-то очень
важное в черных неподвижных фигурах, с головами римских легионеров.
— Два месяца назад я здесь
стоял за портьерой… вы знаете… а вы говорили с Татьяной Павловной про письмо. Я выскочил и, вне себя, проговорился. Вы тотчас поняли, что я что-то знаю… вы не могли не понять… вы искали
важный документ и опасались за него… Подождите, Катерина Николавна, удерживайтесь еще говорить. Объявляю вам, что ваши подозрения были основательны: этот документ существует… то есть был… я его видел; это — ваше письмо к Андроникову, так ли?
Еще издали завидел я, у ворот
стояли, опершись на длинные бамбуковые посохи, жители; между ними, с
важной осанкой, с задумчивыми, серьезными лицами, в широких, простых, но чистых халатах с широким поясом, виделись — совестно и сказать «старики», непременно скажешь «старцы», с длинными седыми бородами, с зачесанными кверху и собранными в пучок на маковке волосами.
Но тут же он почувствовал, что теперь, сейчас, совершается нечто самое
важное в его душе, что его внутренняя жизнь
стоит в эту минуту как бы на колеблющихся весах, которые малейшим усилием могут быть перетянуты в ту или другую сторону. И он сделал это усилие, призывая того Бога, которого он вчера почуял в своей душе, и Бог тут же отозвался в нем. Он решил сейчас сказать ей всё.
«Конечно, надо будить: мое дело слишком
важное, я так спешил, я спешу сегодня же воротиться», — затревожился Митя; но батюшка и сторож
стояли молча, не высказывая своего мнения.
Алеша не выказал на могилке матери никакой особенной чувствительности; он только выслушал
важный и резонный рассказ Григория о сооружении плиты,
постоял понурившись и ушел, не вымолвив ни слова.
Неужели
стоило несколько минут думать о том, начинать или не начинать такое
важное дело?
Однако ж не седые усы и не
важная поступь его заставляли это делать;
стоило только поднять глаза немного вверх, чтоб увидеть причину такой почтительности: на возу сидела хорошенькая дочка с круглым личиком, с черными бровями, ровными дугами поднявшимися над светлыми карими глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками, с повязанными на голове красными и синими лентами, которые, вместе с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились на ее очаровательной головке.
«Пройдясь по залам, уставленным столами с старичками, играющими в ералаш, повернувшись в инфернальной, где уж знаменитый „Пучин“ начал свою партию против „компании“,
постояв несколько времени у одного из бильярдов, около которого, хватаясь за борт, семенил
важный старичок и еле-еле попадал в своего шара, и, заглянув в библиотеку, где какой-то генерал степенно читал через очки, далеко держа от себя газету, и записанный юноша, стараясь не шуметь, пересматривал подряд все журналы, он направился в комнату, где собирались умные люди разговаривать».
Повторяю: я и теперь не знаю,
стояла ли подпись отца на приговоре военно — судной комиссии, или это был полевой суд из одних военных. Никто не говорил об этом и никто не считал это
важным. «Закон был ясен»…
У волости уже ждали писаря несколько мужиков и
стояла запряженная крестьянская телега. Волостных дел в Суслоне было по горло. Писарь принимал всегда
важный вид, когда подходил к волости, точно полководец на поле сражения. Мужиков он держал в ежовых рукавицах, и даже Ермилыч проникался к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение...
— Арап-то какой
важный стоит внизу, — говорил Петин, — без всякой отметины, весь черный.
Он слышал, как заскрежетал под ним крупный гравий, и почувствовал острую боль в коленях. Несколько секунд он
стоял на четвереньках, оглушенный падением. Ему казалось, что сейчас проснутся все обитатели дачи, прибежит мрачный дворник в розовой рубахе, подымется крик, суматоха… Но, как и прежде, в саду была глубокая,
важная тишина. Только какой-то низкий, монотонный, жужжащий звук разносился по всему саду...
Чарльз, вытянутый и
важный, почтительно
стоял у дверей, а сам Лаптев заставлял великолепного бланжевого пойнтера Брунгильду подавать поноску.
На другой день после второго спектакля, рано утром, доктор получил записку от Майзеля с приглашением явиться к нему в дом; в post scriptum’e [Приписке (лат.).]
стояла знаменательная фраза: «по очень
важному делу». Бедный Яша Кормилицын думал сказаться больным или убежать куда-нибудь, но, как нарочно, не было под руками даже ни одного труднобольного. Скрепя сердце и натянув залежавшийся фрачишко, доктор отправился к Майзелю. Заговорщики были в сборе, кроме Тетюева.
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то
важное. В воротах фабрики
стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу попали в густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича
стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Она не топила печь, не варила себе обед и не пила чая, только поздно вечером съела кусок хлеба. И когда легла спать — ей думалось, что никогда еще жизнь ее не была такой одинокой, голой. За последние годы она привыкла жить в постоянном ожидании чего-то
важного, доброго. Вокруг нее шумно и бодро вертелась молодежь, и всегда перед нею
стояло серьезное лицо сына, творца этой тревожной, но хорошей жизни. А вот нет его, и — ничего нет.
«О чем я сейчас думал? — спросил самого себя Ромашов, оставшись один. Он утерял нить мыслей и, по непривычке думать последовательно, не мог сразу найти ее. — О чем я сейчас думал? О чем-то
важном и нужном…
Постой: надо вернуться назад… Сижу под арестом… по улице ходят люди… в детстве мама привязывала… Меня привязывала… Да, да… у солдата тоже — Я… Полковник Шульгович… Вспомнил… Ну, теперь дальше, дальше…
— Погодите,
постойте! — начал он глубокомысленным тоном. — Не позволите ли вы мне, Яков Васильич, послать ваше сочинение к одному человеку в Петербург, теперь уж лицу
важному, а прежде моему хорошему товарищу?
В одно зимнее утро, часов в одиннадцать, в кофейной был всего только один посетитель: высокий мужчина средних лет, в поношенном сюртуке, с лицом
важным, но не умным. Он
стоял у окна и мрачно глядел на открывавшийся перед ним Охотный ряд.
Парню и в самом деле хотелось рассердиться, только лень и природная сонливость превозмогали его гнев. Ему казалось, что не
стоит сердиться из-за безделицы, а важной-то причины не было!
По двору, в смолистом зное, точно мухи по стеклу, ползают усталые, сердитые монахи, а старый,
важный козёл,
стоя в дверях конюшни, смотрит умными коричневыми глазами, как люди ныряют с припёка в тень зданий, и трясёт рыжей бородой, заботливо расчёсанной конюхом.
А где-нибудь в сторонке, заложив руки за спину, поочерёдно подставляя уши новым словам и улыбаясь тёмной улыбкой, камнем
стоял Шакир, в тюбетейке, и казалось, что он пришёл сюда, чтобы наскоро помолиться, а потом быстро уйти куда-то по
важному, неотложному делу.
Потом Кожемякин
стоял в церкви, слушал, как священник, всхлипывая, читал бумагу про убийство царя, и навсегда запомнил
важные, печальные слова...
Он по-военному пристукнул каблуками и грузной походкой сытого
важного человека пошел к своему экипажу, около которого в почтительных позах, без шапок, уже
стояли сотский, сельский староста и Ярмола.
— Да что, дядя! Какая награда, говорят, малолетку? [Малолетками называются казаки, не начавшие еще действительной конной службы.] А ружье
важное, крымское! восемьдесят монетов
стоит.
Знакомый медведь
стоит с подносом, на котором лежат визитные карточки, и
важная фигура в генеральском мундире приветливо спешит нам навстречу, протягивая обе руки Андрееву-Бурлаку.
— Не без того-то, любезный, — отвечал Кирша
важным голосом. — Лукавый хитер, напустит на вас страх! Смотрите, ребята, чур не робеть! Чтоб вам ни померещилось,
стойте смирно, а пуще всего не оглядывайтесь назад.
Знание времени, поры для подсечки, без сомнения, всего
важнее в уменье удить; но сделать общее правило, когда надобно подсекать, невозможно, ибо у всякой рыбы особый клев и особая подсечка, и та изменяется по изменению характера клева и времени года; хотя о ней будет сказано при описании каждой рыбы отдельно, но это дело так важно в уменье удить, что о нем
стоит поговорить особенно.
Илья опустился на табурет. Гаврик,
стоя у двери, смотрел на него и, должно быть, был очень доволен поведением сестры, — лицо у него было
важное, победоносное.
— Вы думаете, что для них ошибаться в чем-нибудь — очень
важная вещь? Жизни не будет
стоить; скажет: ошибся, да и дело к стороне; не изболит сердцем, и телом не похудеет.
Он любил слово «юдоль». Как-то — это было уже на Святках, — когда я проходил базаром, он зазвал меня к себе в мясную лавку и, не подавая мне руки, заявил, что ему нужно поговорить со мною о каком-то очень
важном деле. Он был красен от мороза и от водки; возле него за прилавком
стоял Николка с разбойничьим лицом, держа в руке окровавленный нож.
Турусина. Вы уж и забыли? Вот прекрасно! Покорно вас благодарю. Да и я-то глупо сделала, что поручила вам. Вы человек, занятый
важными делами; когда вам помнить о бедных, несчастных, угнетенных!
Стоит заниматься этой малостью!
Я уступаю заранее, что аттестация эта будет формулирована словами:"похвально"и"благоприятно", но приятен ли будет самый факт возможности аттестации? — вот в чем вопрос, и вопрос настолько
важный, что над ним
стоит очень и очень крепко призадуматься.
— Хорошо! — сказал Ижорской
важным голосом. — Фрунт выровнен,
стоят по ранжиру… хорошо!
Ему показалось даже, что слеза блеснула в тусклых взорах Олсуфия Ивановича; он поднял глаза и увидел, что и на ресницах Клары Олсуфьевны, тут же стоявшей, тоже как будто блеснула слезинка, — что и в глазах Владимира Семеновича тоже как будто бы было что-то подобное, — что, наконец, ненарушимое и спокойное достоинство Андрея Филипповича тоже
стоило общего слезящегося участия, — что, наконец, юноша, когда-то весьма походивший на
важного советника, уже горько рыдал, пользуясь настоящей минутой…
— У вас, ваше величество, столько
важных и священных дел, что моя одинокая судьба не
стоит того, чтобы вам обо мне думать. Это святотатство. Я себе не позволю вас беспокоить.
Белесова.
Стоит думать или не
стоит, это уж мое дело. Это для меня теперь самый
важный жизненный вопрос. (Задумчиво.) Но это не лай… Какая энергия, какое благородство! Я ничего подобного в жизни не видывала. И вместе какая обида, какая обида!
Теперь же, судебным следователем, Иван Ильич чувствовал, что все, все без исключения, самые
важные, самодовольные люди — все у него в руках и что ему
стоит только написать известные слова на бумаге с заголовком, и этого
важного, самодовольного человека приведут к нему в качестве обвиняемого или свидетеля, и он будет, если он не захочет посадить его,
стоять перед ним и отвечать на его вопросы.
Но
стоит несколько поднять уровень нравственных требований, и мы увидим, что и новиковская сатира была еще очень слаба и занималась менее
важными предметами, оставляя в стороне главные и существенные.
Бедный, невинный чиновник! он не знал, что для этого общества, кроме кучи золота, нужно имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были), имя, столько у нас знакомое лакейским, чтоб швейцар его не исковеркал, и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь
важная дама, законодательница и судия гостиных, спросила бы — который это? не родня ли он князю В, или графу К? Итак, Красинский
стоял у подъезда, закутанный в шинель.
Заходим мы в один магазин, в амбар ли, уж не знаю; хозяин такой видный,
важный,
стоит за конторкой, что-то пишет.
Огарок, оставшийся от господских плохо лежавших свеч, в деревянном подсвечнике
стоял на окне, и, чтобы муж не отрывался от своего
важного занятия, Акулина вставала поправлять огарок пальцами.