Неточные совпадения
— Да, разумеется. Да что же! Я не
стою за свое, — отвечал Левин с детскою, виноватою улыбкой. «О чем бишь я спорил? — думал он. — Разумеется, и я прав и он прав, и всё прекрасно. Надо только пойти
в контору распорядиться». Он встал, потягиваясь и улыбаясь.
В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут
в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил
в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел
в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что
стоит у тогодома, у самых ворот. С того вечера он здесь не был и мимо не проходил.
Он
постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять
в контору.
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он дверь
в контору. На этот раз
в ней было очень мало народу,
стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел
в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не говорить», — мелькало
в нем. Тут одна какая-то личность из писцов,
в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать у бюро.
В углу усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
Народ расходился, полицейские возились еще с утопленницей, кто-то крикнул про
контору… Раскольников смотрел на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко… вода… не
стоит, — бормотал он про себя. — Ничего не будет, — прибавил он, — нечего ждать. Что это,
контора… А зачем Заметов не
в конторе?
Контора в десятом часу отперта…» Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом себя.
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком
в Long-street
в Капштате,
в контору омнибусов; там справитесь, куда и когда отходят они, и за четвертую часть того, что нам
стоило, можете объехать вдвое больше.
Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза
в форточках дверей, и вошли
в контору, где уже
стояли два конвойных солдата с ружьями.
К приказу была приложена огромная гербовая печать с надписью: «Печать главной господской ананьевской
конторы», а внизу
стояла приписка: «
В точности исполнить. Елена Лоснякова».
Около рудничной
конторы стоит барак для поселенцев, работающих
в копях, небольшой старый сарай, кое-как приспособленный для ночевки.
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел к
конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у своей машины руководствует, а Марья управляется
в конторе бабьим делом одна. Самое подходящее время, если бы еще старый черт не вернулся. Под новеньким навесом у самой
конторы стоял новенький тарантас,
в котором ездил Кишкин
в город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
Они прибежали
в контору. Через темный коридор Вася провел свою приятельницу к лестнице наверх, где помещался заводский архив. Нюрочка здесь никогда не бывала и остановилась
в нерешительности, но Вася уже тащил ее за руку по лестнице вверх. Дети прошли какой-то темный коридор, где
стояла поломанная мебель, и очутились, наконец,
в большой низкой комнате, уставленной по стенам шкафами с связками бумаг. Все здесь было покрыто толстым слоем пыли, как и следует быть настоящему архиву.
Господский дом
стоял как раз против
конторы, а между ними
в глубине площади тянулись каменные хлебные магазины.
Таисья выбежала провожать ее за ворота
в одном сарафане и
стояла все время, пока сани спускались к реке, объехали караванную
контору и по льду мелькнули черною точкой на ту сторону, где уползала
в лес змеей лесная глухая дорожка.
Во главе фамилии Чебаковых
стояли меднорудянский надзиратель старичок Ефим Андреич и Палач, а во главе Подседельниковых — заводский надзиратель Ястребок; первые с испокон веку обращались, главным образом, около медного рудника Крутяша, а вторые на фабрике и
в заводской
конторе, хотя и встречались перебежчики.
В одиннадцать часов довольно ненастного зимнего дня, наступившего за бурною ночью,
в которую Лиза так неожиданно появилась
в Мереве,
в бахаревской сельской
конторе, на том самом месте, на котором ночью спал доктор Розанов, теперь весело кипел не совсем чистый самовар. Около самовара
стояли четыре чайные чашки, чайник с обделанным
в олово носиком, молочный кубан с несколько замерзшим сверху настоем, бумажные сверточки чаю и сахару и связка баранок. Далее еще что-то было завязано
в салфетке.
Сначала она
стояла в заводской
конторе, куда попал Родион Антоныч крепостным писцом на три с полтиной жалованья; потом Родион Антоныч присвоил ее себе и перенес на край завода,
в бедную каморку, сырую и вонючую.
Контора Брауна «Арматор и Груз», как большинство
контор такого типа, помещалась на набережной, очень недалеко, так что не
стоило брать автомобиль. Я отпустил шофера и, едва вышел
в гавань, бросил тревожный взгляд к молу, где видел вчера «Бегущую по волнам». Хотя она была теперь сравнительно далеко от меня, я немедленно увидел ее мачты и бугшприт на том же месте, где они были ночью. Я испытал полное облегчение.
Я взял ружье и вышел. На дворе было очень темно, дул сильный ветер, так что трудно было
стоять. Я прошелся к воротам, прислушался: шумят деревья, свистит ветер, и
в саду, должно быть у мужика-дурачка, лениво подвывает собака. За воротами тьма кромешная, на линии ни одного огонька. И около того флигеля, где
в прошлом году была
контора, вдруг раздался придушенный крик...
Моя комната была во втором этаже, и из окна открывался широкий вид на реку и собственно на пристань, то есть гавань, где строились и грузились барки, на шлюз, через который барки выплывали
в Чусовую, лесопильню, приютившуюся сейчас под угором, на котором
стоял дом, где я остановился, и на красовавшуюся вдали двухэтажную караванную
контору, построенную на самом юру, на стрелке между Каменкой и Чусовой.
— А ты посчитай-ка, сколь у нас на одной Каменке калек, а тут мы все и приползем
в контору насчет пособиев… Да это и денег недостанет! Которым сплавщикам увечным — это точно, пособие бывает, а штобы нашему брату, бурлаку… Вон он, Осип-то Иваныч,
стоит, сунься-ко к нему, он те задаст такое пособие! Ишь как глазищами ворочает, вроде как осетер…
Задёрганный думами, устав от них, Артамонов младший решил молчать и ждать. Думы о Носкове не оставляли его, он хмурился, чувствовал себя больным, и
в обед, когда рабочие выходили из корпусов, он,
стоя у окна
в конторе, присматривался к ним, стараясь догадаться: кто из них социалист? Неужели — кочегар Васька, чумазый, хромой, научившийся у плотника Серафима ловко складывать насмешливые частушки?
Вечером
в конторе стояло кромешное пьянство. Ароматов спал на постели Бучинского; его место занимал дьякон Органов.
Мы подкатили к дому, где была
контора банкира. Я пошел менять; бабушка осталась ждать у подъезда; Де-Грие, генерал и Blanche
стояли в стороне, не зная, что им делать. Бабушка гневно на них посмотрела, и они ушли по дороге к воксалу.
Вера Филипповна.
Постой немножко… Дяденька ваш жалует вам пенсию, Константин Лукич, по пятидесяти рублей
в месяц; каждое первое число приходите
в контору получать.
Все молчали. Егор Михайлович велел принесть, к завтрашнему дню рекрутские деньги, по семи копеек с тягла, и, объявив, что всё кончено, распустил сходку. Толпа двинулась, надевая шапки за углом и гудя говором и шагами. Приказчик
стоял на крыльце, глядя на уходивших. Когда молодежь-Дутловы прошли за-угол, он подозвал к себе старика, который сам остановился и вошел с ним
в контору.
— Да, то-то вот, что-что разумом мелок, да как сердцем-то крепок, так и богатее нас с тобой, государь милостивый, живет. Гривной одолжит, а рубль сорвать норовит; мало бога знает, неча похвалить, татарский род проклятый, что-что крещеные! Хоша бы и мое дело: тем временем слова не сказал и дал, только
в конторе заявил, а теперь и держит словно
в кабале; стар не стар, а все
в эту пору рубль серебра
стою, а он на круг два с полтиной кладет.
Как всегда,
в девять часов к почтовой
конторе подкатилась монастырская бричка с дородной и ласковой матерью Левкадией и смешливой краснощекой послушницей Павлой на козлах; у закрытых дверей
конторы стоял седоусый Капендюхин, с трубкой
в зубах и грозно сдвинутыми бровями. Покряхтывая, мать Левкадия вылезла из брички и остановилась у крыльца, удивленная необычным выражением давно и хорошо знакомого ей добродушного лица.
Когда я дописал свою бумагу и вышел из
конторы, опрос партии еще не был окончен, и
в передней толпились арестанты. Они кучкой обступили камышинского мещанина, который
стоял среди них с тем же видом вялого равнодушия, хотя, очевидно, находился
в положении героя минуты.
Когда я, отуманенный, вышел из карцера, тюремная крыса, исполнявшая должность «старшего», опять крадучись, ползла по коридорам отбирать от надзирателей на ночь ключи
в контору, и опять Яшка бесстрашно заявлял ей, что он все еще продолжает
стоять за бога и за великого государя…
Шипучин (
стоя в дверях и обращаясь
в контору). Этот ваш подарок, дорогие сослуживцы, я буду хранить до самой смерти как воспоминание о счастливейших днях моей жизни! Да, милостивые государи! Еще раз благодарю! (Посылает воздушный поцелуй и идет к Хирину.) Мой дорогой, мой почтеннейший Кузьма Николаич!
— Значит,
в любви ему везет! — засмеялся Дегтярев. — Вот, мамочка, какой фортель я придумал… Завтра, ровно
в шесть часов вечера, я, возвращаясь из
конторы, буду проходить через городской сад, где мне нужно повидаться со смотрителем. Так вот ты, душа моя, постарайся непременно к шести часам, не позже, положить записочку
в ту мраморную вазу, которая, знаешь,
стоит налево от виноградной беседки…
Ночь уходила; пропели последние петухи; Михаил Андреевич Бодростин лежал бездыханный
в большой зале, а Иосаф Платонович Висленев сидел на изорванном кресле
в конторе; пред ним, как раз насупротив, упираясь своими ногами
в ножки его кресла, помещался огромный рыжий мужик, с длинною палкой
в руках и дремал, у дверей
стояли два другие мужика, тоже с большими палками, и оба тоже дремали, между тем как под окнами беспрестанно шмыгали дворовые женщины и ребятишки, старавшиеся приподняться на карниз и заглянуть чрез окно на убийцу, освещенного сильно нагоревшим сальным огарком.
На краю города,
в стороне от шоссе,
стоит грязное двухэтажное здание с маленькими окнами
в решетках. Поздним вечером к железным воротам подкатил автомобиль, из него вышли двое военных и прошли
в контору.
В темной
конторе чадила коптилка, вооруженные солдаты пили вино, пели песни.
Один стол был накрыт
в конторе для хозяина, мастеров и конторщиков, другой — внизу — для подмастерьев, третий —
в брошировочной для девушек. Фальцовщицы поднялись наверх и нерешительно толкались вокруг стола. Среди бутылок
стояли на больших блюдах два огромных нарезанных пирога, кругом на тарелках пестрели закуски.
Андрей Иванович вздрогнул, как от удара кнутом, и быстро обернулся. Перед ним
стоял Ляхов, заискивающе улыбался и протягивал руку. Ляхов был
в своей рабочей блузе,
в левой руке держал скребок. Андрей Иванович, бледный, неподвижно смотрел на Ляхова: он был здесь, он по-прежнему работал
в мастерской! Андрей Иванович повернулся к нему спиной и медленно пошел
в контору.
Техник отворил дверку
в палисадник и впустил первого Теркина.
Контора — бревенчатый новый флигель с зеленой крышей — задним фасом выходила
в палисадник. Против крылечка
стояла купа тополей. По обеим сторонам лесенки пустили раскидистую зелень кусты сирени и бузины.
Нетова встретил
в конторе, рядом с кабинетом, высокий, чрезвычайно красивый седой мужчина за шестьдесят лет, одетый «по-немецки» —
в длинноватый темно-кофейный сюртук и белый галстук. Он носил окладистую бороду, белее волос на голове. Работал он
стоя перед конторкой. При входе племянника он отпустил молодца, стоявшего у притолоки.
Управление многочисленными имениями, рассыпанными
в плодороднейших губерниях России,
в которых были младшие управляющие, сосредоточивалось
в главной
конторе графини, во главе которой
стоял Иван Дементьевич.
Камера дома предварительного заключения была не хуже брюссельской. Перед ним
стоял смотритель и приглашал
в контору.
Все доходы с имений привозились и сдавались Ивану Дементьевичу.
В одной из комнат
конторы стоял комод, куда ссыпались деньги по ящикам, по качеству монеты, и сам Иван Дементьевич хорошенько не знал, сколько ссыпалось и сколько расходовалось.
Служитель побежал
в контору спросить, под каким оный нумером, а генерал остался и замечает, что сзади его кто-то вздохнул. Видит, это читальщик, человек степенный,
в очках,
в углу
стоит, но не читает, а на него сверх очков смотрит, и, как генералу показалось, — с сожалением.