Неточные совпадения
«В ней действительно есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», — нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно подумал он, допил вино, встал и подошел к окну.
Над городом стояли облака цвета красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен был сознаться, что ни одна из женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая. Было что-то обидное в том, что неиспытанное волнение это возбуждала женщина, о которой он думал не лестно для нее.
Он хорошо помнил опыт Москвы пятого года и не выходил на улицу в день 27 февраля. Один, в нетопленой комнате, освещенной жалким огоньком огарка стеариновой свечи, он
стоял у окна и смотрел во тьму позднего вечера, она в двух местах зловеще, докрасна раскалена была заревами пожаров и как будто плавилась, зарева росли, растекались, угрожая раскалить весь воздух
над городом. Где-то далеко не торопясь вползали вверх разноцветные огненные шарики ракет и так же медленно опускались за крыши домов.
— «Как точка
над i», — вспомнил Самгин стих Мюссе, — и тотчас совершенно отчетливо представил, как этот блестящий шарик кружится, обегая землю, а земля вертится, по спирали, вокруг солнца, стремительно — и тоже по спирали — падающего в безмерное пространство; а на земле, на ничтожнейшей точке ее, в маленьком
городе, где воют собаки, на пустынной улице, в деревянной клетке,
стоит и смотрит в мертвое лицо луны некто Клим Самгин.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на берег Сены.
Над нею шум
города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов. На черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах. Черная баржа прилепилась к берегу, на борту ее
стоял человек, щупая воду длинным шестом, с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Стояли мохнатые дни августа,
над городом ползли сизые тучи, по улицам — тени, люди шагали необычно быстро.
Кое-где стучали в доску, лениво раздавалось откуда-то протяжное: «Слушай!» Только от собачьего лая
стоял глухой гул
над городом. Но все превозмогала тишина, темнота и невозмутимый покой.
Он нагнал ее в двух верстах от своего дома, возле березовой рощицы, на большой дороге в уездный
город. Солнце
стояло низко
над небосклоном — и все кругом внезапно побагровело: деревья, травы и земля.
Близ Москвы, между Можайском и Калужской дорогой, небольшая возвышенность царит
над всем
городом. Это те Воробьевы горы, о которых я упоминал в первых воспоминаниях юности. Весь
город стелется у их подошвы, с их высот один из самых изящных видов на Москву. Здесь
стоял плачущий Иоанн Грозный, тогда еще молодой развратник, и смотрел, как горела его столица; здесь явился перед ним иерей Сильвестр и строгим словом пересоздал на двадцать лет гениального изверга.
Могила отца была обнесена решеткой и заросла травой.
Над ней
стоял деревянный крест, и краткая надпись передавала кратчайшее содержание жизни: родился тогда-то, был судьей, умер тогда-то… На камень не было денег у осиротевшей семьи. Пока мы были в
городе, мать и сестра каждую весну приносили на могилу венки из цветов. Потом нас всех разнесло по широкому свету. Могила
стояла одинокая, и теперь, наверное, от нее не осталось следа…
Мы перебрались на одну кровать, у самого окна, и лепились у стекол, заглядывая в эти щели, прислушиваясь к шуму и делясь своими впечатлениями,
над которыми, как огненная арка
над городом, властно
стояло одно значительное слово: царь!
Незаметно плывет
над Волгой солнце; каждый час всё вокруг ново, всё меняется; зеленые горы — как пышные складки на богатой одежде земли; по берегам
стоят города и села, точно пряничные издали; золотой осенний лист плывет по воде.
Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами,
над городом стоял радостный звон колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались густыми толпами по улицам, на площадях и даже далеко в поле.
Снился ей желтый песчаный курган за болотом, по дороге в
город. На краю его,
над обрывом, спускавшимся к ямам, где брали песок,
стоял Павел и голосом Андрея тихо, звучно пел...
Впрочем, странный человек пошел покорно, как заведенная машина, туда, где
над городом стояло зарево и, точно венец, плавало в воздухе кольцо электрических огней
над зданием газетного дома…
Подумает ли кто-нибудь в Лозищах, что двое лозищан
стоят в эту минуту в чужом
городе, где
над ними сейчас издевались, точно они не христиане и приехали сюда на посмешище…
Аннушка прочитала свои молитвы, и обе девушки стали раздеваться. Потом Роза завернула газовый рожок, и свет погас. Через некоторое время в темноте обозначилось окно, а за окном высоко
над продолжающим гудеть огромным
городом стояла небольшая, бледная луна.
Город был насыщен зноем, заборы, стены домов, земля — всё дышало мутным, горячим дыханием, в неподвижном воздухе
стояла дымка пыли, жаркий блеск солнца яростно слепил глаза.
Над заборами тяжело и мёртво висели вялые, жухлые ветви деревьев, душные серые тени лежали под ногами. То и дело встречались тёмные оборванные мужики, бабы с детьми на руках, под ноги тоже совались полуголые дети и назойливо ныли, простирая руки за милостыней.
Крепко стиснув зубы, Матвей оглядывался назад — в чистом и прозрачном небе низко
над городом стояло солнце, отражаясь в стёклах окон десятками огней, и каждый из них дышал жаром вслед Матвею.
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною, в комнату заглядывали душные тени. День был пёстрый,
над Ляховским болотом
стояла сизая, плотная туча, от неё не торопясь отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли на
город, и тени их ощупывали дом, деревья, ползали по двору, безмолвно лезли в окно, ложились на пол. И казалось, что дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
В бескрасочной мутной дали полинявших полей, на краю неба
стояла горой синеватая туча, от неё лениво отрывались тяжёлые клочья и ползли к
городу низко
над холмами.
Действительно, это было так: она явилась, как рука, греющая и веселящая сердце. И как ни отдаленно от всего, на высоком пьедестале из мраморных морских див,
стояла «Бегущая по волнам», — была она не одна. За ней грезился высоко поднятый волной бугшприт огромного корабля, несущего
над водой эту фигуру, прямо, вперед, рассекая
город и ночь.
До лета прошлого года другою гордостью квартала была Нунча, торговка овощами, — самый веселый человек в мире и первая красавица нашего угла, —
над ним солнце
стоит всегда немножко дольше, чем
над другими частями
города. Фонтан, конечно, остался доныне таким, как был всегда; всё более желтея от времени, он долго будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные дети не стареют и не устают в играх.
Пароход на всех парах шел к
городу. От сотрясения его корпуса на столах дрожали и звенели бутылки, и этот дребезжащий жалобный звук был слышен Фоме яснее всего.
Над ним
стояла толпа людей и говорила ему злые и обидные вещи.
Вечерняя заря тихо гасла. Казалось, там, на западе, опускается в землю огромный пурпурный занавес, открывая бездонную глубь неба и веселый блеск звезд, играющих в нем. Вдали, в темной массе
города, невидимая рука сеяла огни, а здесь в молчаливом покое
стоял лес, черной стеной вздымаясь до неба… Луна еще не взошла,
над полем лежал теплый сумрак…
Подойдя однажды к платформе, я увидел на ней Урманова, Он
стоял на краю и смотрел по направлению к Москве. Полотно дороги лежало между откосами насыпи, пустынное, с двумя парами рельсов и линией телеграфных столбов. Взгляд убегал далеко вперед, за этими суживающимися полосками, которые терялись вдали, и
над ними вился тот дымок или туман, по которому узнается присутствие невидного большого и шумного
города.
С пригорка, обернувшись, видит Жегулев то вечное зарево, которое по ночам уже
стоит над всеми
городами земли. Он останавливается и долго смотрит: внимательно и строго. И с тою серьезностью и простотою в обряде, которой научился у простых людей, Жегулев становится на колена и земно кланяется далекому.
И
над городом, поверх крепостных крыш,
стояло бледное зарево от электрических огней.
В последний проезд он уже скакал через редкие
города (Киренск, Верхоленск и Олекму),
стоя в повозке и размахивая
над головой красным флагом.
Осенью
над городом неделями
стоят серые тучи, поливая крыши домов обильным дождем, бурные ручьи размывают дороги, вода реки становится рыжей и сердитой; городок замирает, люди выходят на улицы только по крайней нужде и, сидя дома, покорно ждут первого снега, играют в козла, дурачки, в свои козыри, слушают чтение пролога, минеи, а кое-где — и гражданских книг.
Он в
город приведен сегодня, взят
В тюрьму; уж суд
над ним окончен;
Костер
стоит готов — я видел сам;
У нас не любят очень долго мешкать,
Когда какой-нибудь монах обижен;
Сейчас сожгут, хотя не виноват.
И ничего не было своего: даже альбом с карточками был чужой, казенный или кем-то здесь позабытый: вместо лиц друзей и близких шли виды
города — семинария и окружной суд, — четыре незнакомые чиновника, два сидят и два
стоят над ними — какой-то выцветший архиерей — и круглая дыра до самого переплета.
Сидит на скамье, у самого края кручи, что отвесной стеной
стоит над нижним
городом и рекою…
Туман, слякоть. Из угрюмого, враждебного неба льет дождь, или мокрый снег падает. Ветер воет в темноте. Летом, бывает, светит и солнце, — тогда жаркая духота
стоит над землею, пахнет известкою, пылью, особенно летнею вонью
города… Вот мир, в котором живут герои Достоевского. Описывает он этот мир удивительно.
Балаган, отданный в распоряжение труппе фокусника,
стоял почти на конце квартала, и за ним сразу начинался большой старый парк, примыкавший к
городу. Летом должно было быть чудно хорошо в этом парке, но теперь огромные сугробы снега сплошь покрыли его аллеи и дорожки. Деревья
стояли совсем серебряные от инея, a
над всей этой белой полосой темнело темное зимнее небо, осыпанное миллиардами звезд.
Токарев и Таня сели на извозчика и поехали к
городу. Солнце садилось,
над шоссе
стояла золотистая пыль, и сам воздух казался от нее золотым. Токарев, улыбаясь, смотрел на Таню.
Резали поросных свиней, тельных коров. Резали телят на чердаках, чтоб никто не подглядел, голосистых свиней кололи в чаще леса и там палили. И ели. Пили водку и ели. В тихие дни
над каждой деревней
стоял густой, вкусный запах жареной убоины. Бабы за полцены продавали в
городе холсты.
В полуверсте от
города Монако, на высокой скале, возвышающейся
над морем, среди почти тропической растительности, в роскошном саду
стоит величественное здание казино Монте-Карло — этот храм человеческой алчности к легкой наживе.
Пьера с 13-ю другими отвели на Крымский Брод в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось,
стоял над всем
городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
И собачонка опять смеялась, и вместе с нею смеялся одинокий старик; а в это время на лавочке у печки тихо дышал сладко спящий ребенок; у порога, свернувшись кольцом, сопел и изредка бредил Кинжалка; в стены постукивал мороз; тихая ночь
стояла над всем
городом, когда проходивший по мосту старогорожанин думал, как скучно должно быть бедному старику в его одинокой хибарке, расшалившийся старик смеялся и резвился с своей Венеркой и, наконец, прочитав на ночь молитву, засыпал со сложенными на груди руками.
В здешней губернии
город Мухин есть,
стоит на горе
над Волгой.