Неточные совпадения
Огни свеч расширили комнату, — она очень велика и, наверное, когда-то служила
складом, — окон в ней не было, не было и мебели, только в углу
стояла кадка и
на краю ее висел ковш. Там, впереди, возвышался небольшой, в квадратную сажень помост, покрытый темным ковром, — ковер был так широк, что концы его, спускаясь
на пол, простирались еще
на сажень. В средине помоста — задрапированный черным стул или кресло. «Ее трон», — сообразил Самгин, продолжая чувствовать, что его обманывают.
— Какая же здесь окраина? Рядом — институт благородных девиц, дальше —
на горе — военные
склады, там часовые
стоят. Да и я — не одна, — дворник, горничная, кухарка. Во флигеле — серебряники, двое братьев, один — женатый, жена и служит горничной мне. А вот в женском смысле — одна, — неожиданно и очень просто добавила Марина.
На дворе огромного владения Ляпиных сзади особняка
стояло большое каменное здание, служившее когда-то
складом под товары, и его в конце семидесятых годов Ляпины перестроили в жилой дом, открыв здесь бесплатное общежитие для студентов университета и учеников Училища живописи и ваяния.
Причин для такого черничества в тяжелом
складе народной жизни было достаточно, а
на первом плане, конечно,
стояло неудовлетворенное личное чувство.
В шести верстах от Дуэ
на открытом месте уже
стояла Слободка, была уже
на Дуйке тюрьма, и вот по соседству мало-помалу стала вырастать резиденция: помещения для чиновников и канцелярий, церковь,
склады, лавки и проч.
Иван Миронов торговал тем, что покупал
на дровяных
складах одну сажень дров, развозил ее по городу и выкладывал так, что из сажени выходило 5 четверок, которые он продавал за ту же цену, какую
стоила четверть
на дровяном дворе.
Грузоотправители, нуждающиеся в портовой земле под
склады, возненавидели защитников памятника, так как Паран объявил свое решение: не давать участка, пока
на площади
стоит, протянув руки, «Бегущая по волнам».
Остальную Москву знакомил с туром грузинский винодел, тифлисский мещанин Сараджев, у которого такой же деревянный тур
стоял в его московском
складе на Лубянском проезде.
В комнате ее
стоял рояль, но никто не слыхал, чтоб она играла… танцевать она выучилась
на детских балах… романы она начала читать, как только перестала учить
склады… и читала их удивительно скоро…
Цирельман и его жена Этля — старая не по летам женщина, изможденная горем и голодной, бродячей жизнью — были бездетны. Они жили
на краю местечка, снимая угол у вдовы сапожника, которая, в свою очередь, нанимала за два рубля целую комнату, переделанную из яичного
склада. В огромной и пустой, как сарай, комнате, вымазанной голубой известкой,
стояли прямо
на земляном полу не отгороженные никакими занавесками две кровати: у одной стены помещалась вдова с четырехлетней девочкой, а у другой — Цирельман с женой.
Было везде тихо, тихо. Как перед грозою, когда листья замрут, и даже пыль прижимается к земле. Дороги были пустынны, шоссе как вымерло.
Стояла страстная неделя. Дни медленно проплывали — безветренные, сумрачные и теплые.
На северо-востоке все время слышались в тишине глухие буханья. Одни говорили, — большевики обстреливают город, другие, — что это добровольцы взрывают за бухтою артиллерийские
склады.
Вы так же быстро миритесь с однообразием улиц, где ряды закоптелых кирпичных домов
стоят без малейшего намека
на архитектурную красивость, где торговый и промышленный
склад накладывает
на все свою лапу и не дает вам ничего красивого и привлекательного.
В бою китайцы помогают японцам, наших раненых грабят, указания дают ложные — подводят под пули японцев, фураж и провиант добровольно не продают, устраивают
склады для неприятеля, своими часто лживыми жалобами вызывают незаслуженное наказание,
стоит отделиться по делам службы, как солдата убивают, заснёт солдат в фанзе — и тут ему покоя от манзы нет, его обкрадывают, выгонять же хозяина из его дома не позволяют — не гуманно, достаточно того, что бедному китайцу приходится стеснить свою семью
на ночь.
Сани, доверху полные добром, выезжали со двора. По улице отовсюду тянулись груженые подводы, комсомольцы правили к церкви.
На широкой площадке над рекою
стояла церковь со снятыми колоколами и сбитыми крестами. Она была превращена в
склад для конфискованных у кулаков вещей.