Неточные совпадения
Этот день мы употребили на
переход к знакомой нам грибной фанзе около озера Благодати. Опять нам пришлось мучиться
в болотах, которые после дождей стали еще непроходимее. Чтобы миновать их, мы сделали большой обход, но и это не помогло. Мы рубили деревья, кусты, устраивали гати, и все-таки наши вьючные животные вязли на каждом шагу чуть не по брюхо. Большого труда
стоило нам перейти через зыбуны и только к сумеркам удалось выбраться на твердую почву.
А спасение было так близко: один
переход — и они были бы
в фанзе отшельника-китайца, у которого мы провели прошлую ночь. Окаймляющие полянку деревья, эти безмолвные свидетели гибели шестерых людей, молчаливо
стояли и теперь. Тайга показалась мне еще угрюмее.
Это был кризис, болезненный
переход из юности
в совершеннолетие. Она не могла сладить с мыслями, точившими ее, она была больна, худела, — испуганный, упрекая себя,
стоял я возле и видел, что той самодержавной власти, с которой я мог прежде заклинать мрачных духов, у меня нет больше, мне было больно это и бесконечно жаль ее.
Но этого мало: даже собственные крестьяне некоторое время не допускали ее лично до распоряжений по торговой площади. До
перехода в ее владение они точно так же, как и крестьяне других частей, ежегодно посылали выборных, которые сообща и установляли на весь год площадный обиход. Сохранения этого порядка они домогались и теперь, так что матушке немалых усилий
стоило, чтобы одержать победу над крестьянской вольницей и осуществить свое помещичье право.
Бог знает, что нам довелось бы испытать
в нашем беспомощном сиротстве, которое было тем опаснее, что мы одни дороги домой найти не могли и наша обувь, состоявшая из мягких козловых башмачков на тонкой ранговой подшивке, не представляла удобства для
перехода в четыре версты по сырым тропинкам, на которых еще во многих местах
стояли холодные лужи.
В последних числах августа, во время больших маневров, N-ский пехотный полк совершал большой, сорокаверстный
переход от села Больших Зимовец до деревни Нагорной. День
стоял жаркий, палящий, томительный. На горизонте, серебряном от тонкой далекой пыли, дрожали прозрачные волнующиеся струйки нагретого воздуха. По обеим сторонам дороги, куда только хватал глаз, тянулось все одно и то же пространство сжатых полей с торчащими на нем желтыми колючими остатками соломы.
Высокая, обширная паперть, вдоль северной стены крытые
переходы, церковные подклеты, маленькие, высоко прорубленные окна, полусгнившая деревянная черепица на покачнувшейся главе, склонившаяся набок колокольня с выросшей на ней рябинкой, обильно поросшая ягелем крыша — все говорит, что не первое столетие
стоит свибловская церковь, но никому
в голову еще не приходило хоть маленько поправить ее.
Он
стоял и слушал, как переливались эти звуки, как окрылялись они парящею
в небеса силой, словно грозно молящие стоны и вопли целого народа, и как потом стали стихать, стихать понемногу, переходя
в более мягкие, нежные тоны — и вдруг, вместе с этим
переходом, раздался страстно-певучий, густой и полный контральто Цезарины...
На рейде
стояло несколько парусных «купцов», которые зашли
в Порто-Гранде, чтобы взять свежей провизии, налиться водой, а то и просто для того, чтобы «освежиться», выражаясь языком моряков, то есть отдохнуть после длинного
перехода.
Пушки их на нем расставлены; драгуны спешились и посылают шведам свои посылки на разрешение; знамена веют по воздуху; литаврщик
в своей колясочке бьет переправу; плотники с топорами и кирками
стоят на зубьях разрушенного моста; работа кипит под тучею пуль и картечи; перекладины утверждены; драгуны перебираются по этому смертному
переходу, и — пасс Эмбаха завоеван.
Поистине величайшая задача, которая
стоит перед Россией, как и перед всем миром, это — задача выхода из кровавого круга революций и реакций,
перехода в другое измерение.
Роман и его друзья
стояли на том, что нужно подготавливать армию рабочих, содействовать
переходу крестьян
в фабричных и пропагандировать социализм среди рабочих.
«Русская экспедиция
стоила собственно Франции менее 50 000 человек; русская армия
в отступлении из Вильны
в Москву
в различных сражениях потеряла
в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы
стоил жизни 100 000 русских, умерших от холода и нищеты
в лесах; наконец, во время своего
перехода от Москвы к Одеру, русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе
в Вильну, она состояла только из 50 000 людей, а
в Калише менее 18 000».]